Опубликовано в «Молодежной газете» г. Луганска 25 апреля 1992г и др. изданиях
Иванова А.А., 1989г.
Прошло более девяти лет после написания этой статьи и ее первой публикации, и она кажется немного наивной, но друзья попросили напечатать ее в нашем журнале. Перечитала и рада, что каждое словечко правда, ни от чего не откажусь, ни в чем не разочаруюсь, и все это помнится так, как колыхающаяся нежная нежность тогдашних чувств, побудивших к новым знаниям, новым открытиям, познанию мира через раскрытие своих душевных струн и их более сильного звучания. И все благодаря Учителю Юрию Иванову открывшему многим людям, и мне тоже, мир Первого!
«Солнышко «Я» одно из всех огненное, пламенное ядрышко. Своими одними лучами согрею всех вас таких у меня верующих» — Учитель Иванов.
Многие ли из нас в настоящее время могут сказать, что с детства у них был нравственный живой идеал, человек, с ранних лет ставший примером, родившим в нас мечту, стремление и, если был, то не разочаровал в себе, когда мы вступили в реальную жизнь?
В моей жизни прошло много добрых, сердечных, честных людей. Но идеал? Нет! В многодетной семье в послевоенное время было много тяжелого физического труда и забот о хлебе насущном, была радость от встреч с хорошими людьми. Не могу теперь с уверенностью сказать, что не были мечтой вкусная еда или, наконец, новенькое, не с сестринских плеч, платьице. Чтобы на столе, как у соседей, стоял такой арбуз большой, чтобы его за один раз не съели. Детская мечта о кукле так и осталась мечтой, а приближение к ее осуществлению — завернутая в платок кошка. Но сейчас еще большей мечтой кажется реальность, происходящая на нашем дворе — новорожденный теленок, качающийся на ножках, со звездочкой на лбу. Мы приставляли свои лбы к этой звездочке, ласкали и целовали атласное золотисто–коричневое чудо. Больно становится, когда порой видишь типовые бетонные гетто для животных. Сколько телепередач видела с ферм, все о надоях, условиях труда доярок и ни разу об отношении к животным. Нам всем не хватает молока, а спросил ли кто у коров, что они испытывают от электрических доильных аппаратов? Я помню целый обряд, исполняемый матерью перед дойкой.
В школе идеалам учили по книжкам, так как сами учителя редко вписывались хотя бы в отдаленный жизненный пример. С Наташей Ростовой и Екатериной Островского мы тогда же не сошлись во вкусах. Все вокруг почему–то говорили не о себе. С экранов, с приемников, трибун, в школе, на работе мы слышали о ком–то: кого–то изображали, о ком–то пели, о ком–то трубили. Но ведь это ложь! Не поступать так, как поступает тот, о ком говоришь, а рядиться под него и поучать других. И все же, несмотря на то, что в уши и души нам вливали одинаковую ложь, мы выросли разными и жить стали вроде бы и похоже, но все–таки по–разному. Верх взяло то, чем наполнена душа. Одни покупали книги и «мадонны» для того, чтобы выставить их в престижную стенку, другие разыскивали какую–то бесценность прочитать, а уж если поставить на полку, то только то, что еще не раз и не два захочешь прочитать сам, предложить почитать единомышленнику. А какой сервиз? Красивенький, веселенький, чтобы было приятно налить друзьям ароматного чая.
В лихорадке, расталкивая друг друга локтями, мы гонимся за удовольствиями. Но удовольствия кратковременны, радости и покой в душу они не приносят. И каждому рано или поздно в дверь постучится вопрос. Хорошо если это вопрос: «Зачем я живу?» Ну а если : «Зачем я жил?» — когда уже ничего не исправишь. Моя жизнь, жизнь педагога, была в поисках себя в людях. Я искала и находила качества, которым хотелось следовать и подражать. Складывались уже свои убеждения, отношения к духовным ценностям, во многом отличающиеся от хрестоматийных канонов. Я очень любила маленьких детей и в детский сад пошла сознательно, хотя после школы шила, стригла и делала прически, по признанию моих друзей и коллег, лучше многих профессионалов. Как, с такими руками и 65 р. в месяц? С детьми было положено быть строгой : чтобы по «Программе», все съели, а то санстанция может нагрянуть, отходы взвесить. Умение шить, рисовать постепенно превратило жизнь детского сада в творчество: праздничные оформления и детские костюмы, игровые и прочие уголки, пособия для занятий. Ну что еще нужно для жизни: все есть, все, глядя со стороны, легко получается. Но полной радости не было из–за болезней, тянувшихся с раннего детства. И все же я расширяла круг поисков: литература, искусство, религия. Очарование и разочарование — такой разрыв с действительностью! Многим из нас советским знаком такой круг поисков: полная самоотдача, страдание и разочарование, приведшие уже, кажется, к полному краху, потеря здоровья, безнадежности что–то изменить в личной жизни, поправить в окружающем.
Лет в 19–20 меня стали мучить сильнейшие боли в желудке. На мои настойчивые жалобы врач Ворошиловградской 4–й горбольницы, ныне занимающая ответственный пост, восклицала: «Ну что ты выдумываешь, посмотри на свой цвет лица, не ставь себе еще один диагноз!» Уже тогда я ходила с симптомами желудочного кровотечения, но меня в подробностях никто не расспрашивал, а сама я не понимала, что к чему. Однажды я, наконец, попала в областную больницу. Во время профессорского обхода я доводила до белого каления профессора (кстати, женщина и, наверное, мать) своим цветущим видом и жалобами на плохое самочувствие. Я умирала от боли и стыда. Спасибо за участие В.Е. Лейкину, великолепнейшему рентгенологу и доброму человеку. Представьте себе, что я была счастлива целый день, когда меня, в результате очередного кровотечения, послали на рентген и обнаружили: две целующиеся язвы 7х8. рубцовые деформации, стеноз, пенитрация в поджелудочную, т.е. много лет язвы открывались и закрывались сами. Уже не симулянтка! У моей постели оказался зав. хирургическим отделением т. Шевченко. За много лет я увидела устремленные на меня с состраданием глаза этих двух врачей. От операции я отказалась, отказывалась и потом несколько раз, хотя как терапевтическая больная я была совершенно безнадежна. Вот во что вылилось лечение ревматизма (я и им болела в 15 лет) аспирином и прочими лекарствами.
Жизнь сквозь постоянные изнуряющие боли, поглощающие время и сознание. Я смотрела на здоровых, не носящих в себе страшную физическую боль, как на чудо. Я удивлялась, что они могут на кого–то злиться, быть недовольными. Неужели они не понимали, как они счастливы. А мне хотелось и гостей принять и платьице новенькое сшить и в кино сходить. И все через муку. Я начала изучать массаж, самомассаж. Улучшение было, но еще долог путь был к полному выздоровлению, больничная койка не отпускала. Но уже помогала многим страждущим, не только себе. Ко мне стали обращаться медики: врачи, медсестры, массажисты с просьбой научить тому, чем владею я, «поставить» на место живот и т.д. Благодарна я Закарпатью, его целительной воде. Жил и работал тогда в «Поляне» Ганинец П.П. — чуткая душа, иглотерапевт. Спасибо ему за то, что дал толчок для исцеления души.
И вот встреча с Учителем, Человеком, который у Природы учился жить, отбирал для себя лучшие качества, отбирал в плохом и холодном для того, чтобы поделиться своим опытом с людьми. В 1986 году моя сестра написала обо мне Человеку, о котором услышала много интересного и необычного: «Помогите моей сестре как экстрасенс экстрасенсу. Она такая способная, такая, такая.., но очень болеет». Дальше будет понятно, почему именно так она написала. Юрий Иванов откликнулся сразу, что же вы, мол, к Иванову в Куйбышеве обращаетесь, если живете на родине Порфирия Корнеевича Иванова, человека, открывшего для людей секреты здоровья? Испугалась я тогда холодной воды, но слова, убеждения перевернули душу. Я почувствовала, что этот человек не «трибун», а искренен в своей огромной вере в Человека, его возможности и счастье для всех людей. Между тем жизнь шла своим чередом.
Чтобы были более понятны мои жизненные дороги, я вернусь немного назад, опишу, на чем формировалось мое отношение к миру. В 30 лет я поступила в педагогический институт. Работала методистом, заведующей. Когда я только начинала работать руководителем детского сада, я не знала, какой я буду заведующей, но твердо знала какой не буду. Не буду злой, бездушной или просто равнодушной к подчиненным. Целью моей жизни стало создание условия для работы в коллективе, где каждый день пребывало более трехсот детей. Сколько радости я получила в ответ на свои хлопоты и заботу. Мой дорогой 107–й, вы и сейчас мои дети. Иногда от пожилых заведующих я слышала: «Что ей стоит с ее внешностью?» Лет с 20–ти я иногда мечтала постареть, испытывая нескромные притязания мужчин и жестокую зависть женщин, от которых зависело решение каких–то вопросов, чаще вопросов здоровья. Ах, сколько обязанностей у заведующей и сколечко прав. Надежда только на отзывчивость, за которую благодетели хотели бы получить мзду в виде благосклонности. И что за трубы, за гардины, за ремонт, за телевизор и т.д., необходимые в детском саду. Такой, как я, только и не хватало в роли инспектора по дошкольному воспитанию Каменнобродского районо. Здание райкома партии и райсовета жители Камброда называют «Белым домом». В апреле, когда цветут одуванчики, все газоны вокруг здания усыпаны ими. Кругом чернеет земля, а маленькие солнышки, как дети, ласкают глаз прохожих. Люди проходили мимо и не отрывали от них глаз, приостанавливались, оглядывались. Вызывают меня однажды инструктор райкома партии, а затем и один из секретарей и просят привести дошкольников сорвать одуванчики, чтобы вид не портили. Я в ответ: «А экология?»
Инструктор: «Что это такое?» Все–таки я попросила заведующую одного из близлежащих д/с обезглавить одуванчики, но только чтобы детям сказали, что это на лекарство и чтобы дети не поняли, что их обманывают. Детские сады в приспособленных помещениях. Условия для детей простительные только для послевоенных лет. Зато в день района, проводимый каждую осень, малышей вытаскивали на стадион для показухи. «Ох, хорошо в стране советской жить...» Когда я поднимала вопрос о том, какой опасности подвергаются дети, которые в течение часа только в одну сторону добираются до стадиона общественным транспортом, в райкоме не постеснялись соврать обкому, что транспортировка обеспечена, а мне устроили разнос за то, что одна против района иду. Какое отчаяние я испытывала в этих бездушных стенах, как жалела за тем, во что вложила столько души и сердца. Сейчас я с ужасом думаю о том, что в детском саду мы устроили военный режим, выхолащивающий душу детей. Все только по разрешению: если рисовать, так всем елочку. Уже с детства мы воспитывали судей и лицемеров, обучая детей анализировать работы и поступки друг друга. Хорош только тот, кто тихо ведет себя в клетке. Детям даются мертвые знания, но как вести себя один на один дети не научены. В школу приходят дикари, обученные счету и чтению.
Так обострились мои, начавшие отступление, болезни, и в январе 1987 года в четырнадцатый раз я оказалась в больнице, (9–я горбольница, терапевтическое отделение) в тяжелейшем состоянии. Категорический приговор — немедленная операция и моя мольба: «Потерпите меня в терапии и я выкарабкаюсь».
Помню такой момент. Я совсем ослабела и чувствовала, что ухожу. Попросила позвать кого–нибудь, мне плохо. Соседка по палате пришла и сказала, что в отделении только сестра Вика, и она просила передать, чтобы я подошла к ней, когда мне станет лучше и она сделает мне укол. Двигаться, говорить я уже не могла, но закрыв глаза стала молить: «Матерь Божья, накрой меня причестными святыми покрывалами»... В палату зашла моя подруга Люба и, как она рассказывала, хотела кричать, подумав, что я умерла. Потом увидела тихое дыхание, стала успокаиваться, взяла меня за руку. Я не приходила долго в себя, но она уже никого не звала, зачарованная, как она много раз рассказывала, льющимся на меня сверху золотым дождем. И на этот раз я победила.
К тому времени я уже получила в городе репутацию так называемого «экстрасенса». Звонки, просьбы о встрече, посещения даже незнакомых людей развивали мои способности, но и истощали вконец силы. Мне не стоило труда поставить диагноз даже заглазно, беседуя о человеке по телефону, найти пропажу драгоценностей, предсказать какое–то событие, чью–то судьбу, описать чье–то жилище, внешность или характер человека. Стала пробовать лечить при помощи молитв и заговоров и открыла для себя целый мир потоков и цветов, которыми в буддизме управляют при помощи медитаций, а в йоге — при помощи поз и упражнений. Но молитвы мне понравились больше, т.к. в них было нравственное устремление, просьба. Помощь оказывала и на расстоянии и через воду.
Так я пошла в церковь. Меня тянула туда сила поиска истины. Мой опыт врачевания делал чудеса. Обращение к Матери Божьей вызывал не то в памяти, не то в воображении образ золотой милосердной женщины. Умом я стала понимать, что архитектура церкви, ее убранство и иконы, сотни зажженных свечей оказывают огромное влияние на психику и физическое состояние людей. Кто поверит этому миру, тот будет в плену, и я стала идти навстречу этому плену. Я видела, умом отмечала, что это хорошо отработанный веками спектакль, а душой хотела этому поверить, чтобы уйти от ужаса повседневной жизни и болезней. На лекциях по атеизму я с уверенностью стала говорить, что Иисус историческая личность, человек высокой нравственности, мудрый и справедливый. В Матери Божьей я видела собирательный образ идеальной женщины: чистой, воспитывающей сына для людей в честности и сердечности. Обращение к Иисусу, Марии — это обращение к своему «Я», но «Я» идеальному. А в церквях попы справляли службы, поспело стуча каблуками, на моих глазах торговали прямо в церкви иконами.
Еще более года в муках и сомнениях, стремлении помочь людям и понимания, что это истощает мои силы. Стала учить подруг и обращающихся ко мне за помощью людей молитвам для лечения детей, себя и близких, укрепления своего психического состояния. А сама все время была занята внутренним поиском. Я окончательно поняла, что все молитвы молены людьми, с ними передается какая–то вековая вера. Иисус для меня все больше и больше становился недосягаемым, но человеческим идеалом. У меня есть икона, художественной ценности ее я не знаю. Это не икона, а скорее портрет любящего и сострадательного человека. Ему я поверяла свои тайны, к нему взывала о помощи, в его чертах всегда находила отклик на свое внутреннее состояние. Церковь я так и не полюбила, хотя очень хотела ей поверить, а в Иисуса верила, ждала чуда.
Как мы все одиноки на Земле, хотя нас объединяет множество, кажущихся общими, интересов. Во мне пульсировал целый мир образов, красок, судеб и переплетений, и я была бесконечно одинока.
И я снова, после почти полуторагодовалого перерыва, написала письмо Юрию Иванову. В тяжелейший для меня день обострения мучительных головных болей и помощи неотложки, мне принесли газеты об Учителе, работу «Дневник инженера из Куйбышева». Никогда в моем доме не было столько радости, я словно как воду пила строки об Учителе! Как мне хотелось, чтобы работа «Дневник...» оказалась работой того человека, которому я послала письмо. Только он мог так написать, я же помнила и столько раз перечитывала его письма! А вечером пришло письмо. Я прижимала его к груди, целовала конверт, изумляя подругу, принесшую его в дом. — Что с тобой? — Не знаю. Так я стала обливаться холодной водой, голодать и учиться выполнять остальные пункты «Детки», оставленной Учителем.
Еще одно письмо и встреча в день рождения Духа Учителя 25 апреля на хуторе, куда съехались сотни людей. В доме Учителя его портреты, сделанные благодарными последователями. Я попала в какой–то новый мир не то поклонения, не то почитания. На второй день знакомства с Юрием Ивановым в одно из мгновений я вспомнила, что со мной происходило за несколько дней до этого. Ночью я проснулась не то ото сна, не то от видения. Я увидела седого красивого старика, а справа от него, чуть сзади и выше, молодого человека с благородным и простым лицом. Сквозь его тело крестом сиял как Солнце свет. Мне стало тяжело, т.к. этот свет не мог войти в меня. (Я давно уже видела, что сквозь больные органы не проникают инфракрасные лучи). У меня только одна мысль билась: «Это Иисус!» Значит он есть. Это образ, мечта, нравственность, но он есть! И вот теперь среди многих лиц, приехавших со всей страны, людей я увидела лицо Юрия Иванова, новое для меня в какой–то отстраненности и одухотворенности. Тонкое, без единой морщинки лицо, но какая–то вековая мудрость и знания, недоступные моему пониманию, в нем. Ему было лет 800–1000. Господи! Да это же то лицо, которое я видела во сне. Как он похож. А Учитель похож на того старца! Как странно! Так в жизни я встретила свой идеал, к которому стремилась всю жизнь, идеал доброты, ума, сердечности. Это была встреча не с кумиром, а с человеком, который вытащил меня из пропасти. Он стал мне рассказывать об Учителе, о его учении. Самое главное, он спокойно и с уважением отнесся к моему феномену. Он спас меня от душевного одиночества, да и просто от физической гибели. Он мой Спас.
В сентябре 1988 года Юрий приехал на родину Учителя и, как научный работник, решил испытать на себе практику природного оздоровления. 25 декабря присоединился Петр Волошин, молодой кинорежиссер из Киева, в январе природа пустила в Ореховку и меня. Все мы пережили: мягко говоря, удивление коллег, родных и знакомых, когда оставили престижные места, приличные зарплаты, городские квартиры и уехали в деревню. Можно только вообразить чего все это нам стоило! Как ?! Мало того, что перестала краситься и накручивать волосы, носить украшения, и в дождь, и в снег ходит легко одетая, без головного убора, так еще бросает престижный детский сад и уезжает в деревню?! Ну как всем объяснить, что раньше, покрутившись каждое утро часик перед зеркалом и сделав из себя «шедевр», я как–то уходила от чувства неудовлетворенности собой, от своего внешнего несовершенства, уже проявившегося во внешности нездоровья. Сколько нас, красивых и неотразимых, вышагивает по улицам, снует по коридорам и кабинетам, стоит у прилавков... А в душе? Кто заглянул нам в душу? Сами этим показушным лоском возбуждаем похотливые взгляды, лезущие нам в вырез платья, а потом удивляемся, что мужчины перевелись. Только в музее увидишь написанное самой природой женщины лицо: ласковое, нежное, а среди нас — маски, краски, замазки, побрякушки. И отношение к нам такое же поверхностное во всем. Учитель в свое время рассказывал о том, что в нашей истории на горизонт жизни вышли три человека. Первый из них, увидев зло на Земле в виде зверя, решил победить его, лишив жизни. Но зверь убил первого человека. Следом за ним вышел второй человек, который пожалел зверя и дал ему знания. Зверь не стал убивать человека, но снял с него скальп — воспользовался его знаниями. Зло не ушло из жизни, и вот на смену двум пришел третий. Третий человек пошел в засаду на зверя, дав ему возможность выйти из берлоги. Голод и терзающие ум знания заставили зверя оглянуться вокруг. Люди исказили правдивое слово в угоду своих интересов, вооружились против природы хитросплетениями искусственного и технического, тем самым умертвили его. Как важно сейчас понять происходящее сердцем. Учитель говорил, что его поймут люди природного характера, т.е. тогда, когда получив истинные знания, они не смогут идти против природы. Гораздо важнее человеку просто быть на Земле. Не важно, кто мы, важно, кто в нас. Основное в идее Учителя Иванова то, чтобы мы научились жить на Земле и не умирать. А это произойдет тогда, когда мы научимся жить в природе не захватниками, а будем хранить ее и любовь как свое око. Природа — это люди!
На весь экран лицо Учителя. Вдруг глаза оживают, камера отъезжает и ты, как зачарованный, смотришь на бесподобной человеческой красоты старца. Он говорит что–то, но звука нет. Ты тянешься услышать и действительно слышишь какие–то смутные звуки. Но эти звуки у тебя в сознании. Учитель ходил по Земле 50 лет из своей долгой и трудной жизни неся людям секреты здоровья. Мало кто услышал его. Сильно обижали в те годы Учителя. Но не об этом говорит автор сценария и экранный герой Юрий Иванов. Я смотрю фильм: «Слово о человеке», выходящий на экраны благодаря кинематографистам Украины. Я подумала, что фильм об Учителе направлен только в позитив и что каждый в нем увидит самого себя, то что близко ему. Этот фильм — проявитель: человек чистый увидит, что в нем нет лжи, хотя увиденное поражает простотой и необычностью. Думаю, ждет разочарование многих из тех, кто попытается найти в фильме «Слово о человеке» очередной источник информации! Скорее всего, почувствовав наполненность человеческой души и Природы, его примут простые люди, уставшие от бесконечных разбирательств, идущих с экранов, газетных полос, собраний и т.д.
На экране потрясающие в своей простоте строки тетрадей Учителя, а их он написал сотни. Они вводят в мир природы человека, в мгновенное состояние Природы, в котором Учитель находился и это каким–то духом, образом проникает в сознание и сердце.
Легкий образ серебристого старца от кадра к кадру трогает все струны человеческой души то необыкновенной строгостью и взыскательностью, то всепрощением и просьбой. Откровение простой русской женщины, Насти, идущей с Учителем не один десяток лет, покоряет открытостью, пониманием Учителя не буквально, а как–то по–женски душевно, и за этим видится одухотворяющая наполненность и простота всей ее жизни. Для нее слово Учителя — это путь от мысли к делу, а не наоборот.
Бесхитростный рассказ молодого человека, поверившего идее Учителя и ставшего на непростой его путь, притягивает своей верой, обновившей его душу, давшей познать себя в творчестве, радости. Именно как о Человеке идет речь, а не как о каком–то гениальном философе или феномене. Как часто люди стяжают на знаниях других, возвышаются. В этом фильме никто ни в чем не убеждают, со зрителем как бы здороваются, предлагая на своем жизненном опыте постигнуть ум и душу старца. А дальше? Кто как поверит и насколько приблизится к нему, таким и будет его дальнейшая судьба! Исповедь, идущая с экрана, приглашает людей к большому разговору об Учителе.
Открывая вам свою душу, я делюсь самым сокровенным. Для меня идеал совершенства перерос из конкретных качеств человеческого образа в многогранное, постоянно меняющееся в своем совершенстве восприятие мира. Это расширяет сознание и ведет человека в новое, небывалое, эволюционное, что помогает найти свое место в Природе, на Земле, во Вселенной. Желаем здоровья и счастья.