Юрий Иванов
Очарование и красота идеи, заполнившей разум и душу, не единожды проходят проверку реалиями жизни — идеи, соединившей в себе сияющим нимбом совокупность мечты человеческой о райской жизни и исторический опыт разумного существования, сознательного жизнетворения, идеи, объединившей естественное и сверхъестественное, идеи единства материи, эфира и сознания человека — природной истины. Проверка эта — не испытание идеи, а испытание человека. Эволюционный взрыв уже реальность, ветер разрушения — это энергия распада канонов и высвобождения живой силы, дремлющей в тисках незнания и скорбной покорности чьей–то воле. Не море топит корабль — топит ветер и нет безвыходных путей, а есть беспочвенные направления. Есть сила духа в противовес слабости веры. Есть опыт – «сын ошибок трудных» и есть сила знания. Но перед глазами трепещет реальность и явь сознания пугает пропастью, в которую можно шагнуть, отрекаясь в трудностях. Адское терпение не в том, что холодно, но в том, что есть теплое, внешнее, а не твое пока еще только рождающееся. И хватит ли сил для этих родов? Согреешь ли своим теплом хотя бы себя, не говоря о ближнем своем? Успеешь ли?
Впитывая в себя идею реальной бессмертной жизни на Земле человек волен быть созерцателем её развития. Позиция наблюдателя хороша в одном: можно переждать грехи других, мотивируя это не суть важно какими объяснениями, и только. Влиять на процесс здесь можно только в одном — ускорять собственный распад, и в первую очередь душевный, тем самым помогая обществу. Человек волен быть и активным действующим катализатором эволюции. Здесь рождается духовное зрение, зрелость, и гораздо быстрее и значимее. Готовят платформу вторые, первые пытаются на ней развернуть свою философию и потребление. Для реалиста факт остается фактом — деятельность великих подвижников истории созерцателями осознавалась лет через 100–150. Из нашей русской истории это видно по Ломоносову и Пушкину. После их ухода почти сразу разрушались академии и лицеи, теряя моторную точку жизненной активности. Да, идеи рожденные ими, жили в людях, но их авторы опередили амеб цивилизации своим реальным делом, светлым духовным подвигом служения людям да трудовыми руками, реализовавшими волновую силу своего разума. Главное было не столько в результатах их дел, сколько в устремлении их душ и сердца. Их эволюция в отличие от амеб определилась на столетия. Почему же природа не сохранила их тела в действии? Не для амеб же конечно, хранить, а для них самих? Видно груз мертвецов, тянущих живое, был очень силен, это было их — мертвецов бессилие, а не слабость духовных реалистов. Это бессилие порождало смерть, сворачивалось в инволюции.
Сила Иванова и его идеи, прежде всего, в потрясающей перспективе и глубине. Диапазон, охватывающий центр Вселенной и самую глубину Земли в единстве и неразрывности с сутью и телом человека — это мощная энергия пространства им постигнутая, а взгляд в бесконечность времени — абсолютная победа над врагом. И это реальная практика жизни, где метод — закалка.
Он не был созерцателем, он рождал ветер перемен и гасил ветер страстей человеческих. Эти потоки сошлись в каждом из нас: и тех, кто его знал, и тех, кто его ещё не узнал. И не пафос звучит в словах об Иванове — уверенность в его правоте и сила, порожденная Его Духом, реализованная в деле и теле. Не кровь гонит энергию, а энергия устремляет за собой эритроциты реализованных сердцем вихрей. Не энергия рождает эмоциональную ауру, а беспокойные мысли формируют краски эмоций и увлекают за собой энергию. Не мысли определяют Дух человека, Дух преобразует мысли в своём направлении. Не Дух порождает стихию, а она — мощная коллективная и абсолютная сила, носит его над водами. И сила эта в разуме человека! Вечный круговорот, который можно осознать и прочувствовать в постоянном опускании Духа в материю и в материализации разумного существования. Искажение такой объемной вечной спирали развития, не имеющей ни начала ни конца, может только породить множество вариаций её существования, не всегда вписывающихся в гармонию Природы. Уйти из этого или выхватить часть целого и неделимого — это все равно, что измерить бесконечность или очередной раз умереть. А всякая вариация опять же временное явление — беспокойство мысли и не более. А достигнет покоя человек — встанет рядом с Богом и с Богом в сердце. И уж как его назовут — не суть важно для него, ибо это важно лишь тому кто судит, потому что ему не хватает в жизни удовлетворения. Он лишь ответит на вопросы иной мятущейся души, прокладывающей путь к Богу.
И это не созерцательность, а активная работа в Природе, ибо не инородное тело человек в ней, а именно в Природе надо быть Победителем плохих ее качеств. Познавая ее истины, понимаешь, что значит помочь человеку не руками и диагнозом, а душой и разумом. Понимаешь, что практика без осознания идеи, а тем более без веры — это длинный путь, на котором масса трудностей и тут не до красоты и очарования. Видишь, что амёбы–вариации единого целого с их мирской потребительской суетой, жить, как раньше, уже не могут — наступили времена гениев–реалистов, идет время Иванова.