Литературная обработка автобиографических материалов
...Это моя дорога заставляет людей на мне строить чепуху, через попа меня отзывает Мазилкин с командировки, он мне сказал в глаза, ты поп? Как же сюда в это дело пролез? Я ему сказал вы в своем уме, да, он подтвердил. Я ему свою автобиографию зачитал о том, что я рабочий с детства, мои слова подтвердились на фактах о том, что я не поп. Меня как рабочего Мазилкин опять направляет на возложенную работу, он не знал положение райкома профсоюза, решения этого дела, значит нужна аппеляция, то тогда Мазилкину вкатывают выговор за то, что меня послал на работу. Я к телефону из Тацинской станицы звоню, чтобы с Мазилкиным дотолковаться, а он мне чуть не лопается кричит, чтобы я все бросил там и ехал домой, а то ему не клеится в жизни, я еду обратно домой, думаю, в чем же дело есть, семья моя прибыла с Армавира, правда долго сына не пускал мастер, хотел из него сделать на его труде человека, но не пришлось, нужно ехать обратно в Сулин. Все было благополучно, я работал самое главное по торговле рыбой, а теперь идет из за меня волна, полная революция. Я приезжаю, а меня Мазилкин встречает не приятно, сам не находит что сказать, а его заставляет закон это делать, что бы я больше не работал, и в конце–концов договорились мы с ревизионной комиссией тов. Григоренко, он должен мне передать тарную базу по акту. Вот уже этому делу так захотел сам лично народ, тот кто не терпели этим дело, но стонали в койке, он был не в силе этого сделать, чего моя судьба искала, она от этого уходила сама, но народ ничего против меня не сделал, раз наметилось не работать, нужно практику своего учения показывать на больных, чего я научился и что мне дала природа, сильна она от всех нас, поэтому так и получилось. Я получил на хлеб книжки, нужно было работать, а мне ввели якобы я от работы отказался, а книжки решали всю жизнь, и дирекция о том, что она выдала беззаконно и мне без них жизни нет. Секретарша вдовушка додумалась прибежать в мою квартиру и там сделать налет на сестру Лиду, которая собиралась за хлебом идти, и держала свои книжки в руках, секретарша нахально выхватила совсем не мои книжки, Лида испугалась, что за женщина такая, что делает с нашими книжками, выхватила, тогда говорит эта секретарша, а где книжки мои? Она говорит вот они и секретарша взяла спокойно и ушла с ними, тут же на меня супругина напасть, Уляша стала выражаться на меня, на мою всю науку стала ругаться и все мои книжки со справками попалила, зло между нашей жизнью зародилось, а я свое намеченное не бросаю. Ко мне обратился грек Николай, он мне говорит, вот мол у меня дядя болеет, уже какой день не спит, у него отмирает тело часть, чернеет палец и лезет дальше и дальше, не дает покоя, я не считаюсь с бедствиями ни с какими, иду к этому стонущему человеку, беру его обоими руками одной за лоб, а второй за ноги, убиваю я своим током его врага, т.е. болезнь, он засыпает на большое время. Когда я держал руками, наше мнение одно было, я старался ему помочь, а он ждал от меня помощи и так оно и получилось. Этот старик меня не дождался больше, я признал, что я силен, зачем я это буду делать, я искал такого человека, кто бы меня взял на свое иждивение и помог мне это сделать. Я не видал этого человека, а на суд на Мазилкина подал, но чтобы высудить свое право опять на работу, этого не хотела сама природа, она меня заставила, чтобы я вернулся обратно в Донбасс, и там свои качества показал на больных людях, я одно время с женой даже не имел денег купить угля, собирал на железной дороге в ведро по уголинке, жена мне говорит, что с тобою сделалось, что мы так плохо живем, даже не имеем средств протопить печь, я ей говорю я видел вперед, ничего Уляша все будет, машинами будем получать за мое все, о чем я думаю и гадаю, у меня минуты дороги никогда не проходили без этого всего, раз я наметил от природы это получить, то мне эти качества дались из–за моего переживания, и моего терпения. Это не даром меня начальство гонит, они меня не знают, меня ведь ведет природа к этому делу за нос, она слышит человека, кто просит не такого человека, как он когда–то был и умер, его не вернешь. Человек эти муки не хочет их иметь у себя, он ждет второго человека с дарами своими, найденными качествами, которых он сам получил от природы, как со сковороды яичницу, так она мне передала это все, всему дело она, но не мы, если она захочет, то она сделает. Я все время писал за то, что создавало мне вред, а сейчас все пишу то, что будет нужно для пользы. Мазилкин это не первого человека отличился, выгнал, что приходилось делать? А я не сробел, у меня были все найденные в природе качества, я их заимел для других, если бы я этих качеств не имел, куда бы я девался, а то я совет имел, а на этот совет людей не было, да и кто мог мне поверить, если я частично этого сделал. А когда моя родная сестра приехала в больницу Дуся, она мне об своей болезни пожалилась, я ее не просил как сестру, а рассказал, как я другим помогал, мои силы на мне были, я их уже показывал естественным путем, со мною она согласилась, не стала моему возражать, а только сказала не поможешь, то тогда пойду до врачей. Я ее стал лечить ее мозгом, т.е. ее зрением и к этому воздух тянула она в себя во внутрь, наша Дуся говорит, как мне стало легко и хорошо, сказала спасибо, я не пойду теперь к врачам, мне так заявила, а сама теперь нет боли никакой. Моя сестра меня убедила правдой, я не боялся оставить свою семью, которая через меня переживала. Илья брат мой второй, от меньших он, сына Андрея устроил в ремесленную школу и мать взяли на иждивение, мне было еще легче оставить Сулин назади, я выполнял закон природы, а он тогда существовал. Кто отказался от работы, тому шесть месяцев нигде не поступать, вот какие мои были перед всеми людьми дела, хоть ложись живой тогда в могилу, да ведь не хочется умирать, а смерть не из–за этого бывает можно сказать, если люди напрасно наседают, то обязательно природа будет на стороне твоего здоровья, идти в природу можно из–за правды, она показывала для этого дела пользу, никогда я и нигде не получал от природы плохого. Это история на человеке, не наступает со своими силами, а идет назад. Человек вооружился, он хотел из–за этого жить, а ему природа не давала, лучше будет, если я и не буду поступать на работу, я шел со своим прямо к тому, чтобы заставить природу, чтобы она этакая шла навстречу мне, а она ведь со своими созвездиями в высоте сильна, у ней очень много такого дела, за которые мы не брались. Ведь воздух он падает на нас очень и много в весе и бурлит по нас, а мы от этого всего отворачиваемся, не хотим расстаться со своим лучшим хозяйством, для нас всех это наша индивидуальная собственность, которая заставляет от нас всех уходить, т.е. сам человек, живущий на белом свете, он один тянет в гору свое индивидуальное хозяйство, для того, чтобы его окружить многими хозяйствами. Это было, оно и есть перед нами все предковые явления, оно начало заставлять всеми своими действиями самохватом в жизни, если твоего не будет на этой прикрепленной земле, то и жить не станешь, то есть великая на все человеческая надежда на то, что у тебя есть из жизненного, ты этим радуешься, как какой–то особенно король, мы ведь их сейчас в это время не имеем, они уже давно умерли, их не стало лишь потому, что они не правильно действовали, они потеряли свои и чужие вместе надежды на свое здоровье, кто же сможет этого добиться, чтобы свое все то, что я делал его нужно как янтарь выложить перед природой, о том, что это ты делал для своего вреда, а сейчас миленький ты мой, это я лично своей супруге говорил пока я в волнах ничего не стою. Но земля перед теми людьми, кто не хочет мои имеющие качества принять они для него необходимы, это закалка–тренировка, работа над собою для того, чтобы пробуждать свое тело условием, оно должно получить иные качества в жизни. Человек здоровый он должен ухаживать за собою не для того, чтобы простуживаться и не для того, чтобы болеть, а наоборот, свою силу заставить, чтобы жить и продолжать. Мы природу этим поступком заставим, чтобы она была только человеческой жизни полезная, сейчас люди не к этому приклонены, они в первую дверь дома идут и там все то, что сделали они это сами пожирают, вот какие их дела, я с ними не захотел по одной дороге идти, выбрал я дорогу одну для всех, все это имеющее на мне, что я делаю, это будет для всех нас польза, одно богатство и слава, и путь одна для всех. Если это нужно будет для природы, то она заступится за меня, я вам сейчас расскажу, как я бежал из Сулина, мне не представлялося даже знать, куда я шел и зачем меня вело. Я тогда не соображал, а только думал и ждал это все мое будет на мне обязательно, я когда выходил со двора своего дома, еще по улице Ленина жил, то мне казалось легко я тогда чувствовал, взял я направление на юг прямо, думаю идти нужно по своей улице по прямой через Ленинскую площадь, там где памятник Ленина стоял, а он мне приснился таким как будто я рассказываю за свое то, что я начал народу. Я его не видел (Ленина), но он был для меня ясен весь со своими руками и своими словами, мало того что поднес под самый нос дулю и сказал на тебе дурак. Дак вот я не собирался сделаться умным, а прежде чем быть умным нужно побыть дураком, так история никогда и нигде не рождала человека, чтобы этакое время пришло, не делало того, чего я начал, оставил я назади и площадь с памятником, ничего не сказал, только было жаль на сердце своем, неужели мне эти силы достанутся, которых ждут все люди, о том, что придет время, второй человек, он по своему заставит всех сильных жить, а те пусть как знают, если им будет угодно, с данным порядком они развили, то пусть они и продолжают. Их в этом деле борьба за свое тело, они его хоронят, но от природы не схоронишь, она найдет все его силы, заберет с собою их, ни в коем случае не отделаешься от того, что построил сам человек, это его смерть. А я все это бросаю, иду не вперед, а назад, куда сам не знаю, меня ведет сама природа, я оставил город, попал в село Сулин, откуда вышел, никто меня не видел и не спросил, куда ты мол идешь этакий, вернись ибо жизнь вся здесь. Я этого не встречал, а только думал, значит нужно было идти по этой дороге, я вышел из села, не пошел по дороге, а взял мановец прямо на город Шахты, туда мне нужно как во второй город зайти, и там свое что надо бросить для народа, пусть они ликуют, пусть они поют, а я свои слезы проливаю перед ясным теплым солнечном дне. Не было даже одной тучечки, я шел мимо восьмого километра по природе, сам смотрел по бездорожью, и напался на такое бурьянистое место, где стояла столбом колючка. Она зеленая как лук была, но острая, острей иглы, всего каких либо тысячу метров, нужно было по-деловому обходить это все, но какой же я истец, если для меня эта колючка послужит врагом, т.е. неприятностью, в природе для меня этого не бывает, есть только золотые ценности для моего тела. Так идешь, мне природа она показывает на хорошее все то, что я видел, а я вижу своими глазами очень далеко и ясно, после такого перехода будет лучше. Я так шел как на миллионных иглах, они меня низали, я от них терпел, только знал поговорку русского мужика, он так говорил взялся за гуж, не говори, что не дюж, вот какие мои были дела перед всеми, я крепко прекрепко терпел и силы напряг, чтобы вот этот промежуток тысячный пройти, хоть и трудно, но потерпелось, больше того мои ноги произвольно пережили. Нужно было что по медицинскому искусству требуется спирт, чтобы обмыть эту правду и марлею обвязать для того, чтобы кровь не прогрессировала, а в природе этого нет, я спускался в вершину Юту, а там свиньи повырыли себе солнечные ванны, я туда забрался, как в санаторию грязевых условий и там до тех пор полежал, пока перестало все щипать, я стал бодр и силен себя заставить свое намеченное совершить. Я назад только посмотрел, где остался мой родной город Сулин, и вспомнил про семью свою, я же изыскатель того чего это будет для всех нужно, мое здоровье должно заставить своим понятием все человечество обратить внимание, кто это шлялся в этих условиях. А сейчас я чувствую не так как я чувствовал после двенадцатичасового дня в глубокой шахте, а потом я вылазил и что же я там делал, старался по закону покушать, а потом брался за сон, спать, думал я, что отдыхаю, когда приходило четырехчасовое утро, рано нужно было вставать, то у тебя тело хуже было, чем оно сейчас после этого переживания. Я иду и думаю за народ шахтерский, не найдется ли здесь какой–либо человек, чтобы меня вернуть назад, как блюститель порядка этого не встречал, а прошел возле вокзала, попал под мост железной дороги, и старался я оставить нефтяную базу вправо, стал подниматься по бугорку, еще тогда не было трамваев. Я зашел на прежнюю шоссейную дорогу и по ней вышел на улицу Третьего Интернационала, и вот думаю сейчас прицепится какой–либо блюститель, я шел в одних трусиках, а одежда была вся в портфеле, не такой хожу, как все ходят по этому городу. Я ждал вот–вот скоро на меня станут учиться люди, которые не признают меня человеком, так нет, этого я не встречал, а увидел далеко стоит очередь женщин за водою под колонкой крана, и все стараются от жары скрыться. Мне в то жаркое время не хотелось воды, я не кушал ничего, да и не требовалось даже какого–либо питания другого, только пожелалось побеспокоить этих женщин своим поступком и своею мыслью, она меня заставила то сказать, о чем никто и никогда так не мыслил, а я помыслил, говорю сам себе, если только эти женщины мне дадут воды, то я возвращаюсь назад, идти некуда было, а раз не дадут воды, то я продолжаю свое намеченное, говорят так без дороженьки и истории нет. А сейчас она в деле продолжается, эти женщины они ошиблись меня за хорошего человека посчитать, я для них себя строил, даже сменил шаг, чтобы не ошибиться, вежливость небывалую представил за то, чтобы они обо мне поняли. Я обращаюсь к одной женщине с извинением, говорю вы меня извините пожалуйста, которая два ведра воды набрала и несла на коромыслах, она никогда и ни от кого таких слов не слышала, как я ее мамой назвал, говорю, мам, она на меня глянула и приостановилась, а я тут же ласково ей сказал, дайте мне пожалуйста напиться воды, она скоро ответила о том, что у нее кружки не было, она по моему выводу мной побрезговала. Вот тут–то я свои глаза не сдержал, стал их показывать природе, она меня толк со всех сторон под бока, пробудила мои чувства, они простили мне за этот поступок, и пошел я по городу дальше, смотрю на блюстителя и жду к себе, чтобы он в это дело вмешался, а его след простыл, он в то время отсутствовал, только я когда стал подходить к базару, я шел по той дороге, которая меня вела на Каменоломни. В левую сторону я увидел сидевшую пьяную до зубов кучку брошенных людей от мира, они тоже меня увидели, посчитали себя такими как и я был, их заставила меня к себе пригласить, я сам себе сказал, вы ошиблись на мне, меня считать своим. Только отошел дальше, стал продолжать по дороге своих шагов, а из балконов третьего этажа новых построенных домов раздался людской крепкий смех, ха–ха–ха, а я посмотрел, одна вельможа разодетая говорила на меня, показывала пальцем, как на какого–то неряху, я да был отшельник, но не такой, как эта дама подумала и сказала обо мне и вот все же с большим трудом, с великою жизнью, я так не оставлял никогда город без всякой пищи и воды. Мне ничего не хотелось, только я вперед рвался, я наметил быть в Новочеркасске на старой Базарной улице N 12, там жил Иван Климович Захаров, он был старообрядческий батюшка, с мужиков, научился поповать, кое–когда я к нему заезжал по хорошей жизни, а сейчас к нему заглянул по самой плохой жизни, и вот я иду да подумываю, что же будет завтра со мною, если я переночую у Ивана Климовича, нужно же что–то делать. У меня на пути моего прохода никогда ошибок не встречалось, а всегда помогали люди, прошел я по шоссе да по солнечной погоде, Каменоломни я просмотрел глазами, попал в Персиановские степи, все я видел военные дела, так обо мне никто не подумал да и думать не приходилось за такого человека, как я был тогда. Прошел возле агрономического учебного заведения до самого Хотунка, ничего не встречал по чистому полю, в Хотунке нужно было напиться, я воздержался, во мне тогда служил воздух, я на него надеялся как на естественную вещь. Свернул по–над железной дорогой, пошел в левую сторону, через железнодорожный мост, который лежал через реку Тузлук, она впадала в Дон в Аксае, иду по окраине города, а на меня набрел блюститель порядка, с извинением меня остановил, спросил меня, куда я шел, я ему дал точный адрес, с которым он не согласился, и пошел со мною туда. Это уже моя была им построенная помощь, он меня привел к Ивану Климовичу, только у меня не было уверенности о том, что он меня примет к себе, а получилось другое, я когда вошел во двор, поздоровался, сказал здравствуйте, все как один со мною поздоровались, Иван Климович, матушка и Мария, они в один голос сказали здравствуйте. Я увидел перед собою не то, что я думал, у них только спросил блюститель, вы его знаете? Они от меня от такого не отказались, я стоял правда в рубашке в серенькой, да в брюках шевиотовых, как с иголочки чистенькой, только крепко заросший в волосе, как же мы откажемся, улыбнувшись, сказал батюшка и сейчас же нас всех блюститель порядка оставил в покое, мы стали говорить за все встречающее положение, в котором я очутился. Я им много не давал того, чего следует, но все батюшка с матушкой знали обо мне, что я неверующий человек в их дело, я их силам хоть и не верю, но может быть больше от всех выполняю, только в будущую пользу, а сейчас вот смотрите на меня, если есть кто–либо я у них спрашиваю из больных? Дайте мне его, может быть я чего ему сделаю, думаю что я помогу ему. А батюшка за меня уцепился как за полезного человека, только эта польза для того чтобы осталась, он рисует мне картину умирающею на других, а сколько их уже таких людей с литургиею поумирали и умрет же эта женщина, она нажилась на белом свете, ей уже нужно помирать. А я ему говорю, ты не ходи со своею службою, дай я пойду вперед со своим намерением, если я не подниму ее на ноги, то тогда ты будешь свое продолжать, а если я подниму ее на ноги, то зачем тебе служить, она ведь сделалась здорова. Иван Климович на такое действие не пошел, он подумал так, это были мои слова, но не его вещь провожать с этим в могилу, так оно и получилось. Эта женщина не выдержала и умерла, и при батюшкиной службе. Я им очень много такого чудесного рассказал, они по–своему выявили, все это от бога происходит, правда я не молился, чтобы на горе бога видеть с ним разговаривать, но за историю прочитывал, это было когда–то, а сейчас небывало, я без ужина попросил матушку, чтобы она мне послала постель, я сейчас же снял свою до трусов одежду, сам лег спать, не для того чтобы потягиваться в этой твердой постели на которой я себя уложил, да к тому же без всякой пищи. Я в таких еще санях не катался и не был мой желудок, что бы натощак он когда ложился. Это впервые я его заставил, чтобы он сознательно переживал, для того, чтобы сил набраться и без этого бывать, моя истина говорить, но профессора Ранке в своей книге рисует даже какую и где пищу когда употреблять, и самое главное без оружия нельзя никак жить. Я заставил о многом подумать в своей постели, не спать, а с боку на бок себя ворочал не давал мозгу себе склониться чтобы уснуть, это плюс мне будет в моем проходе, а минус если буду спать. Я слушаю хозяйский шорох, улаживаются спать, говорят между собою, что это за такое, что наш гость не сел кушать, аль где он накушался, они не знали, что я для них надумал, быть над моею одеждою сторожами, хранить ее как свое око. Им было не до меня, а до своего сна в котором они готовились, я тоже этого хотел, чтобы они глубоким сном все уснули, для того, чтобы свое намеченное у них совершить, сплю не сплю по–ихнему, а они как чуть только себя уложили в подушки, тут же захрапели, мое дело на горизонте, стояло время летнее уже подходило к тому, что в поле рожь стала цвести, а жаворонки в воздухе пели, только ночь была в тишине да темная без лунного света. Время их часы точно пробили, было как раз двенадцать часов, а у меня в моем сердце тук и тук, тоже я поднимался не спавши с этого условия, сам за собою все открыл и закрыл и с тем ушел, выхожу я на улицу, по которой только столбы с электрическими фонарями стояли, и виднелась дорога от света, я повернул вправо и вверх прямо пошел возле базара, а чтобы никто меня не видал, этого я не встречал, а была частичная встреча, по дороге мне перебегали часто со своим направлением кошечки. Они когда свои глаза на меня повернут как я теперь показывают масквичовой свет. Я очень и много раз видел и хотел чтобы они больше не прогрессировали, а лучше встретиться с человеками. А в то самое время перед утром спалось человеку. Он не хотел даже глянуть в свое окошко и посмотреть, кто там в это время шлялся. Я как раз по этой улице проходил, на которой стоял институт политехнический. Я здесь тоже в это время и шел, чтобы кого–либо заметил, я не видел никого и не слышал, пока вышел на окраину города, там выскочила по дороге с Новочеркасска какая–либо запряженная лошадьми подвода, особенно я прошел мимо хозяйства виноградника. Переходил через дорогу, которая тянулась на Ростов–на–Дону и попал на ту дорогу которая вела в станицу Грушавскую. А женщины две несли в ведрах молоко на коромыслах. Почему их пробрал смех, они смеялись с меня. А офицер Красной Армии ехал на коне, тоже на мое бронзовое тело смотрел. Как раз я должен спуститься в край этой станицы. Она начиналась почти от Новочеркасска, а заканчивалась почти возле Родионовки по–над речкой... Она станицу сохраняла, я как раз в нее спустился и пошел по улице. Где тогда в то время взялся туман, не видать куда идти, только гарантировался. Нужно плыть через реку, я поплыл через реку, словом перебрался на ту сторону где пришлось идти по лугу, не видать белого света я и шел по туману. Только в воздухе в высоте пели свои песни птички. Они давали мне знать, куда я чтоб шел. Я держался правильно на Новошахтинск, чтобы побывать у своего близкого по детству друга Ивана Алексеевича, он работает н–к 11–го участка шахты О.Г.П.У. Все же он выучился своему делу, он строитель горных шахт его дело сейчас с коллективом вместе трудиться давать стране уголь, а за это дело получить деньги. Я подумал так а может быть он мне поможет, так как другим истицам помогали его близкие друзья по жизни. Он должен пойти навстречу моему учению, если он поймет его. У него есть деньги, есть чем помочь, это его бы было дело в этом пути моего учения, а его не все понимают, все любят больше деньги получать. А мое учение от его уходят все. Я ведь иду и надеюсь на природу, на ее силы. Мне сейчас чувствительность большая только в хорошую сторону, которая должна быть в последствии завоевания. Я об этом знаю, что мои шаги они и на Кавказе не даром ступали только для будущего поколения. Их заставила природа, люди стонущие выпросили у ней меня. Я же пришел сюда на землю для того, чтоб мною нуждающий человек здорового характера не капризничал. Я наметил, чтоб бедного страдающего больного человека в его болезни освободить и дать ему волю, для того чтобы он не стонал. Вот моя задача для всех. Сделается человек сильным, чтобы он сам свое здоровье вернул назад умеючи. А сейчас мое тело слышит где–то там далеко–далеко слова говорятся человеком. Я как будто вместе такое проходил, но чтобы слышать я не слышал, но чтобы с кем–либо поговорить я пробирался с этого лугу и поднимался на гору. Мне показалось передо мною вот сияющие вокруг облака, солнышко появилось, стало давать свое тепло, и тут же жаворонки песни пели. Как было в то время радостно, без всякого оружия и запасу нету по такой местности, которая меня тянула туда. В то место, в котором тянулась одна проселочная дорога. Я ее еще не видел. А в самого такая мысль зародилась, выпросить в природе, какой либо рожденный живой факт. Хоть чтобы появилась я говорю природы и с нею делюсь мнением природа дай мне это. Иду я по дороге по проселочной и вот хотя бы откуда взялся серенький зайчик с под какого–то кустика прыг и тут же остановился и свои слова сказал мне, спросил чего я хожу здесь я бы ему как нашему зайчику, ответил. Но мне на это счастье открывается небывало живая вещь, по дороге идет борзая собака. Она меня заставила на нее смотреть на то место, где вечно люди ездят на своих животных взад и вперед. Я серьезно обратился со вниманием на то, что мне дала природа. Она моему испытанию пошла навстречу своими силами. Мне их показала на встречающей собаке. Она сроду не видала такого и не слышала человека, как я сам себя заставил с нею поступить. Мое сердце с душою отнеслось к этому добродушно. И сейчас же я ему применил имя вновь рожденное его назвал мальчик. А он на мой голос остановился, и стал меня к себе ждать, я ему свои слова так бросал, чтобы он меня полюбил. Он стоит как врытый и мотает хвостом. Значит друг по жизни, я сам себе говорю. А он неотрывно на меня смотрит и ждет меня к себе. Вот–вот я должен к нему подойти. И что–либо хорошенького ему рассказать по пути. Он меня дождался из своими словами. Мальчик я ему говорю. Я когда к нему подошел, я не мог, чтобы в меня от радости не выступила на глазах слезина. Она меня заставила устно с нею разговаривать. И вот мы начинаем с нею дружить и над собою работу проводить. Он меня понял как любимого друга в природе. С кем мы стали разговаривать о своих. Это небывалая встреча с мальчиком, при таком жарком дне. Одно ведь солнышко пекло без всяких туч и ветер себя иным показывал. Для нас обоих было хорошо, особенно мне подтверждало, что я природой не обижен, а награжденный дарами. Я мальчику говорю, идем со мною дальше. Он меня стал слушать, хочет послужить как другу. Своему близкому. Я рад был до бесконечности, его по спине глажу правой рукой. Ему говорю мы теперь будем двое с тобою, такие любимые друзья, нас никто не разлучает лишь потому, что нас подружила мать–природа. Я у ней этого выпросил, она мне этого дала, я ей очень благодарен спасибо ей и спасибо за то, что она про мое переживание не забыла. Идем дальше, ты мой друг по моей жизни. Я ведь не имею никакого оружия, никакого запаса, а иду за счет личного времени. Если нужен природе, она хранит, не нужен ей буду я, уберет вон, это ее силы. Как же не будешь нужен, все люди этого человека ждут. Люди верующие крепко говорят о том, что придет время такое, что сам господь за наше нарушение будет судить. Все себя признают грешными за что–то. Господь ждет этого, он придет с неба в сияющей одежде. Вот тогда–то загремит гром и заблескает молния и ангелы затрубят, будет страшный суд. Одни заслужат внимание, а другие нет. Он скажет тем, кто не заслужил. Отойдите от меня и сотворите то, что я нашел. Это дорога моя мне все страдание отдаст природа, я оторвался от мира. Меня он не полюбил, выгнал вон от себя. Я в своей форме не понравился, чтобы быть с ними вместе ихнее намеченное строить. Я ведь не хочу быть таким умным как оно есть во всех людях. Они ведь рожденные с появления жизни умными быть. И умирают тоже умными. Я и раньше не считался человеком, меня звали Паршек. И вот этому Паршеку досталось перед народом. Его все воры до одного человека живого обличали быть вор. Сколько я себя оправдывал этого не делать, хотел показать ответственника. А мне природа говорит, зачем это ты этого делаешь. На этой земле живут все нелегально. Это не люди мира, а убийцы, они не хотят, чтобы ты жил и чего–то хорошего добился. Если вот этот батюшка он свой человек же и тогда согласился мою одежду скрыть. Якобы меня у него не было это, но говорит, вся семья призналась якобы я пошел в реку купаться и там затонул, как их природа заставила обо мне думать. После моего ухода в природу, они мою одежду не хотели выявить, чтобы она оказалась жива. Вот что народ хочет смерти, чтобы я умер от этого. А мне на мое счастье такое, которое сам я выпросил в природе она дала в этом. Иду я теперь смело, знаю о том, что она за меня не забудет, а хочет меня показать не таким, как все помирают. Вот какие дела наши я говорю, мы будем природы самые любимые друзья, если она меня только не забудет а разрешит мне этими силами распоряжаться. Я не буду простуживаться и не буду болеть своим телом. Моя жизнь протянется из–за своей единственной пользы, которую я буду иметь. Она заставит все человечество обращать свое безсильное внимание. Я сделаюсь бронзовым, но не таким, как все люди умирающие. Если я буду ей для этого дела нужен, то она меня научит, что сделать. Я не пришел, как это говорят, верующих спасать лишь потому, что они не виноваты за свою такую веру, которая их заставляет обманывать самих. Верующий крепко верит, но чтобы выполнять он не хочет этого делать. Говорит тяжело, а раз тяжело, он этого не делает. Какой же он верующий человек? Если он не выполняет. Ему надо искать бедного человека страдающего в этом и ему без осуждения помочь, чтобы он не страдал. А у нас стоят старцы ради христа просят. Им кто–либо помог? Чтобы они не стояли, они стояли и будут стоять. Говорят так легче тому человеку будет, кто об этом ничего не знает и ничего не выполняет. Этому человеку будет легче и простительно. Если это будет. Говорят печь будет раскаленная, этого не будет. А будет представленная атмосфера, человек добьется, сделается хозяин. Он будет в воздухе жить и будет в воде тоже находиться, ему природа откроет все свое то, что будет надо.
Идем, говорю я мальчику, со мною ты не пропадешь. Так как проходят все животные собаки. Слугой служи все время хозяину, впоследствии стареешь, тебя убивают. Это не человека жизнь, а просто нарушителя всех законов в природе. Я не знаю, будет ли на этом месте история доказывать обо мне. Это факты живые. Я иду по белому свету не так, как все и такими правами пользуюсь, как никто. Зачем мне этот больной человек сдался, что я ему помогаю, он от меня получает здоровье, я его исцеляю. Это ли не он? Это он будет, тот человек, за которого говорят все. История она в жизни она мне не даром дала мальчика, чтобы я узнал за него деятельность. Вот сейчас начнется игра между мной и мальчиком. Мы живем оба по природному изложению, что она даст через свойства и естества, то мы будем делать. Нашего мальчика можно будет только простить как мальчика, чтобы он был мне как человеку другом в своей работе. Я и к нему как к мальчику, он смотрит и обращает внимание на то, что я его заставляю бежать туда, куда ему своею рукой покажу. Мальчик не мой, как все приобщают к себе, он служит природы. Своим поступком и своею любовью ко всей природы. Он этого и делает, чего надо только природы. Природа нас она заставляет, чтобы мы отыскивали с ним кусок хлеба. Она нас питала всеми своими силами, естеством нас пробуждала. Но не пищею как все питаются. Особенно человек такой же, как и я сейчас, не кушаю и не стараюсь быть трусом перед природой. Я хочу таким, как и мальчик. Он тоже от меня не просит, чтобы я ему давал есть. Я его заставил не птички в воздухе ловить, а с ними играться для того, чтобы птичка, которая играла и веселилась в высоте. А теперь она свои крылышки направила сесть передохнуть на каком–либо кустику. А мой друг мальчик со своею любовью подбежал, чтобы подружить с этой птичкой, которая его напугалась и полетела дальше. Мальчик от этого дела бежит назад. Хочет мне сказать мол она с мною не хочет дружить. Боится меня, как хищной собаки. Я же не такая, как все, мне говорит мальчик. Я его понимаю, но не мог я тоже дальше терпеть. Как за собаку, в пути родилась жалость за этого мальчика. Он был зависим от меня. Я его должен покормить. И вот откуда–то появилась по пути красноармейская палатка, возле как раз расположенного кургана. Где трактор пахал землю, мы услышали гул мотора, он меня заставил обратиться туда за куском хлеба только для мальчика. Это было подсобное хозяйство совхоза №109. Я туда к палатке, а там офицер лейтенант и к нему я обратился как к начальнику, ему стал рисовать картину за свою путь своей истории. Она меня заставила встретиться с этой собакой. Это мой друг по жизни. А его надо будет нам покормить, наша такая задача с вами. Мальчик то слушает и к тому он видит, что мы говорим и что мы делаем, он понимает. Офицер сейчас же ни слова не говоря пошел в палатку и там взял отрезал две скибки хлеба выносит, дает мне их обе чтобы я их взял и кормил сам эту собаку. Я беру как это полагается делаю по указанию офицера даю скибки обе ему он их обе поедает. Я его благодарю за все говорю спасибо офицеру, а сам хотел сказать мальчик. А он ко мне и голову не повернул, что сделалось с мальчиком, я не мог даже знать. А он мое богатство видел и не требовал от меня, чтобы я его кормил. Он не хочет со мною дружить так как я с ним стал дружбу проводить за счет другого, никому такое право не давалось, чтобы я его как мальчика кормил. Он не хочет со мною, изменил мне за то, что я неправильно поступил с ним, вот такие дела. Оставил этого мальчика с лейтенантом, сам двинул по дороге своей пути дальше. Только я перешел пахоту, ступнул на стерню, а перепелочка прыг из под ног. Я стал к земле присматриваться. Увидел гнездышко, а в нем лежало три яичка перепелиных. Я взял их, подержал, подумал об них. Ведь перепелка не вернется назад в это гнездышко и разрешил их выпить, как найденный продукт в природе естественного порядка, когда я выпил яички, то мне сделалось еще лучше, чем было до этого со здоровьем. Это все я оставил назади, а пошел искать нового. Иду а сам вижу издалека эту шахту О.Г.П.У., это Новошахтинск. С большим трудом я туда пробрался из своими силами. Я шел по капустникам, которые готовили рабочие. Я не знал, где находится улица Евдокимова. А на ней жил мой по детству друг Иван Алексеевич. По приходу к ним в их дом меня встретила его супруга Фаина, как ее величали по новому, а ее звали Фекла. Как друзья в жизни мы с нею тоже не встречались долго она старалась перепроситься. В чем же дело? Она у меня спросила как по детству мы были друзья в парубках. Когда это мы с нею не покосе косили сено, были гребцами. А сейчас она удивилась, спросила в чем дело. Я ей стал от начала и до конца разрисовывать, как это все начиналось и к чему должно прийти. Если вот ты больная, я ей говорю, а помощи никто тебе не даст, кроме меня. Она ухватилась за меня своею желательную головушкой, говорит мне ты как друг наш, мы тоже тебе друзья, просить тебя будем, чтобы ты моему сердцу помог. У меня большая усталость от него. Берет она в руки телефон, через коммутатор вызывает своего мужа в шахте О.Г.П.У., а девушка отвечает, кого вам надо? Начальника 11 участка Иванова. Хорошо, говорит коммутаторша, я вам сейчас соединю, тут же вызывает Фаину. Это Фаина? спрашивает Иван Алексеевич, супруг. Я, она отвечает, у телефона. Что ты хотела? спросил он у ней, она ему с радости сказала, у нас гость. Какой, он переспросил, она сказала Порфирий Корнеевич. Он дал слово сейчас же прийти. Феклуша положила обратно трубку телефона, стала просить меня, чтобы я ее полечил, я ей сказал, что я не лечу людей, а они сами себя лечат. Она меня просит, ей хочется спасения. Я, как этому делу мастер, т.е. закаленный в этом, прошел все щели, все для того, чтобы легко жить. И живу на правах природы. А теперь берусь за Феклушу, чтобы ей что либо помочь. Чтобы она чего–то делала для этого дела, чтобы быть здоровою. Надо не сидеть на одном месте, а ухаживать за собою умело. А здоровье для Феклуши все. Я с нею стал заниматься. Говорю ей, как другу по детству. Мы ведь были когда та безобразники. А сейчас вот ваш муж лично. Он инженер, занимает место очень богатое. Да, говорит Феклуша, место–то хорошее, но нет здоровья самое главное. Задыхаюсь очень крепко. А я такой, лишь бы она попросила, я ей имею свой совет, до разу будет здоровая и крепкая. А ну–ка, стань против меня. Я ее заставляю своими силами, чтобы она по просьбе моей то делала, чего ей будет надо. Она меня слушала, я ей рассказывал. За прошедшее, как мы в детстве возрастали и что делали, сам бог знает. Она стала с улыбкой все проделывать, что я ее заставляю делать. Я все прошу ее, умоляю, чтобы она не забыла, что для этого будет надо делать. Она несколько раз спрашивает за то, чтобы не сбиться с первого, а попасть на второе. Лечиться надо с ног, холодной водой надо мыть по колени. Это пробуждение нервной центральной системы, получаешь чувства. Я ее прошу, чтобы она систематически для сердца делала. Потом я ее попросил, чтобы она своим сердцем давала глазам знать, что она смотрит на него и в это время тянуть воздух во внутрь до самого отказу. Она этого сделала два или три раза, у ней сделалось хорошо и легко. Феклуша стала готовить к столу. Пока ее муж придет с работы, а мой друг. А она уже взад и вперед бегает и хвалится за свое небывалое здоровье, которое я ей дал. Я не в гостях нахожусь, а практически испытываю силы свои на Феклуше. Мне задерживаться нет зачем, нужно идти дальше. Иван Алексеевич такого никогда не видел меня. Я спрашиваю у Феклуши, мы с ней ведем смешно разговор, что же он мне скажет я говорю Феклуше. А Феклуша говорит очень просто и хорошо через мое лечение. Она мне не находила слов чем отблагодарить. Я за то что сделал Феклуше ничего не имел права брать. Удивлялась с моего поступка Феклуша я не имею права. И в эту минуту заходит Иван Алексеевич в квартиру. Он удивился с моей формы не мог слов найти что по–первости сказать, а руку подал мне сказал здравствуй. Я ему тоже подал руку и сказал здравствуй. Он плечами пожал ничего не говорит, ему было просто не так как он ожидал. Что это с тобою стало? Спросил у меня Иван Алексеевич. Я ему ответил все новое небывалое, я ведь сроду в своей жизни не ходил, да и кто может решиться этого сделать. Мне говорит Иван Алексеевич никогда таким не стану. Тогда я ему стал рисовать за пристава, как мы перед ним сумели отчитаться, за сало за ехремачкино, ведь полюбовница знала, она нам сказала о том что он был тогда у ней, мы ведь двое этого сделали а сейчас ты мне не хочешь поверить о том, что это будущему будет обязательно надо. А оно ждет от нас пока мы начнем искать это, что я хочу раскрыть перед всеми живущими людьми. Это наше естество, но не искусство, в котором ты ведь один единственный человек с нашего возраста получил образование. Ты теперь не ты а вы, можно перед тобою ходить как перед ученым человеком всем на цыпочки становиться. Ты ведь не хочешь своего друга считать о том, что он может делать полезное. Твое теперь дело брат я его назвал телячье. Имеешь у себя коллектив, рабочую массу, сбитую к тому чтобы физически работать, т.е. жить. Эти рабочие тебя знают как начальника, стараются, все силы кладут для того, чтобы стране дать угля, ей он необходим. Ты ведь друг мой получаешь большие деньги, особенно за подготовительные работы, это твой плюс. А то что ты за участок получаешь это твоя нормовая система. Ты живешь сейчас хорошо но я сам ты знаешь, живу очень плохо, с мною встретилась небывалая наука, гонит со двора. Не раз видел как я жил до этого и что меня заставило таким остаться семью любимую получше от тебя и я бы хранил но что же пока сил не хватает. Хотелось чтобы кто либо помог этому. Да чему же помогать спрашивает Иван Алексеевич. Я ему показываю на его супругу Феклушу спроси, что от меня получила хорошего или плохого. То что мы с тобой раньше делали, оно нам вредное. Если бы мы сейчас делали, мы бы с тобою не жили мы бы отказались целиком от жизни. Я ведь имей в виду, не ворую его называю на вы и не прошу а ищу в природе свою естественную помощь. Хочу на нуждающихся больных развить, путем своего умения. Его заставило хоть на немножко верить мне. Его супруга говорит за свою болезнь от своего сердца но от своего научно технического его не оттянешь. Он считает это его все что он получил такую работу и ею руководит. А он ведь живет на человеке любом один раз а другой бы рад ею попользоваться да она ушла подальше от тебя. Ты же не вечен я спрашиваю у Ивана Алексеевича, а он говорит нет! Так что же ты основное не признал в жизни. Естество что родило искусство. Разве ты есть человек, видишь своего друга по жизни, но ему не хочешь верить. Он мне стал про свое рассказывать за то что он знает. Я ему говорю, это же умерло его нету что ты опознал. Нам надо новое и никогда не бывалое. А полезное во всей жизни. Наука и техника это основное без которого ни шагу. А второе здоровье к нему. Это Иван Алексеевич говорит да это одно из всех нам как человеку будет надо. Так вот милой друг. Я его нашел теперь его показываю на таких людях как твоя супруга. Тогда–то он у меня спросил ты что врач? Я ему ответил, я на него не учился. Или он перепросил знахарь даже не имею представления я ему сказал. Он говорит так кто же ты? Я ему признался. Я русский простой человек, считаюсь Сын человеческий. Пошел на преступление всей природы, стал искать своим естественным телом в природе ее качества, их нашел на себе и развил в пользу своего здоровья. Теперь хожу, применяю на нуждающихся больных. Ты же сам знаешь как у тебя от ревматизма болят ноги. Но я тебя не буду лечить лишь потому чтобы ты знал, а сколько людей страдает таких да еще может хуже от тебя болеют. Им не научились никто помогать, кроме меня одного. Я этому делу истец, тогда–то он сказал сквозь свои зубы. Ну живи мол как умеешь да свое продолжай, это не наука будет, за счет кого–то надо построить. Надо построить за счет самого себя. Поэтому я был у Ивана Климовича, ему говорю, в Новочеркасске, у него бросил одежду, пусть он что хочет то и делает с нею. Даже и кушать не сел и ужинать не стал у Ивана Алексеевича, ночью от него ушел пусть он про меня поразговаривает. Я человек ночью ихние погреба прошел. Недалеко взошел на курган и там простоял до утра. Что я там делал да встречал своим телом проходящую струю воздуха. Какая самочувствительная эта моя без пищи и воды жизнь. Я никогда еще таким не бывал. А сейчас меня природа держит таким в условиях. Стала зареничка подниматься, мои глаза на черную землю не смотрят. А больше обращают внимание на высоту в гору на звезды. Они ведь так себя заставили на меня смотреть. Это время я один для них был, поэтому мой мозг старался обо многом думать. Но чтобы получить такого, чтобы была на сковороде яичница и ее бы покушать, этого природа не предоставляла, она заставляет слышать все внутренние качества, которые когда это они без этого жить не смогли. А сейчас великолепно живешь никакой нету тошноты, чтобы хотелось есть. Все делалось мною сознательно только для пользы. Я никому этого не рассказываю а иду сам за собою слежу на теле ничего не несу, кроме как на меня падает тысячепудовая в воздухе струя чувство для меня не бывалое, я шел по таким зорям сроду в жизни не ходил. По таким курганам. А сейчас меня моя мать–природа она держит и не хочет чтобы я садился переотдыхал. Я не устал и не сажусь и спать не хочется, все чувства нормальные. Иду я туда где я работал в Донбассе по своим друзьям–приятелям. Я там свою молодость проводил, для меня это была жизнь, чей либо хозяйский рудник. Чтобы прийти до него и узнать есть ли у него работа или нету. Узнаешь какая есть работа, тогда–то продаешь сам себя за гроши ты их получаешь. Какая работа перед тобою она не была, ее надо физически делать. А сейчас я иду без всякого меня никто не заставляет. Я все это делаю сам лично и хочу сказать небывалое дело. Его никто не искал. Я перехожу через железную дорогу которая тянулась от горной до Михайловки Леонтьевск. Попадаю я выше от Соколовки по реке Кондрючке. И иду там где моя лапа никогда в жизни не ступала, можно было и без этого жить, но кому–то начинать надо. Довольно так себя вести как ведут все живущие люди, где он родился в таких условиях он там и помрет. Я оставил все свое предковое. Теперь бы если бы мой дедушка поднялся как бы он глянул на своего внука, что он делает а он хочет эволюционно все сделать. Ибо это все с природой связано. Она с утра подняла солнышко и сзади меня проходит повыше головы. Я иду по направлению севера. А потом дойду до Провальской земли, я там ни одно время останавливаюсь для изучения природы. Где никем и никогда не пашется. Она для меня источник да еще какой, он был и есть сейчас. Мое дело чувствовать. Где ты ни находишься по этим условиям. Ведь от меня недалеко расположенный Красный Сулин, семья там родная, она про меня не знает где я есть, а я все же выполняю я ее не брошу как свою родную семью. А сейчас иду по той земельке, где когда–то здесь хозяйничал. Это моей фамилии хутор. Он меня здесь держал. А сейчас мимо его прохожу попадаю в Провальскую целинную землю. Где вся природная система она никогда не менялась и не меняется. Если только не попашется, то в ней всевозможные штуки родятся. Я иду по целине и надеюсь на нее как на какую–то грань. Здесь под ногами может ядовитая змея свернувши лежит я ее побеспокою она меня может укусить вот вам истина природная, которую я к себе на свою ногу не ждал, а получилось несчастье а в этом несчастье сам себя можешь потерять . Я ведь такой же самый как и все живущие на белом свете все жизнерадостные люди, только не с такими качествами и не с такою мыслею, которая у меня зародилась. Я ведь ищу то чего будет надо всем здоровым людям. Это наука небывалая в своей жизни. Так и я иду сейчас. А бобаки один за другим выскакивают пересвистываются по своим норам, они не знают за меня кто я для них был? А я шел для того чтобы их не беспокоить. Вот какие дела проходят между мною и природой на этой целинной земле и между бобаками. Я пробирался сквозь эти условия и подходил под самый высокий второй без вышки курган, это когда–то жили люди. А здесь вокруг этого курганчика много маленечких курганчиков, когда–то тоже здесь жили люди. Когда я забрался на курган, то я увидел маленькую змею, свернувшись лежала против солнушка. И когда я направил свой взор своих глаз, то она где делась. Я не понял то ли она полетела дала своею быстротою дорогу, и убралась неизвестно куда. Это мне какое–то привидение или пробуждение. Всей земли, на курганчике на таком с которого очень много местности видать, особенно стояла солнечная погода без всяких туч. Она меня пекла со всех сторон. А в то же самое время по дороге проходило мало машин, да и самолетов мало летало. Я стою да присматриваюсь особенно на товарные поезда, которые шли со Зверево или с Дебальцево. Тогда проходил пассажирский поезд киевский. В шесть часов вечера. Я про них никогда не думал, чтобы я на них ездил без билетов. Я все думал про фигуру человека. Как он сам себя построил а у него манер с богатою думкою богатеть и засыпает с нею. А когда он вставал с постели, он этого не видел чего он встречал во сне. Его стихийное бедствие заставило свои глаза направить, а ногами двигаться по прямой цели в которую вела голова. Человек думает об одном дне он старается его прогнать побыстрей, чтобы его совсем такого дня не было. Он его как человек дождался а в нем большие недостатки. Он не так сам себя представил как полагается пошел по дороге а потом забыл что он думал. И вот встречается человек. Он на него смотрит, а он к нему здоровается и хвалится о том что они оба здоровы. Я никогда этого слова не скажу. Да и кто к этому кургану придет, аль он видит. Я не вижу совсем никак. Они меня не видят ихняя слепота по природе. Куда я свою мысль не распростирал, я их мог направить и к каждому человеку в дом. А он в то время сидел за столом с ложкою за пищею. Моя мысль помешает ему его ложке, она с рук у него могла выпасть он бы перепугался, это может быть при мысли так. И я заглазно мог на расстоянии своих рук лазить в человека. Кто бы он и где бы не был, то ему приходится меня знать. А я заглазно мог рыться в голове и с ним на любую тему разговаривать. Он ведь хочет здорова жить, ему надо помочь а мне природой дадено. Она этими делами озолотила. Я ее мог забыть как за источник, где бы я ни появлялся. Я старался к ней прибегнуть своим бронзовым телом. Она за меня не забывала как за человека всегда держала на поводке. Иду ли сижу ли все думаю про природу мать свою. Она же родила для жизни она же может взять, только не меня и не мое тело. Оно одно из всех телов тело которого не видать никому. Кроме как только сама себя. Вот какие силы еще которых не было. Я один этим делом занимался. Стал из шапки все это делать а пришел к трусам, это моя практическая работа над собою. Заставил так себя жить как ни один не имел сознательность, которая у себя накопилася. Это моя всем любовь, я полюбил свое тело и полюбил тела других. Стал их выбирать по желанию, пусть кто–либо скажет если они увидят меня, о том что я беден не имею своего добра. Я не беден мыслию, она меня гонит вон. Я иду узнать к шахтерам, как они сами себя в шахте переконструировали на новую работу, ступнули своею техникой и посмотреть на их здоровье. Если смогу то пособлю не откажуся. Простоял я на кургане да продумал я за все природное то которое всем нужное в хуторе в селе и в городе. Я не был там только ступнул иду в поселок Первой шахты им. Шварца. До Красной могилы я прошелся по маленьких курганчиках оставил я их позади возле станции шел как раз по–над железной дорогой. Взошел на тот курган гострый, который был как раз в этом руднике. На нем постоял–постоял, как раз было туманное утро а потом солнышко засветило. Я увидел шедших детей из садика. Их вела воспитательница. Я к ним направился и с ними поздоровался как и с источником молодняка. Сам им про себя пожелал хорошего. Они ведь родились для того чтобы жить и учиться а потом работать. Прохожу я поселок по–над домами и как раз набрел на дом в котором жил наш односельчанин Фирс Иванович Носов. У него есть сын работает в этом районе. И дочери повыходили замуж. Он меня встретил на дороге с испугом как таковому предложил, чтобы я хоть его брюки надел. Я не отказался от этого. хозяйского дела. Надел брюки, потом когда зашел в квартиру то до меня пошли знакомые, кто знал меня. У них появилось желание проверить меня и посмотреть на мою форму. Один идет за другим все здороваются спрашивают как я живу. А когда я до них обратился спросил у них, как вы работаете в шахте? Из них один только сказал мне, наша работа сейчас очень опасная, садятся подготовленные поля. Кто–то их подготовил, а сам уехал в город. А наше дело теперь авангард, им плечи подкладай словом было плохо им работать не давала природа. А я им говорю, как же я сейчас вот не работаю? Как же быть мне такому человеку. Об истории не говорю а показываю себя таким. И вот дошло до того что будет надо хвалиться. Я спрашиваю кто–либо есть у вас больной? А хозяюшка говорит мне, меня деткой называет. У меня пятый год мучит спина. Я не могу ею ворочаться. Вот это мои плоды я им сказал. А то что у вас делается в природе или делалось, все это история старая. Мы хотим получить от природы а она от нас сильнее. Меня к вам не зря прислала сама мать–природа, она меня все заставила делать по истории. Сейчас я им говорю за все свое сделанное новое, чтобы на ком–то показать. Это было не первое в моем деле а как в Донбассе тетя Дуся Фирсониха ей пришлось по адресу обратиться. Она знала за меня, но не видела, только теперь она сказала о своей давнишней болезни, которая давно ее мучила. Она терпела и просила бога, чтобы сдыхаться от этой болезни, но ей никакой бог не помогал, кроме только мои силы заставили чтобы она послушалась моей просьбы и то делала она сделала чего я ей сказал. Она за мои качества ухватилась, сейчас же вышла на свое крыльцо, установила сама себя , свое тело так, чтобы своим лицом через глотательный канал потянула до отказу воздух. В это время когда она все это сделала, у нее сейчас же все прошло, где что делось. Тетя Дуня сделалась за минуту мгновенно без вредно а полезно, получила прежнее здоровье. Это силы были не мои. Все это сделала она сама при моем совете. Она за свое время одно хорошее в жизни в природе теряла, здоровье а сейчас она при умелом ухаживании свое прежнее здоровье вернула назад. Я этого знал что она в этом деле сильная. Она когда вернулась назад в свою комнату, где она все время томилась ее болезнь она не знала что делать а сей час в эту вот минуту она заходит а все ждут от ней свое сказанное слово, что же она им скажет? Она зашла в комнату сперва обратилась до меня. Она назвала мое имя , я как бы есть Господь за такое целение за самолечение. Она всем говорит уже у меня поясница не болит, стала мне за эти качества жарить яичницу, для того чтобы меня покормить. Я вижу не то что я видел в этой комнате до этого. Хозяйка переменила сама себя, даже в разговорах, она рассказывает про все то, что с нею не бывало легко сделалось. Она этого никогда не получала. Я как этому всему делу мастер хочу сказать, это неправда моя, я ей ничего не делал. Сама природа ей раскрыла эти условия для того, чтобы ей быть здоровой. Она по хате бегает, томашится меня покормить, Значит я заработал, видно по всему. Теперь мне приходится слушать от ровесницы рединого Семена супруги, она меня умоляла просила чтобы я ей дал здоровье в ногах. Так оно получилось она сама себя своими свойствами излечила. Мне опять не верится этому делу. Хотелось бы совсем без ног поднять такого больного не встречаю. Обращаюсь к тете Дуне. Она меня слушает, я у ней спрашиваю нет ли такой больной, чтобы она не ходила ногами. Вот тогда–то можно будет сказать всем о том что я делаю благо всего что называется. А тетя Дуня вспоминает за Авдотью Панкратьевну Бочарову, она ведь доводится сваха. Я хорошо ее знаю как же она болеет спросил я у ней. Она мне рассказывает за ее ноги. Какие они у ней больные совсем не ходят. Где только она ни была, и в санаторию ездила в Сочи ничего никто не помог. И так она бедная лежит, никому она не нужна. Все врачи от ней отказались лечить. Ухаживает пока муж Федор Офанасьевич. Я после этих разговоров и после такого обеда через девятисуточное голодание, сознательно покушал и попросил тетю Дуню чтобы она мне послала постель, а то я долго не отдыхал, где ты отдохнешь? Если в условиях в природе таких как я находился был за бдительным наблюдением. Это было такое время мое. В чем я свои силы в этом деле закладал. А теперь пришел в Донбасс это место где я одно время таким же был шахтером, только я больше делал в свою упряжку руками 12 часовой день был рабочий я работал. А за 12 часов отдыха я отдыхал. Приходилось еже дня вставать, тело мое все разломанное, как никогда сроду бы не встал так оно хочется отдыхать. Но ничего не поделаешь, гонят тебя минуты, тоже время такое тогда было. Ему было тогда подчиняться. В шахте такой подготовки не было. Механизации не проводилось все делалось кустарно. Шесть дней работай, а в воскресенье шли в село до дому. Надо было облатать шахтерки, да помыться да на улицу заглянуть. Моя ведь проходила молодость заставляло условие. Ты же жизнею окружился такой как и все окружились они не жили, чего–то творили. Так и я не отрывался от этого дела. А сейчас я взялся в этой постели думать про эту больную сам себе говорю, а что если я подниму такого человека, кто уже пять лет не ходит ногами. Ей не нашелся такой человек, чтобы вернуть ее прежнее здоровье назад. Я свои силы мозга направил прежде чем видеть ее. По ее телу я старался вооружиться я этими силами чтобы смотреть на ее внутренность. Сперва обращал внимание на ее мозг, который лежал в ее голове и ее мозжечок, от кого тянутся по хребту нити по всему телу и по мышцам и способствовало делать энергичную дорогу для питания крови. От самого начала до самых ног оконечностей пальцев, также рук. Все это я заглазно пробуждал на ее теле. А когда время пришло глубокой ночи в 12 часов все поуснули, я в это время лежал не спал все подумывал за то чтобы эту больную поднять. Я сперва послал тетю Дуню, чтобы она за себя рассказала. И сейчас же она пошла так поступила как я ее научил, чтобы Авдотья попросила тетю Дуню чтобы тетя меня попросила до ней пойти для того чтобы ее излечить. И вот пришли минуты а тогда было лето я был в одних трусах. Не боялся никого а двигался, насела полуночь а на небе одна звездочка сияла. Я в это время проходил. Оставлял живые построенные домики, как раз возле бани. Не далеко был домик Федора Афанасьевича из своею супругою с Авдотьею, он был мой сват по сестре Нюре. А идти приходилось оглядываться по всем сторонам, чтобы не помешать другому. Если бы я и шел на плохие дела, то можно было ожидать плохое, а то ведь я шел на золотые дела. Человеку помогать в его болезни. То поэтому эту халупу я нашел без всякого затруднения. Когда стал стучать во двери, хозяева подумали это их сын идет он с работы заходит проведать мать. Федор Афанасьевич выходит, видит меня старается не пустить меня в дом. Я его называю мол сват что с тобою! А он меня не узнал, Авдотья кричит Федор что ты там делаешь это мол идет сват Порфирий. Умоляла своего супруга, чтобы он меня пропустил. Я получил от свата свободу в доступе в его дом. Он сказал проходи, я тогда то стал ступать в его комнату, в одну зашел не вижу того чего надо. Я шел к больной, которая лежала в большой половине посереди на кровати. Я ее увидел как страдавшее ее тело. Которое не наступало на свои ножки. С нею приходилось поздоровляться. Говорю я ей здравствуй свашечка она ответила здравствуй сваточек ты мой, она сказала и всплакнула ей надоело лежать в этой постели. Я у ней переспросил ну как твое здоровие, она мне говорит плохо. Не хожу вот пятый год своими ножками не знаю что и делать. Она мне грустно говорит. По ней видно она хочет чтобы я ей дал свои силы, чтобы она опять за ходила своими ножками. Она мне не как свату рассказывает за всю незавязавшуюся для ней жизнь. Которая все время давит и давит до без конца и краю. Кто только не брался из врачей лечить она мне говорит, а у самой на глазах слезы стоят. Хотели мне помочь но не кому это дело не увенчалось, чтобы мои ноги опять пошли. Была я она говорит и в санатории в Сочах в Мацесте в доме отдыха ни где ни чего не помогли. Просит меня своею вежливостью пожалуйста если что сможете то дайте помочи. Я обратил свое внимание чтобы то сделать чего будет надо. Стал по комнате смотреть и выводил итог всему что только атмосфера мешала, ее приходилось удалить вон отсюда. Я за ставил супруга его прошу пожалуйста чтобы он все это делал мне помогал. По моему говорю отвори окна, а вслед за окошками двери во двор, потом воды холодной в тазику принес. Я взялся мыть ноги по колени холодной водой, помыл их вытер своими руками берусь левой рукой за лоб, а правой за ноги обеих больших пальцев держу сам регулирую ею головой т.е. зрением сперва она смотрит на свое сердце продолжительно, потом берется за легкие тоже смотрит своими глазами не отрываю своих рук. Потом переключаюсь на живот чтобы она смотрела в него вовнутрь до тех пор пока я ее заставил чтобы она ворочала во внутри животом и на это тоже потребовалось время. И вот я ее заставил вовнутрь тянуть воздух до отказу три раза, от чего неожиданно ее ноги услышали свою чувствительность. Она со мной заговорила не так как она говорила с мной до этого. У ней радость появилась на лице говорит я мол слышу твои руки мне тоже стало об этом известно через свой организм. Ей хочется чтобы на свои ножки ступить у ней открылось желание ходить. Я ей говорю значит будем ходить все чувства сказывают мне. Она не знала в эту минуту мне что сказать от радости. Сваха имела свои силы, но не могла их пробудить. А сей час я ее заставил чтобы она этого начала делать. Она уже первое получила, у ней ноги были по колени атрофированы, а сейчас они дали живность, ноги энергичные. Сваха имеет желание на них стать, но я ей не разрешаю до тех пор, пока она не наберется своих свойственных сил, из которыми она сама себя с воздухом поднимет. Я ей сперва помыл ножки, они загорелись, как жар, после этой воды. А вода, самое главное есть всему дело. Сваха заимела свою слышимость чтобы ноги поставили себя. Приходилось несколько раз делать вдох и выдох. А потом с моими силами все же наша Евдокия стала на ноги, она то ли от радости хотела плакать, то ли она хотела смеяться. Это же было чудо между ею и мною. А раз стала она на ноги ей хочется стоять. Все все она делает с воздухом. Ей хочется свои ноги в сторону бросить без всякой прямой цели. Я ее сам своими руками поднял, она сейчас же ухватилась сама на ногах стоит и держится, как кол. У ней появились во внутри силы. Теперь я ее прошу чтобы она подняла свою левую ногу в гору а куда она бросит это не ее будет дело. Наше дело поднять а потом эта нога сама дорогу найдет чтобы ее поставить так оно и получилось. Она тянет воздух в себя крепко до отказу и в эту минуту поднимает свою ногу в гору. Дело одной ноги совершилось уже появляется радость. Мы занимаемся много время на это пришло когда применялось все физическое состояние. Я был каждому ее шагу хозяин. Все напрягал на ее воздушные силы. Они ведь делались ею на хорошо. Долго я ее водил по комнате в зад и в перед, до того доводился я ее что она пожелала себя вывести на двор. Она это правильное взяла направление. Я ее с комнаты на двор вывел и со двора тоже увел в комнату, несколько раз уводил и выводил. Моя забота об ее здоровье заставить своими силами чтобы она ходила, за шесть часов времени. Она на дворе взяла тяпку в руки и тяпает картошку. Я ее попросил она этого делает. Вот какие совершились на этом руднике дела. Я пришел к Фирсу Ивановичу и сказал чтобы они пошли посмотрели на такие качества. Они были тоже заинтересованы этим, т.е. Евдокиею. Ни одного слова не говоря Фирсам он сейчас же пошел этому делу освидетельствовать, после чего он пришел и пред мною поставил свою просьбу о своей болезни, которая его много лет мучила, под левой стороной бока кололо очень крепко. Он так сказал, куда только я не обращался и что только кто ни делал, у него эта болезнь не проходила, он ею все время страдал. И после моего совета он почувствовал иное, хорошо ему стало. Ничего он мне не делал Фирс говорит только я выполнил его совет и мне стало хорошо. Люди все живые они тоже хотят здоровье. А я не имею права этого без науки врачей делать. Стал из этого всего выходить с положения, чтобы больше не лечить этих людей им конца и краю нету. Я хочу, чтобы Свердловской здравотдел мое предложение, которое я написал в письме за этот полезный метод. После этого письма мною написано за метод. Больной его взял и понес в здравотдел. Этот больной был парализован своим разговором, и там сам лично как страдающий в этом деле осведомил за Бочарову Евдокию рассказал о том, что она не ходила. А теперь после его совета она ходит своими ногами. Даже работает во дворе. Этому делу отнеслись все те которым приходилось помешать моему делу. Они ошиблись меня признать умалишенным. И заставили себя меня прибрать к рукам. Я этого не знал. Я тогда не был знахарь и не был никакой врач. По развитию истории я есть второй человек, чем когда это был человек он захотел сам себя потерять. Я тут как истец этому делу, которое когда то заставило с природою бороться и хвалиться силами. А я принес здесь в этой местности сам себя так небывало себя показал не для того чтобы от этого психически заболеть, как подумали с этого дела врачи. Я не навязывал ни кому свое и не просил ни кого в этом. А только с шахтерами вел речь о природе на которою они были обижены. Она им не давала тихо жить, бурлила в их работе и заставляла бедно в то время жить. Я тут как истец этому со своим намерением к ним приклонился у них спрашиваю между ними есть кто либо больные. Я же не знал, они мне сами пожалились их она крепко мучила всеми действиями никто кроме меня этим больным не помог. Это были мои силы не только им я мог помогать а любому человеку. Кто бы он ни был и где лишь бы в нем была болезнь. Я его заставлю ходить здоровым. А мне тот больной кого я послал в здрав отдел вернулся назад, мне сказал врачевы слова, чтобы я к ним в поликлинику пришел в Свердловск. А погода на этот час изменилась, то светило солнышко а то стали хмары нависать, а дождик сквозь наступивший туман моросит а люди от него хоронятся, как и обычно они боятся, чтобы он их не простудил. Я его не боялся взял направление, чтобы прямо попасть в это место где Свердловская поликлиника была. А мне приходилось возле вентиляжей проходить которая воздух гнала по ветербе вниз, для того чтобы под землей находиться была возможность. Я на все окруженное условие не посмотрел о том что они были весенние и за счет их приходилось потерять здоровье. Мои силы как они рвались бежать по своей пути. То я искал себя для этого больного, чтобы с ним заниматься. А теперь мной врачи заинтересовались как ни на ком одним для всех. Я уже перевернул пластинку думать стал по другому, чуть врачом сам себя с этого дела не сделал, а сам только практически летом себя заставил с места в другое двигаться, да таким как все были я тогда не был таким. Меня природа заставила от этого всего оторваться и пойти в эту степь, теперь я иду в население хочу свое найденное в природе науке показать о том что я это находил с великим переживанием и большим трудом. Все мне это далось не даром, я хочу все отдать науке пусть она больше занимается изучением, может она больше от меня найдет и применит на других, что я один для всех был человек, с кого больше всего смеялись, говорили как о небывалом чудаке. Это был я тогда кому нужен? Да тому кто от меня получил пользу, я только дошел до того человека кто все время был недоволен на свою развитую болезнь, его, бедненького, мучило он ею стонет, ему только приходилось от этой болезни попасть в больницу и там все время ждать себе спасения от врача, того врача кто им заинтересовался. Я был тогда по части своего развития что я имел, это мой совет меня заставлял быть сильным – любую боль удалял путем самого больного, я этим был доволен. Я по природе искал того что будет нужно, ведь этого было надо чтобы об этом враче знали, особенно в Ворошиловградской области Свердловского района. Здесь возглавлял хирург врач Шишов, если бы я об этом знал что со мной случится в пути, я разве бы пошел к ним, я бы от них так же бежал как я бег к ним со своею быстротой, моя вся была уверенность в том, что я добился. Теперь стану помогать людям путем моего ухода над больным. Я для показателя своей работы поставил жизненный факт. Вот он есть на Евдокии Панкратьевны Бочаровой. За нее знает весь персонал врачебный от неё отказался совсем лечить, да и нечем было. А тут было неумение большое, еще в медицине. А я нашел эти качества применил их на больных теперь несу свой жезл как когда–то нес Моисей.