Из писем, идущих в наш адрес

И.В. Токарев


С Рождеством Христова дорогие мои земляки Юрий Геннадьевич и вся ваша семья!!

Получил ваше письмо и народный журнал Учителя Иванова «Истоки», за что от всей души благодарен всем вам, всему вашему коллективу все что планируете в своих будущих делах доброго пути и творческих успехов.

Хотя я живу 50–60 км от вас и свoих родных мест, не остаюсь посторонним лицом во взглядах к своим родным местам, где я провел свое детство села Ореховки, всегда был и остаюсь всей своей душой, и особенно к Учителю Иванову, продолжателя своих идей о создании здорового будущего нашего поколения. Хотя, уже преклонный возраст — месяцами впереди мне исполняется 83 года (1913г.), всегда стараюсь в чем–то внести, что–то новое в расширении учения идей Учителя Иванова, правда уже не таким маловажным вопросом, как вашими патриотами учения Иванова своими практическими делами, благодаря повседневной работы в этом направлении, но кое–что еще внести.

Кратенько о себе.

До 1926 года рос и воспитывался в Ореховке и с того же года выехал на приобретение средств для своей самостоятельной жизни. Первый был Артемовск и дальше по порядку — Антрацит, Луганск (Жел.–дор. техникум), Оренбургские Степи город Орск, там застала меня Отечественная война (1941–1945), на фронт был послан, но вскоре был возвращен, оставлялся по броне как специалист, занимался строительством жел. дорог. По мере продвижения Советских войск на Запад в 1944 году, все мы строители пере дислоцировались на восстановительные работы — Харьков, Полтава и другие места. В Днепропетровске при институте ЖД транспорта — окончил краткие инженерные курсы по своей специальности.

Принимал участия в осуществлении пятилетних планов Народного Хозяйства СССР — город Сызрань, Жигулевск, «Великой стройки коммунизма Куйбышевской ГЭС». Хорошие впечатления у меня остались, где я проживал в некоторых наших пунктах: Печерское, Преволоки, Татроки, Царевщина, Красная Глинка, Смышляевка, Безымянки.

Завершая строительство, возвращаясь на Донбасс на освоение новых угольных шахт и к ним подъездные жел. дороги, где в общей сложности посвятил где то более 30 лет строительству и реконструкции жел. дор. транспорта. В 1971 году пошел на заслуженный отдых, остаюсь почетным ветераном Отечественной войны и «ветераном труда». Где только я не был, но всегда держал связь с Ореховкой, моя родная мать проживала тaм до 1965 года, позже приехала до меня, умерла в 1982 году в Суходольске. Может мне это и помогло познать все достопримeчательности о своих родных мест, всегда я деpжал связь с Ореховкой, хотя и приходилось бывать от родины далеко и забывать все свои любимые места на родине не мог. Сейчас остались единицы лиц тех которых, я помню и они меня.

Теперь по сути дела.

Я уверенно полагаю, что очень много поступает писем в ваш адрес, интересующихся, какое же детство и воспитание проходило самого Учителя Иванова. На эту тему в вашей литературе не так то много было сказано о его автобиографии, в особенности детские его похождения и воспитание его, а оно было по рассказам других интересным и забавным. Возраст его уже подходит к столетию и лиц, непосредственно вращающихся с ним, как близких друзей и товарищей, постепенно уменьшается, а может уже кончилось. Долгое время оставался мой покойный дядя по отцу рождения 1898 года, Токарев Михаил Елиферович, оставался долгожителем, который свое детство и молодость провел с Паршеком, как товарищ одного года рождения, а также совсем близким расположением места жительства их обоих. Мне пришлось несколько лет тому назад проведать дядю и вплотную пришлось коснуться как близкого его товарища по детству Иванова П.К., он мне много рассказал о нем, все свои совместные похождения детства, пришлось мне кое–что взять на заметку, а большинство запомнить в уме. В начале своего рассказа говорить такого слова, как «самозакаливание» в холодные времена, а жаркие воспринимать солнечные ванны (загары), если ходит босиком или раздетый в зимнее время. Это только в тех по самостоятельности, бедности не позволяло приобрести себе теплую одежду и обувь, а к детям просто выражались родители: «Залазь на печь и не вылазь оттуда», т.е. твое гуляние на печи, а что касается применения солнечных загаров, считалось религиозным запретом — показать свое голое тело богу, находящегося в небесах. По рассказам моего дяди уже в детстве наблюдалось что–то неправдоподобное в Паршеке, уже его можно увидеть среди детей раздетым и босым любое время погоды или в самую поверхность почвы, покрытую колючками, россыпи камней и щебня, особенно после покоса оставшиеся колючие стерни кололи ноги, невозможно было ходить, тогда надевали искусственные чуни, пошитые из сирицы — кожи домашнего скота, то он и здесь не защищал свои ноги, ходил напролом босиком по колючкам. Носил он порты домотканые деревенского покроя, такой был покрой, что на заду телепалась большая мотня, по–ореховски ее называли «корна», то в паршеке по величине было больше чем в других, как обычно дети старались его подразнить, дернуть сзади его за эту карну, если успеешь убежать, не успеешь — получишь по голове от него.

После уборочных работ, окончания зяблевой вспашки оставалось еще продолжительное время, когда уже домашний скот становят на зимнее кормление, хотя каждый хозяин заготовлял корму на зиму, но всегда старался иметь запас прокормить зимой свой скот.

Хозяева выезжали на поляны, снаряжали будки на своих возах и выезжали за село Ореховка, так называемую балку «Скелеватая» там дневали и ночевали, длилось не позже не раньше дня Покрова, лист с дерева осыпается появлялась по утрам холодная роса на траве, даже появлялись на росе маленькие морозы, мы, пастухи, уже одеваемся и обуваемся, но все эти резкие изменения в климате на Паршека не влияли. все мы к нему стали воздействовать: «обувайся, одевайся» — ответ один: «мне не холодно», вспомнил то время, возраст его был 12–13 лет, а он уже применял самозакаливание, позже к нему со стороны нас было безразлично «холодно или жарко тебе?» продолжать с ним сообщаться во всех делах.

Наступали зимы с большими снежными заносами и морозами. Невзирая на холод, всегда приходил на нашу улицу гулять, где наша считалась центральной и именовалась «Слободой», всегда было людно, а он жил на окраине, где то за 400 мет. Приходил к нам гулять в самой легкой зимней одежде, все мы были одеты в самые теплые кожухи, теплые домотканые свитера, спрашивали в него:

«Не замерз?», то ответ тот же: «Не, не холодно». Среди наших матерей к своим детям: «одевайся потеплее, не будь как Паршек».

Паршек уже будучи парубком 16–17 лет приходил на нашу «слободу» погулять к молодым девчатам, ни когда не был тепло одетым в простом пиджачке, уже к нему приставали с настоящим упреком мол «пришел пофастать около девчат», но причины его простого одевания так и не были познаны.

В прошлые времена перед самой революцией население Ореховки пожилые и молодые уходили на сезонные работы, преимущественно на шахты (рудники), самыми удобными и близкими являлись рудники Лобовские, Щетовские и боковские, где то в пределах 20–25 км. Путь осуществлялся только пешком: дни суббота, воскресенье, понедельник, всегда в эти дни можно встретить беспрерывно проходимых групп 5–6 домой с работы с вещевыми мешками подарками к своим родным, все проходимые прекрасно oдетыe и обутыe. Здесь уже можно встретить идущего Паршека домой с мешком, просто одетым, даже чуть ли не осенней одежды, спрашивают: «Не холодно тебе», был произнесен ответ: «Мне не холодно», будет мне тяжело идти, лучше что–нибудь лишнее захвачу для гостинцев.

Как уже выясняется, что Паршек никогда не носил теплой одежды в зимний период и своим ответом «Мне не холодно» привлекал население что то к какому–то загадочному явлению так, как я ранее описал, что самозакаливание в тот период времени в Ореховке не практиковалось. По рассказам моего дяди, что больше всего его интересовало и любил детские игры, такие, которые связаны с массовым участием игроков и бегах.

Всегда в свободное время от домашних дел, он приходил на нашу улицу (Слободу), всегда у него в карманах два мячика: один деревянный шарик, другой обыкновенный резиновый мяч и связка палок. Увидим мы Паршека — все мы к нему, отыскиваем свободную площадь, а эта площадь всегда являлся Чивилкин бугор, начинаем игру. Первая из самых популярных игр — «игра в мячик», эта игра охватывает большое количество игроков, что основное — это подвижность самих игроков, разбивается на две равные группы, одна идет в поле до ранее подготовленного финиша, а вторая забивает мячи: один подкидывает на уровень своего роста, второй старается попасть палкой в цель. Мячик летит в поле, а тот игрок, который забил мяч, должен бросить свою палку и бежать до финиша, в момент бега его должны забить мячем; если не поражен, он должен обратно бежать до старта, а если поражен, то эта группа меняет свое положение: становится на старт, а та группа проигрывает и переходит в поле к финишу, а если кто поймает летевший мяч в руки, находится в выигрыше, вся его группа переходит на «старт». Считается выигрышное положение, когда забиваешь мячи, является более почетное место, а проигрышное, когда находишься в поле. В игре стараешься занять почетное место, кто больше забивает мячи.

Вторая любимая игра была в Паршека — с деревянным шариком. Выкапывают центральную яму «масло», от этой ямы рядушком 5–6 штук. По кругу от центральной ямы стоят игроки с палками, прислонившись своей палкой в свое гнездо. Кто начинает игру? Да тот, который, остается последним после замера рукой палочки. Он должен прогнать своей палкой мяч через кольцо стоящих игроков в центральную яму «масло», а каждый стоявший игрок должен не пропустить мячик в центральную яму, должен его отбить в поле, но не прозевать своего гнезда, прозеваешь свое гнездо — становишься на место того, который бегал с шариком. Игра веселая и смешная. Остальные игры были в Паршека любимые — это с палками, по разноименности их было очень много, эти игры летом.

В зимний период занимались другими играми. Вся молодежь в праздничные дни выходила на лед речки Луганчик, в каждого в кармане тарахтят костяшки (бабки), с ног овцы или свиньи, оставшиеся после еды. Один игрок ставит по порядку в кон свои костяшки на расстоянии 10–12 м, второй целится своим битком, кто сколько собьет — то его, но если не попадет, то эти костяшки остаются ему.

В прошлое время в селе были сильные морозы и снежные заносы, откладывались большие снежные сугробы как вдоль улицы, так и поперек. Мы, дети, (рассказывает дядя) любители копаться в этих сугробах, брали свои лопаты, прокапывали глубокие траншеи, а что из самых забавных было — это прорыть в снегу длинные штольни, утомлялись, смочишься от снега, а если придешь домой весь в снегу и мокрый, всегда получаешь от родителей ругни, а больше всего «под затыльнику» и с криком к тебе: «Живо на печь! А этому негодяю Паршеку некому дать по голове», так как в этих играх был закаперщик Паршек ,– «До каких пор он перестанет сманывать наших детей».

Вот такой был Паршек и как он провел свое детство, во всех своих играх он играл роль победителя.

Да, действительно, всякие детские игры всегда являлись как мерой оздоравляющей и воспитающей своего молодого поколения.

Я предлагаю Добровольному обществу «Истоки», находящемуся в Ореховке, изучить их пользу, все любимые, проводимые Учителем Ивановым, записать их перечень, так называемые «любимые детские игры Иванова П. К.», определить их пользу и значение в воспитании детского поколения.

Возвращаюсь к самозакаливанию, как оно проходило в Паршеке. Уже находясь в возрасте 20–22 года, в конце 1919 года и начале 1920 года, уже будучи самостоятельным, зарабатывал деньги на руднике, не занимался о себе приобрести теплой одежды и модной, как его товарищи. Народ стал наблюдать за ним, некоторые стали высказывать, что наш Паршек не одевается модно и тепло, все свои заработки складывал в хозяйство, да это было заметно. В хозяйстве ихнего появилась новая пара рабочих быков, по рассказам, что в хозяйстве верховодила его мать из рода Бочаровых, были заядлые хлеборобы и выращивали большие урожаи пшеницы. Хотя сын Паршек уже приобрел собственную семью, но оставался жить в общей большой семье, оставаться зависимым своих родных.

Создавалось в этой ситуации два противоположных вопроса: заниматься самозакаливанием, не имея на себе теплой модной одежды и средства укладывать в расширение своего хозяйства. На первый вопрос мало кто обращал в те времена, что существует самозакаливание — залог будущего твоего здоровья, но экономика хозяйства больше всего поглощала на расширение своих внутренних дел, т.е. стать богатым.

Хотя в эти времена Паршек не ощущал на себе холода, как он продолжал отвечать «мне не холодно», но ходить в те времена обнаженным он пока не решался, видимо еще окружающая среда да и религиозные взгляды были еще в силе. Этот период своей жизни Паршек нигде не высказывался, да и посторонние лица никто не занимался за его наблюдением в его жизни.

Уже намного позже самим Паршеком было сказано, в 1933 году, находясь в полном обнаженном состоянии, пришел в Ореховку и посетил Чивилкин бугор.

Период времени 1920–1933 года прошел порядочный, где за этот период все наше население перенесло большие потрясения во всех сферах нашей жизни: принудительную коллективизацию — под метелку были изъяты все остатки хлебных запасов населения, ликвидация «кулака, как класса» с высылкой его в самые отдаленные места нашей страны и, наконец, голод 1933 года.

Все эти неожиданности для населения не могли всякие резкие психологические воздействия на население, может даже некоторые процессы самозакаливания ускорились, находясь в переживании.

На все эти вопросы нашему добровольному обществу «Истоки» провести еще большую работу, определить, как и каким образом всякие психические воздействия в человеке могут быть и как они воздействуют на человеческий организм.

На этом, дорогие мои соотечественники, я с вами прощаюсь, до следующей встречи по перу.

06.01.1996г. гор.Суходольск