Наш архив


 Беседа Ю.Г. Иванова с Т.И. и Ю.В. Опрышко

Фонограмма видеофильма


Ю.Г. Мы с вами находимся в семье Татьяны Ивановны и Юрия Владимировича Опрышко. Эти люди долгие годы знали Учителя Иванова, были его соратниками. Учитель, насколько я теперь знаю, часто бывал в этом доме. Поэтому наша сегодняшняя встреча — вечер памяти и вечер разговора о вашей семье, о ваших взаимоотношениях, об Учителе, о людях, которые здесь живут.

Первый вопрос к Татьяне Ивановне. Татьяна Ивановна, расскажите немного о Вашей жизни, где Вы родились, где жили, как сюда приехали, как познакомились с Учителем. В общем, все, что считаете необходимым сказать людям.

Т.И. Я родилась в 1915 году в селе Карпокрипенка Луганской области. Узнала об Учителе я 1961 году. Уже он меня принял тогда. Но я за Учителем год следила. Я ходила по пятам его сзади, я его сама изучала — холодно этому дедушке или не холодно. Но я даже «здравствуй» не говорила. Я следом ходила и смотрела на его тело: нет ли у него «гусиной кожи» — крупушек на спине, на теле. Зимою это было в городе Ровеньки, я его встретила случайно. Я поехала туда на рынок и его встретила. Он бежит через дорогу, а я за ним тихонько. Он заходит в магазин книжный и просит себе блокнотик записной и химический карандаш. Ему подала девушка, он попробовал его в кармашек. Учитель был только в одних шортах, с изнанки у их есть кармашек.

Он его туда пробует, а он не помещается. Учитель говорит: «Меньшенький немножко». Дала меньшенький. Он этот блокнотик записной взял и говорит: «Дайте мне карандаш химический». Ему подала одна женщина. Он и прочитал, там написано: «Сака и Ванцетти» — это фабрика делает эти карандаши. Он выпросил его, ему дали, и даже ножичек купил он, которым стружить. И он это купил и начал выходить, а я за ним. Я его провожала с магазина. И он был все время в книжных магазинах. Но купил только в одном магазине вот это. Вот так я его с год, наверное, встречала, но не знала, кто он.

А когда женщина с нашей шахты... Я на шахте жила — родители туда переехали, и там же я работала весовщицей угля. И вот там была одна женщина Учителя. Это Савенко Миля Михайловна. Она первая нашла Учителя, от кого–то тоже узнала, через людей. Она сильно болела, у нее экзема была, когда ей одна женщина подсказала: «Найди старичка, он приезжает на нашу шахту, делает прием». И когда он приехал, мне пришли сообщили. Я пошла туда. Но эта женщина не сказала, что Учитель за прием берет деньги. А я пришла, ну ничего, копейки не было за мной.

И когда я обратилась к нему, он мне сказал, что его люди все называют Учителем. Я его стала называть Учителем. «Я же учу, говорит, людей, вот и получается, вы мне ученики, а я вам Учитель, учу вас». И тогда я, когда она мне все рассказала эта женщина: «Приходи в воскресенье, он приедет и будет делать прием...» У Учителя была спутница, которая ходила с ним. Её сейчас нету. Это Волощенко Катя. Эта Волощенко Катя ходила с ним, Учитель принимал людей, ножки мыл, а Катя вытирала ножки. И требовала, что Учитель требует — подайте тазик с холодной водой. Он делает прием, а она вытирает ножки.

Вот так я узнала Учителя и обратилась. Конечно, здоровые к нему не подступали люди, только я имела большую болезнь — цирроз печени. И когда я узнала это, я пришла к нему на прием. И что же, думаете, получилось? Я пришла к Сухаревской, он жил уже у Сухаревской, я пришла на прием, и у меня приступ печени. Я легла на платформочку, которая сходит по ступенькам туда идти, лежу вот так пластом. Учитель проходит, а я ничего не говорю, лежу и не говорю. Он раз прошел, а я молчу, другой раз. А я уже вижу его, что это он. И думаю, что может и не надо за такой пустяк говорить, ему жаловаться, мысли его отнимать. А он два раза прошел, а на третий раз видит, что я молчу, а приступ. Он тогда говорит: «Кого я не принял, идите ко мне, иначе я уезжаю от вас». Я первая подхватилась, забыла что тут и приступ, и к нему.

И тогда он меня принял, сказал: «Давай, деточка, подойди ближе. Давай, деточка, сюда твои ручки». Я подала ему руки вот так вот, и он меня взял за руки и стоял минут 10. И говорит:

— «Слушай, деточка, что я буду давать тебе какой совет. Раз ты хочешь идти по моей дорожке, будешь выполнять вот эти мои пять заветов». И начал рассказывать его заветы. А когда он первый раз взял меня за обе руки, у меня так вот, представьте себе, если вы не делали себе, а я делала — горячие уколы. И когда он меня взял вот так за обе ручки — по мне ток пошел. Пошел ток — я слышу этот ток, и сколько на мне есть дырочек на моем теле, на моем всем организме — везде пышет вот этот огонь, понимаете, тепло такое. И вот он меня тогда принял и говорит: «Теперь, деточка, иди облейся. И отблагодаришь, и можешь быть свободной». Я пошла, вытащила водички ведро сама, но облила меня Сухаревская. Сказала, что он ей сказал: «Облей Таню сама»... Это он меня на второй раз принимал. Первый раз она меня облила, после этого я подошла, поблагодарила его поцелуем. И он говорит: «Теперь, Таня, можешь быть свободной». Он не держал никого там много. Принял и сказал... А Яше он своему сказал: «Яша, отвези этих людей, — и Юра со мной был, — отвези этих людей до первой остановки — они из Киргизии аж приехали». И вот он нас отвез, или на попутной доехали до своего города Коканда, и попали в Фергану. И я уже принята была, выполняла его советы.

Там такая была свобода воды — там горы ледяные Тянь–Шаньские горы там, и оттуда течет вот эта холодная–холодная вода. И я тогда там, уже я была замужем, и вот я пойду в реку, Исфайрамсай там протекает, хорошая горная река. Я пойду, муж меня ведет. Муж не против был, то что я иду по Учителевой идее, он очень был рад даже этому, почему, не знаю. Потому что он был верующий в своего аллаха, а я верующая теперь уже в своего Учителя. И вот так я и стала выполнять. Он мне рассказывает: «Вот видишь, Таня, пятиконечная звезда, — держит вот так руки, — вот эти пять заповедей выполняй. Самое главное, чтобы не плевать на Землю, не курить». Вы все заповеди знаете, я могу не перечислять их. И я эти пять заповедей выполняла. Муж не возражал, водил меня сам к этой реке. И я там купаюсь, а он и говорит: «Мать, это уже лишнее, смотри не переусердствуй, много не надо, уже темно, давай будем идти». Я говорю: «Ой, отец, так неохота идти». Он говорит: «Пойдем, мать. У нас не положено женщине быть в это время».

Я начала выполнять советы Учителя. А потом уже процесс идет, 23 года мы там прожили, да, Юра? Потом Учитель пишет. Я с Учителем с 1961 года переписывалась. Там есть даже письма его личные ко мне и к Юрику. И с тех пор я и пошла по его Учителевой дороге, и пошла. И вот с этих пор, деточка, боюсь, если я опаздываю облиться, уже у меня был такой график, что в 6 часов я уже должна быть облита, без пятнадцати шесть мы уже пришли и должны ужинать. Я не одного еще дня, вот свидетель — мой ребенок, который не любит, кто правды не говорит, он знает, что я говорю всегда так как есть, и выполняю. И какая бы я не была больная, я все равно вылезу рачки или выпрошу Учителя на воздух и прошу то, что мне надо. И он дает, давал и дает сейчас. Сейчас он в Духе, но я его всегда слышу около себя. И он нас и сохраняет, Учитель дорогой. Он даже и сохраняет нас. Я это очень хорошо заметила.

И вот до сих пор, уже 81 год мне, я иду его дорожкой.

Хоть меня и пугали, как только не пугали, что я нехристь, что я не крещусь. Я одному корреспонденту говорила, что если для Вас я могу перекреститься, для Вас это будет. А мы не крестимся, мы крещеные нашим дорогим Учителем — перекрещенные. Вот до этих пор я еще жива.

Ю.Г. Татьяна Ивановна, один вопрос такой. Это в каком году было и на какой шахте, вспомните, пожалуйста.

Т.И. Шахта 2–3 им. Дзержинского, здесь она, нашего района, Луганской области.

Ю.Г. А в каком году это было? Вы в 61–м году переписывались?

Т.И. Уже в 61–м он меня принял, а переписывались мы уже раньше, а сколько, не скажу.

Ю.Г. Уже и не помните?

Т.И. Да. Но письма у меня есть. У нас только одно письмо потеряно.

Ю.В. Переписка пошла с 1961 года, не раньше.

Ю.Г. А где Учитель принимал Вас? Вы говорите не на шахте, а у Сухаревской. Где это было, в каком месте?

Т.И. Здесь, у нас. Сухаревская жила здесь.

Ю.Г. Здесь, на Садовой, 58?

Т.И. Да, здесь она принимала меня. И на Чивилкином бугре он два раза принимал меня, и Юрочку, и мою дочечку еще, которая в Киргизии.

Ю.Г. Так получается, что мы все земляки. Я вырос в Ферганской долине, Вы из Киргизии, я знаю, Настя была из Киргизии. Какие воспоминания у Вас остались об этом крае, о людях?

Т.И. О людях у меня только положительные воспоминания. Они меня там даже оберегали. У меня была такая работа, что меня и ночью вызывал главврач. Когда приезжает какая–то комиссия, не хотят идти в дома приезжие, где платить надо. Они ночевали у нас прямо в больнице, в складе.

Ю.Г. Когда Вас принял Учитель, легче стало?

Т.И. Деточка, Юрочка, конечно легче! Если бы не легче, детка, я не продолжала этот путь, я тысячу раз могла умереть. Потому что у меня цирроз уже печени. И я вот до сих пор, спасибо. Если я сама себе не сделаю — покушаю не то, что мне надо, я не придерживаюсь специально, но я люблю сало с чесноком. Вот так корочку тереть и есть. И вот так я, деточка, до сих пор, он меня ведет. Мы не приехали бы сами сюда в хутор. Он написал письмо мне, две строчки: «Таня, если ты решила идти моей дорожкой, как я иду, оставь все там, живое и мертвое, и приезжай сюда». И я так и сделала, как он сказал. А мы построили с мужем такой дом, как у Сан Сановича, и еще не жили там года, еще не достроенный, полы там не были. Я только это получила... А с улицы я его сделала культурный человеческий. Там же не белят в Киргизии, а я его сделала белым домом. И кто приезжает, спрашивает, где здесь белый дом? И как раз у меня однажды спросил один мужчина молодой: «Деточка, скажи, где здесь белый дом?» Я ему шуткой говорю: «Да в Америке только Белый дом». А он смеется: «Нет, у вас здесь белый дом». Я говорю: «Что Вы хотели?» — «Нам нужно Татьяну Ивановну, я вижу что это Вы». Я говорю: «Давай, деточка, говори, идем. По какой причине ты ищешь меня и явился сюда?» Он говорит: «Я слышал, что Вы обливаетесь холодной водой». «И не один раз, а 3–4 раза бывает. Правда, это верно». И он говорит: «Я корреспондент». Кажется так, Юра? Или кто у меня первый корреспондент был? Нет, женщина — корреспондент из Москвы, полная такая, Нелля. Она корреспондент была, снимала, бывало, я ей интересное тоже за Учителя.

Ю.В. Они кино снимали.

Т.И. Кино снимали? Я уже забыла.

Ю.Г. Татьяна Ивановна, Вы решили сразу приехать сюда?

Т.И. Только сюда.

Ю.Г. И Вы с сыном сюда приехали, или сначала сами? Как это было?

Т.И. Как только получила письмо это, думаю: я получаю пенсию только 42р. 50коп., я думаю, за что я поеду? Я сейчас вешаю объявление: по улице такой–то продается дом. Продала за 4 тысячи, это я не забуду. Да, дом вот такой вот как у Сан Сановича, точно.

Ю.В. Четыре тысячи пятьсот рублей.

Т.И. Отдала деньги. А я не видела такой суммы денег и боюсь с этими деньгами идти. И куда я пришла, я сразу дала милостыню. Нет, сразу на почту пошла, Учителю нашему выслала 50 рублей милостыньку. Сухаревская ее получила, эту милостыню, сразу пошла и купила часы ходики. Они до сих пор там, в доме здоровья висят. И Учителю говорит: «Учитель, вот смотри, куда я эти деньги повернула». А он и говорит: «Ну и хорошо, не пропали ж, не пропали. Вот и будем смотреть, ехать по часам будем». Вот так вот я и решила — продала, милостыньку там дала по пятерке кому–то, уже забыла, служащим там...

Ю.В. Можно я чуть поправлю?

Ю.Г. Можно, конечно, включиться в разговор.

Ю.В. Знаете, Учитель пригласил не маму, а меня. Пригласил тогда, говорит: «Приезжай сюда, будешь помогать в моей идее, будешь помогать служить моей идее». А я написал: «Родненький Учитель, далеко ехать не могу, разреши мне с мамой приехать. Тогда уже обращение к матери.

Т.И. Я его взяла этого Юрочку, у мужа прошусь. Он же в Киргизии, а я его прошусь: «Отец, пусти меня, пожалуйста к маме на Украину, я уже за мамой соскучилась». А он говорит: «Бери ребенка какого–нибудь...» А он меня с двумя взял, девочка тоже жива еще. И говорит: «Бери и езжай, а так одну не пущу». Я беру его с собой и поехала к Учителю. И приехали мы к Учителю с Юрочкой. Но шли, если б тебе рассказать, точно так как Учитель шел. Он не шел по дороге, напрямки по буграм, по канавам. И вот как учитель шел сюда, так и мы шли через пахоту. И шли и приехали, а его нету дома, а Сухаревская говорит: «Таня, его нету дома сейчас, поживи покуда он приедет». Я у нее пожила, она говорит: «Я буду штукатурить подвальное помещение, ты может поможешь?» «Давай, если нравится, буду делать.» Я подключилась. Она говорит: «Давай, оце роби», понравилась ей моя мазка. А в подвале был склад продуктов всех. Учитель больше питался молоком и хлебом, но горячее тоже кушал. Вот он приехал и сказал: «Ну вот, Таня, теперь, говорит, будешь рассказывать». Берет меня за руку, говорит:

– «Подойди ближе». Я подошла. «Вот будешь выполнять вот эти заповеди мои, как тебе высказать, моя просьба к тебе. Если ты сможешь, иди, не сможешь, это дело не будет твое». Сказал Учитель приписаться к Сан Сановичу, а последовательница Настенька была, она ушла уже из жизни, она говорит: «Учитель, что ж ты посылаешь их к Сан Сановичу прописаться, там молодые все, все трудоспособные, а вот в этом доме, в этой комнате лежат два тяжелобольных.

Ю.В. Один тяжелобольной был, Сан Сановича отец, а тетя Галя ходила еще хорошо.

Т.И. Они оба здесь жили. Сан Сановича отец был тяжелобольной и Учитель сказал мне так: «Таня, если ты сможешь за ним ухаживать и если ты с ним уживешься, нигде не будешь покупать никаких кибиток, и остановишься здесь». Он вызвал Петра Матлаева, вызвал Сан Сановича и сказал: «Ребята, я ваших родителей не укладаю, пусть живут сколько им надо, сколько положено, но после ухода ваших родителей чтоб Татьяна нигде не покупала никаких кибиток, чтоб это осталось за ней».

Ю.Г. А Ганна Ивановна это что, Матлаева мать?

Т.И. А причем тут Матлаев?

Ю.В. Агафья Ивановна. (поправляет)

Т.И. Агафья Ивановна — это женщина, которая жила с отцом Сан Сановича

Ю.В. Которая тоже шла по идее Учителя.

Т.И. Она шла по Учителевой идее. Она сама баптистка была, с 9–ти лет, а потом, когда она узнала Учителя, включилась полностью.

Ю.Г. А Вы еще вспомните, какие люди в то время рядом с вами были? Фамилии, имена, кого Вы еще помните?

Т.И. Помним Агафью Ивановну, она ушла из жизни. Дарья Филипповна Евсеенко, она тоже ушла из жизни, тоже старенькая.

Ю.В. Аграфена Никитична Белозерова — Белозерова жена.

Т.И. Я ее не помню. А, Груня!

Ю.Г. Это все хуторские?

Т.И. Да.

Ю.В. Еще Мотя Вольных была, Зоя, Мария Ивановна Хичихина.

Т.И. Эти уже ушли. Остались только вот кто: я, Сан Санович, Петр и его жена.

Ю.В. И, возможно, Груня еще жива, мы не знаем точно.

Т.И. Остался только Петр и Любушка, и мы с Юрой, и Сан Санович с Дусей. Я не знаю, Дуся шла по Учителю, не скажу. Вот это живые свидетели.

Ю.В. Тетя Рая еще Гривцова.

Т.И. Она жива. Она похоронила недавно мужа, Дмитрия Николаевича, который без пальчиков был. Эти остались, и больше никого.

А вот Учитель назвал Юру Пахомова учеником своим.

Ю.В. Я его не видел, но Учитель о нем написал, что ученик. Он из Харькова сам.

Т.И. Технический, говорит, человек Юрий Пахомов. У него верующие родители. Но он технический, говорит, человек. Вот этот остался, он живой.

Ю.В. А бог его знает.

Ю.Г. А про Ганну Ивановну расскажите немного. Я же ее здесь застал, она в вашем доме была?

Ю.В. Да, Агафья Ивановна.

Ю.Г. Она сама с хутора или приехала сюда?

Т.И. Она из Липецка или из–под Липецка, мы не знаем точно.

Ю.В. Из Липецкой области, г. Чернава.

Т.И. Она жила с Сан Сановича отцом.

Ю.Г. Я спрашиваю потому, что, во–первых, добрая память всем, за то, что они были с Учителем и поддерживали эту Идею. И чтобы другие люди не забыли, что были такие сподвижники, которые первые начинали.

Т.И. Первые начинали — это недавно ушел, сгорел Дмитрий Николаевич, Петр жив. А остальные поушли.

Ю.В. Иван Гордеич Похвала.

Ю.Г. У меня вопрос к Юрию Владимировичу. Ваше впечатление от встреч с Учителем, что бы Вы хотели рассказать, все–таки это много лет.

Ю.В. Я пришел к этой Идее со своим маленьким ростом. Меня обзывали карликом. Друзья мои все, а для меня это было как нож в сердце, оскорбление. И я не знал, как достичь большого роста, это мне никак не удавалось. Я прятался, и от ребят, и от людей прятался. Потом мать поехала больная на Украину и приезжает здоровая. Я думаю, значит есть такой человек, значит есть такая сила. Если эта сила помогла моей матери, почему бы не помогла эта сила мне в моем физическом росте.

Мама говорит: «Юра, ты сперва продумай все «за» и «против», чтоб ты потом не бросал эту Идею. Лучше не начинать, чем начать и бросить». Я думал. И как раз пятница прошла, 9 ноября, только не помню какой год — 1962 или 1963–ий. Пришло такое решение, как железное — нужно идти по этой Идее. Нужно идти и все. Я говорю: «Мам, говори, что нужно делать, я тоже хочу идти по этой дороге, по этой идее». «Сколько у тебя есть денег?» «Есть у меня рубль». «Иди — там один старичок живет, помоги ему, ему хорошо будет. Потом уже завтра начнешь терпеть сознательно», т.к. назавтра суббота ожидалась. Пошел к этому старичку, дал ему милостыню. Он очень сильно обрадовался моему визиту, и говорит: «Пусть твоя цель... ты придешь прямо к своей цели. Что ты наметил — ты к ней придешь. Удастся тебе». Пожелал мне здоровья и всего нужного. Очень хорошее было напутствие его, он очень благодарил. Я пришел к маме, говорю: «Я уже все сделал». А вечером надо было мыть ножки — тогда только ножки обливали. Люди раньше как к субботе подходили — кто 24 часа, кто на 12 часов шел, а я сразу на 42 часа. Это было очень трудно для меня, но я вытерпел. Я поставил себе задачу, как бы трудно не было, нужно идти, нести.

Знаешь, Юра, были со стороны друзей подковырки разные, издевались, оскорбляли по–всякому, что только не говорили. Я это все переносил молча, им ничего, ни слова. И попом обзывали меня, и чем только не обзывали, и верующим. Но, слава Богу. Я понял, что раз я стал на эту дорогу, то со всем этим надо было встретиться, рано или поздно. Это закалка. Я не знал, что это закалка моя такая, очень трудная. У меня тетя была там в Средней Азии, она говорила, что человек растет только до 25 лет, а тебе уже 35 лет, ну куда тебе расти. А я говорю: «Раз я взялся за это дело, я должен вести его до конца своей жизни». И через 3 года она сама обнаружила, что я подрос. Да я и сам обнаружил, что мне брюки маловаты, обувка маловата стала. Я очень удивился, страшно удивился этому. А потом я понял, что я уже получаю то, что мне не хватало. А моя цель была — достичь хотя бы маминого физического роста. И благодаря этому я постепенно, постепенно достиг этого. А когда мы приехали сюда к Учителю, Учитель и говорит: « Юра, ну что, привез маму?». А я и не знаю, почему Учитель так сказал. «Привез», — говорю. Она ведь его ученица, а я не знаю, кто я такой. Я только знаю, что я служу его Идее, помогаю ему, и все. А кто я такой, это меня очень сильно не озадачивало, не интересовало. А самое главное, что служить Идее Учителя, а там будет видно. Потом говорит:

«Ну вот, Юрик, ты вырастешь большой, будет строительство идти, мы положим все камни на тебя, и ты будешь тащить все эти камни? Нет, детка, — говорит — ты окружись знаниями. А это все твое, рост — он твой. Ты его получишь, но окружись знаниями». А я сам себе думаю — знания, что это себе представляет — знания. Знакомое слово это «знания», но нигде не встречалось. А потом на другой день пришел, у него около машинки печатной была вот такая стопа листов отпечатанных его рукой одной на машинке. Но там с грубейшими ошибками, со всякими. «Юра. ты должен это переписать в свои в общие тетради. И принести мне. Переписывай так, как ты знаешь. Ты 7 классов кончал, хоть чуть–чуть знаешь. Чтоб было хоть чуть–чуть хорошо, делай аккуратненько это все». А я говорю: «Учитель, можно я домой заберу это все, эти труды?» «Бери.» Принес домой, сижу пишу, пишу, пишу, пишу. Агафья Ивановна ходит из угла в угол и говорит:

«Знаешь, Юра, то, что ты сейчас пишешь, это есть знания. Оно ложится в твою голову и в свое время даст плод. И ты обязательно будешь делиться этим знанием с тем, кто беднее тебя. И ты будешь с радостью делиться». Я вспомнил слова Учителя, он говорил: «Детка, окружись знанием. будешь говорить с людьми о моей Идее, если они у тебя будут спрашивать. Если они тебя будут благодарить — бери. Если помощь, толи деньги, толи какая другая помощь, бери, не обижай их». Так Учитель наряды всем давал, всем давал знания — женщинам, ученикам своим. Я как бы присутствовал, как он тому, тому сказал, и мне сказал тоже. Он уже написал в 74–м, но когда я приехал, он мне сказал: «Ты это будешь делать». Я постепенно отнес эти общие тетради Учителя, отдал. Потом стал сам переписывать труды Учителя себе. Он кое–какие тетради мне отдал. Говорит «Юрик, вот это «Батька отец украинский родной» я даю тебе, а ты чтобы написал, мне отдай». Потом «Бог–то бог но не будь сам плох». Тоже я ему свою отдал, а он мне свою отдал. Как бы я понял, что он мне их дарит, эти две тетради.

А потом я стал еще переписывать, и ему переписывать.

Агафье Ивановне и маме, как раз во время запрета, арест был, мы хотели поехать на Бугор, в Ореховку. А нам запретили. И Агафье Ивановне и моей матери Учитель сказал: «А вам, женщины, сюда без дела приходить не надо». А я как–то, как мальчишка, кругом шнырял. Приходил все время, не смотрел, настрашился на то, что милиция там туда–сюда ходит, мне все до лампочки. Мне самое главное увидеть Учителя, что–то от него услышать, как–то ему в чем–то помочь, что–нибудь ему такое засвидетельствовать интересненькое.

Потому что около Учителя всегда ощущаешь какое–то чудо.

«А — говорит — сорви мне вишенки оттуда, с дерева». Это осенью уже было. Сорвал. Посмотрел — нету там вишен. А он на другой день, когда я пришел, говорит: «Сорви мне вишенек». Я говорю, что там же ж нету. «Ну полезь». А полез — целые пригоршни сорвал. Слез — их уже нету. Думаю, что за чудо, что за чудо, или я совсем уже что–ли! «Деточка, иди сюда», — говорит. Подошел, отдал Учителю. «Ты еще себе немножко возьми». И я тогда вспомнил рассказ женщин, когда с огородов. Он попросил: «Идите, уберите огурцы там». Они ему 5 кошелок принесли. Он говорит: «Идите, еще столько принесёте». Они так страшно удивились: «Учитель, да там же нету ничего». «Идите». Пошли и еще 5 корзин принесли.

И потом, когда я приехал на 40 дней по уходу Яковой жены, приехал к Учителю с людьми. «Юрик, идем — говорит — картошечки накопаем.» Я говорю: «Учитель, там женщины эту картошку хорошо убрали. Там нету ни одной ботвы нигде». «Ну ты идешь со мной или нет?» «Конечно иду, раз ты зовешь.» Он своей босой ногой копает, я выбираю, я выбираю. Так полное ведро накопали. Ничего себе! И картошка вся была хорошая, набрали полное ведро. Я так удивился этому здорово. Потом сижу. А он пошел так в конец огорода. А потом смотрю: что–то быстро, быстро, быстро так идет, идет, идет, идет. Потом стал чуть не бегом. Я вспомнил, как поднимаются большие птицы в полет. Они перед полетом такие шаги делают, такие рывки делают. Думаю — сейчас что–то должно быть. Уже сел и сижу. Бежит. И как–то как кончилась земля, начался асфальт, ноги перестали касаться асфальта. О–о–о! Я это как заметил — ноги не касаются асфальта. Я сразу — как в шоке остался. Потом на женщин — им до лампочки — что Учитель, что. Потом на Учителя посмотрел, а он уже идет около ворот. Надо было дальше следить этот полет! А я думаю, какая радость, какая радость! Это ж диво, может еще кто смотрит. А они все заняты картошкой.

Т.И. Это не всем давалось.

Ю.В. Это Учитель сделал для меня, оказывается. Все были заняты, до того заняты были, что никто не обратил внимания никакого.

Ю.Г. Где это было?

Ю.В. В Красном Сулине это было. Еще знаешь, Юра, ходили мы на остановку с Учителем. У него была ранка на ноге. «Юра, ты — говорит — по маленькому сходи на эту ранку, она излечится». Но я знал, перед кем я стою, я говорю: «Учитель, нет, я не смогу. Я не могу и не имею никакого права». «Я тебя прошу, Юрик.» Я и говорю, что «не хочу». Он тогда до Марка Ивановича. Марк Иванович сразу, конечно, пошли они в сторонку.

А когда мы искупались... Всегда Учитель первый входил в ставок, он как бы благославлял эту воду, благославлял... После него уже мы все входили туда. И когда идем, а он взял — из проволочки алюминиевой сделанный то ли меч, то ли сабля сделана была. Он взял в левую руку. Идет, идет, идет, идет, сорвал цветочек, раз сорвал. Полевой цветочек, красивый. Он по природе родился, сам по себе, его человек не садил, он сам по себе родился. И он несет его. Я уже и думаю, это что–то значит. А что значит? Неспроста Учитель это все знал. Зачем ему это? Какой–то есть смысл в этом. А женщины, смотрю — а–а–а, женщины есть женщины: бу–бу–бу, бу–бу–бу, и конца края нет, думаю, вот это да–а. А потом стал соображать: это же меч — это жезл правосудия, а цветочек — это сама жизнь. Значит для кого–то он придет с жезлом, он придет судить всех нас за наши нехорошие дела. А это жизнь. Мама там шла, Анна Петровна — тоже помогала Учителю. Я говорю: «Анна Петровна, видите, что несет Учитель?» «Ну и что, подумаешь, там какую–то проволочку». Я говорю: «Это не проволочка, это меч. Это жезл правосудия». «О–о, правильно, Юра». «А это цветочек несет — жизнь несет всем нам». «О–о, Юра, правильно ты заметил». И как пошли они друг перед дружкой говорить! А я дальше иду. Учитель пришел во двор, этот меч бросил в дрова, так небрежно, как бы забросил его. А цветочек аж принес в комнату и около своих тетрадей положил. Это так было трогательно.

Т.И. А вот скажи — подарок.

Ю.В. А это на 8 марта — 3 ягодки. Мы как раз с Настенькой разговаривали. Ее кто–то обидел здорово там в доме и мы сидели так с поникшей головой. А он пришел ко мне, вот туда только (показывает на рубашку, куда приколол Учитель брошь), раз, — встромил ее. А Валентина прибежала, как только Учитель отошел, прибежала: «Да зачем тебе, что ты девка, что ли?», и взяла эту брошку. А Учитель опять прошелся, увидал, что на моей груди нету, ни слова. Прошел быстренько: «Я тебе, говорит, подарил это, не кому–нибудь другому, тебе». Думаю «значит да». А потом упреков сколько было — от т. Оли и других — зачем тебе. Я говорю: «Раз Учитель сам приколол, значит это что–то означает».

Т.И. Каждая вот эта ягодка имеет свое толкование.

Ю.В. Я понял, это как награда, а за что — не знаю. Может быть за послушание. Потому что Учитель говорил: «Я вас всех люблю». Но меня, Юра, он как–то по–особенному любил. Так нежно прижмет, по–отцовски, то за грудь, то за плечи так вот. Я вижу, как он меня любит здорово. Как он что скажет, я тут же все делаю. Ничего не откладываю, не огрызаюсь, ничего.

Т.И. Фотография есть у нас.

Ю.В. Очевидно просто за то, что его слушался, беспрекословно слушался.

Ю.Г. А может за то, что понимал его, Юрий Владимирович? Я хотел сейчас такой вопрос задать. О той пачке рукописей, печатных листов, которые он дал. Какие были первые мысли, и вообще какие были мысли об этих рукописях, что это такое? Что это за знания, которые дали возможность глубже понять Учителя?

Ю.В. Это были рукописи. Это писал сам Учитель для Минздрава в Ростов. Каждые труды Учителя это и есть знания. Я так понимаю. И наша задача — как можно больше окружаться этим знанием. И потом чтобы помогать нашему брату, нашей сестре. Это мы так говорим о тех, кто идет по этой дороге. Ведь у нас одна семья будет. Наш Отец — Учитель. Мать — Природа будет. Для того, чтобы делиться с теми, кто мало знает. Уже потом создалась «Детка». В «Детке» такое есть, что передавай опыт этого дела, не задерживай у себя. «Детка» есть «Детка». А то, что Учитель сказал: «Юра, если люди будут тебя просить рассказать о моей Идее — рассказывай». Потому что такие люди есть — придут туда (показывает в сторону дома Сухаревской) и начинают, люди хотят, не хотят, а они начинают заводиться, и пошло, и поехало. Это как–то некрасиво, очень некрасиво. Быть зазывалой — это хуже всего. И когда, Юра, прихожу туда, мы не разговариваем ни с кем, поздороваемся со всеми и начинаю их слушать, И вдруг кто–то неправильно истолковывает Идею Учителя, я поправляю: «Нет, здесь не правильно — вот так, вот так нужно». «А ты кто такой, кто такой?» Я говорю:

— «Как кто такой. Я у Учителя был рядом 7 лет. Видел живого Бога. Вы не правильно истолковываете, вот так нужно». «Ты что тут сидишь, молчишь?» «А что, говорю, вы спрашивайте, я буду отвечать». А я не хочу быть зазывалой.

Т.И. Вот фотография — адъютант Учителя Юра был. Учитель его брал с собой, куда ехал. И Сан Сановичу сказал тоже, что ты куда едешь, бери Юрика с собой. А он не стал Юрика брать.

Ю.В. Один раз так было дело. Он сказал «Мы с тобой поедем, Юра, в 4 часа ты чтобы был уже готов. А я в 3 часа встал, искупался, обсох, оделся хорошо. В 4 часа его нету. В 5 часов я слышу его машину — он поехал туда. И там он в кювет чуть не влетел, а не знает, что делать. Пошел до Учителя. А Учитель говорит: «А ты Юрика взял с собой?» — «Нет». Учитель отворачивается от него, уходит, ничего больше, ни слова не говорит.

Ю.Г. Юра, расскажи, пожалуйста, как Учитель сюда приходил, о чем вы здесь разговаривали. Как происходило, когда он здесь был?

Ю.В. Мне запомнилось то, чтобы Дмитрий Николаевич Учителя просил, чтобы Учитель подтвердил ему, что ... А Учитель говорит: «А за какие заслуги я должен тебе перед Матерью–Природой объявить тебя. За какие заслуги? Ты же не сделал ничего такого».

Он всегда просил меня, чтобы я привел его сюда, к Сан Сановичу. К Дмитрию Николаевичу он редко ходил, даже это единичный случай был. А больше всего к нам. И вижу, что если он когда к нам приходит, он тут полностью расслабляется. Ему так хорошо. Один раз зашел туда, а там цветы кругом. Я говорю: «Учитель, это мамино хобби». «Сорви мне тут, говорит, цветочек». А я взял, да постарше взял сорвал. А он говорит: «Нет, ты покрасивее сорви». Это георгина была. Я сорвал. А он потихоньку крошил, крошил, крошил, крошил. Пришел сюда потихоньку. Очевидно, это испытывал маму, как она будет реагировать на это, что цветок яркий взял. А она ничего, спокойно отнеслась. Это он проверял маму.

И меня Учитель проверял один раз. Сказал: «Юрик, сходи к Дмитрию Николаевичу, сходи, скажи ему вот это, вот это». Я пошел, сказал. «Юрик, вернись туда еще, скажи ему то–то, то–то». Я думаю — ну почему сразу, одной дорогой не это..., здесь что–то не так. Пошел еще сказал. А потом: «Пойди к Петру Никитовичу, скажи». Думаю, одна же улица, почему сразу? Думаю, здесь что–то кроется, что–то кроется. Просто интересовало, что здесь что–то кроется. Но пошел, д. Пете сказал, а сам иду, не злость разбирает, а смех разбирает — это что–то какая–то проверка. Прихожу к Учителю, улыбаюсь, говорю: «Учитель, я все сказал, как Вы сказали». А он как–то внимательно смотрит на меня, а действительно ли я улыбаюсь, от души и сердца. И когда увидел, что все хорошо: «Ну ладно».

А тут как раз ему воду носили, Валентина Леонтьевна в ванну горячую воду внесла, он писал, а тут мама входит с холодной водой. Бросил тетрадку: «Все вы горячую воду таскаете, таскаете, таскаете». А мама тихонько сказала: «Родненький Учитель, я принесла холодненькой водички». Учитель улыбнулся, свою улыбку спрятал сквозь усы, но мама увидела ее. Он и маму также проверял.

Т.И. Не раз он нас проверял.

Ю.В. Но мать хорошо приняла это.

Ю.Г. А Учителю, наверное, было трудно в том доме, люди разные приезжали.

Ю.В. Да, да, было трудно. Он уходил куда–то в конце огорода, по тротуару тоже расхаживал. Очевидно, когда по тротуару расхаживал, может он что–то вспоминал, может он с Природой был связан, как бы с ней разговаривал.

Даже, знаешь, Юра, после ухода Учителя один парень приезжает, говорит: «У меня так здорово ноги болят, ты мне покажи, где Учитель ходил, я босиком только пройдусь и у меня будет все хорошо с ногами». Я говорю: «Ты знаешь, давай вечером туда пойдем, чтоб мало кто на тебя обращал внимание». Дошли до тротуара, я говорю: «Все, снимай обувь и по тротуару взад–вперед, только босыми ногами». Он снял, походил туда–туда, туда–туда, 4–5 раз походил, говорит: «Юра, как хорошо, как легко стало». Я говорю: «Только никому не говори про это, потому что могут всякие люди истолковывать по–своему». «Это ты мне сказал, хорошо, я молчать буду про это дело». И ему все хорошо было. Он по его крепкой вере получил это здоровье, ему стало легче, он на другой день уехал.

Т.И. А я еще раз скажу, что у меня врачи нашли. Я работала в больнице кастеляншей, нас проверяли тоже каждый месяц, у меня нашли, вроде киста, меня хотели оперировать. Была я замужем. И вот говорит врач: «Согласны на операцию?» «Да я, говорю, не знаю как. Пойду посоветуюсь с мужем.» Я уже с Учителем была. А потом решила не советоваться, пойду к врачу, пускай делает. Говорит: «Такая киста уже — как воробышек. Может без операции обойдемся, никак не поднимается рука вас резать». Посмотрел несколько раз на рентгене. Когда я Учителю сказала, а он говорит: «Тебе точно сказали, что у тебя там есть?» «Да, Учитель, сказали так». А я уже в больнице, меня приготовили к операции. А тут Мать–Природа посылает любые причины, чтобы только отложить операцию: то банда перерезала людей в балке, то еще что–то — врачи туда все. Потом муж ждал, ждал, приходит, подпил немножко: «Отдайте мне мою жену». Я на 2–м этаже лежала приготовленная к операции. Врач приходит: «Слышите, Вас муж просит?» «Я знаю, слышу», - говорю.

- Так Вы согласны или нет?

Я не знаю как мне и поступить, а потом мысль пришла и сама говорю:

— Иди. Муж пришел — иди. - Я и ушла с мужем — минула операции. И вот это меня от операции и спасло. И до сих пор не оперирована никем.

Прошлый год вижу сон — опять меня как–то врач смотрит.

Прошло сколько лет, и Юрику рассказываю, смотрит меня врач, щупает кругом, щупает, говорит: «А где Ваш аппендицит?»

«Да на своем месте», - отвечаю.

«У Вас же должен быть аппендицит, должны оперировать». Он посмотрел — нигде ни шва нету, ничего: «Что за диво какое–то? Или я сам врач неопытный, не понимаю».

Встала и Юре рассказываю.

Ю.В. Медицина слаба становится перед Природой, перед Учителем.

Ю.Г. Фантастика для многих. У меня еще такой вопрос. Вы уже долгую жизнь прожили. Как вы думаете, как будет развиваться Учение Иванова? Какие пути — как вы видите сейчас состояние — куда и каким образом все будет двигаться? Это исходя из своего уже опыта.

Ю.В. Как двигаться? Учитель оставил 108 часов. Это по силе, возможности донесем. Потом обливание, «Детка» — 5 правил, которые раньше были. Живем только с Учителем. Сан Санович раньше говорил, что в 1998–м году к 100–летию со дня рождения Учителя должен сам Учитель прийти. Мы не знаем — правда это будет или нет.

Ю.Г. Это он прочитал где–то или это его мысли?

Ю.В. Не знаю, не знаю. Это его мысли, да.

Ю.Г. А Вы чувствуете, что сейчас легче становится по сравнению с тем, что раньше, вот именно, по Идее Учителя?

Ю.В. Да. По Идее, да, легче становится. Потому что видим реальную помощь Учителя во всем. Он и через людей помогает. Я вот воду таскаю, а люди, которые приезжают к Сан Сановичу видят, как я мучаюсь, у меня же нога травмирована. Так они сами приносят эту воду. Опять же это Учитель их посылает, чтобы они помогали нам. Я же вижу, что это все Учитель, все Учитель, только Учитель.

Ю.Г. То есть, такие силы есть сейчас в Природе?

Ю.В. Да, да, да. Только Учитель помогает, во всем помогает, в дороге, даже сохраняет нас.

Ю.Г. Я спрашиваю потому, что все сейчас говорят, как сейчас плохо стало, и ноют ходят, и денег нет, и того нет. А может оно по Природе так должно быть?

Т.И. Так должно быть. Еще хуже будет.

Ю.В. Знаешь, Юра, мы уже не одно время были... Было такое время, и не одно — без копейки денег были. Но мы не унывали. Мы знали, что Учитель нас не оставит. Обязательно, обязательно как–то находились люди, кто–то кем–то передал, нам приносят — опять же это Учитель.

Т.И. Помогает он теперь в Духе.

Ю.В. Да, помогает он теперь в духе, но через людей.

Т.И. Почему он так помогает сейчас в Духе — так видно нужно.

Ю.В. Сохраняет! Один раз спали — на крючок даже не накинули — и слава Богу все.

Т.И. Мы можем спать сейчас не закрывшись на крючок. Не ворота не запертые. Мы твердую имеем веру в него.

Ю.Г. То есть на душе легче становится все–таки?

Т.И. Легче.

Ю.Г. Вот этой паники нету?

Т.И. Нет.

Ю.В. Никакой паники.

Т.И. Нету никакой паники насчет этого. Потому что мы знаем, что он нас не оставляет ни на минуту. Есть даже, Юра, я прочитала, или он мне через сновидения сказал, что если только кто нарушит наш покой, и кто–нибудь — я или Юра вскрикнем: «Учитель!», — он тут явится во плоти.

Ю.В. Во плоти явится на несколько минут.

Т.И. Явится во плоти, стоит только крикнуть нашим голосом.

Ю.В. Одному человеку он явился. Может ты знаешь Юру Кратнова из Луганска?

Ю.Г. Знаю.

Ю.В. Учитель явился отцу его. Отец попивал, а Юре очень хотелось, чтобы и отец шел по этой Идее. И когда Учитель предстал перед ним во всей своей форме, он испугался. Начал креститься: «Господи, господи, господи, господи». И с тех пор он понял, что нужно выполнять Идею. Как бы трудно не было, но нужно выполнять ее. Он даже испугался, очень страшно испугался — а ну–ка, живой Учитель около него предстал и стоит!

Т.И. Твердая вера нас и сохраняет. Он и в Духе нас не оставляет. И я говорю, что он даже или сам говорит, или через сновидения, что стоит нам крикнуть — он тут же является.

Ю.В. Гимн очень имеет огромную силу. Один раз, знаешь, Юра, я шел утром, а в кустах лежала очень злая собака, здоровая такая. Я думаю — удирать — она за мной погонится, разорвет на куски. Я стал Гимн петь и так тихонечко, так нежно пел, как колыбельную пел Гимн, что собака не тронула меня. Головой только так повертела, пропустила меня. Что странно, что ни с места не сошла и не поднялась даже. Гимн огромную силу имеет. Это как молитва, как щит наш. Гимн — это очень сильная вещь.

Даже одна женщина — дочь т.Даши Евсеенко, что ушла недавно, она не верила никому, и Учителю не верила. А тут шла по лугу, там отпустили племенных быков, а у нее красная кофта была. Они за ней как погнались. Она как крикнула: «Мамин Бог, сохрани меня!» И моментально — один бык туда, один туда, туда, туда, и рассеялись. И она пришла, своей матери сказала: «Мама, я твоим Богом только спаслась». «Ну вот, дочка, Бог есть». «Да, теперь верю».

Ю.Г. Спасибо вам большое. Я думаю, это не последняя наша встреча.

Ю.В. Конечно.

Ю.Г. Я с большим интересом слушал. Я думаю, от этой встречи нам всем легче сейчас стало, вспомнили.

Ю.В. Самое главное — не унывать, быть с Учителем всегда. Если кто–то обижает тебя, спокойно все это перенести.

Т.И. Эволюционно.

Ю.Г. Сейчас, наверное, уже меньше обижают всё–таки.

Ю.В. Сейчас меньше. Раньше обижали, сейчас меньше. Это закалка.

Т.И. Тут еще есть люди, что нас и презирают.

Ю.Г. Таких везде хватает.

Ю.В. Юра, есть еще такие люди — они выбрали закалку. Нелегально выполняют Учителя совет — обливаются. И им это помогает — они здоровенькие. Вот только не хотят закаляться, проходить сквозь эти тернии — насмешек, что ли, это же закалка наша. Нужно ж и это проходить и терпение проходит. Может быть они и терпят — говорят, о как хорошо нам помогает обливание.

Т.И. Есть, уже смотрят, что мы обливаемся.

Ю.В. Потихоньку. Почему — боятся, чтоб не смеялись с них.

Т.И. Боятся люди еще смеха. А мы уже ничего не боимся.

Ю.В. А многие уже втихаря обливаются, многие.

Ю.Г. Мы знаем.

Т.И. Одна бедная женщина, Учитель принял ее, с ногами что–то. Таня.

Ю.В. Говорит: «Юра, говорят: Бог есть, Бог есть. Как ты думаешь, есть он?» Я говорю: «Тёть Таня, Вас принимал сам Бог! Вы такой дар забросили, забросили исполнение. 7 лет я был рядом с живым Богом, помогал». «Ты на Иванова говоришь Бог?» «Да, Бог Земли, а ну–ка — 50 лет проходить в одних шортах — летом и зимой. Вы пройдете такой путь? По тюрьмам, по психушкам. Вы пройдете такой путь?» «Нет, куда мне пройти» «А он прошел!»

Т.И. Одну женщину принял Учитель, а она постеснялась людей и бросила обливаться. Сейчас не ходит ногами. Ходит, но плохо, с палкою. А молодая — моложе меня. Боятся, стыдятся обливаться и стыдятся, если смеется кто с тебя. Мы не стыдились ничего. Мы верили Учителю и шли так как надо.

Ю.Г. А Вы тоже считаете, что у Учителя была такая тайна? О которой говорят, что он не успел сказать. То, что Игорь Яковлевич Хвощевский говорил?

Ю.В. Возможно, какая–то тайна и была, Учитель же не со всеми откровенничал. Когда мы играли в карты, я старался Учителя не оставлять в картах, знаю, что я играю с Богом, с самим Богом. И оставлять Бога в картах, для меня это было большим позором. Думаю, лучше я сам буду оставаться.

И знаешь, Юра, когда обидели Учителя, он хотел уйти в Албанию, через Югославию пройти. И подошел уже к границе Польши, какой–то старичок встретился. Это из трудов Учителя. Говорит: «Где родился, туда и иди, и умирай». Оглянулся, посмотрел на этого старичка, а его уже и следа не осталось. Тогда, Учитель пишет, решил проверить, правильно ли я иду по этой Идее. Если правильно, то пускай этот «кукурузник» сядет у моих ног. Так оно и получилось.

А я как–то раз ехал к дядьке, который отлично играет в карты, его провести очень трудно, он знает все. Я говорю: «Учитель, родненький, ты на самолете себя испытал, разреши мне испытать, угоден ли я тебе хоть на маковое зернышко. Если я подряд 3 раза дядю оставлю в картах, то я пойму, что я тебе угоден, хоть на маковое зернышко, но угоден. Приезжаю к своему дяде, он обрадовался, говорит: «Юрик, садись покушай». Я говорю: «Нет, давайте сыграем в карты». «О, ну давай».

Юра, ты знаешь, 3 раза подряд остался в картах. И карты нехорошие шли, и он 3 раза остался подряд. Он страшно удивился. И когда я уже отдыхал от карт, он мне говорит: «Ты знаешь, приехал, такого напустил на меня туману, что и не знаю, где какая карта, я как в каком–то водовороте, не знаю, что вообще происходит».

Т.И. Вот фотография — Учитель и Юра.

Ю.В. Нас тогда много было народу.

Т.И. По истории проходит Юрик, я прохожу по истории у Учителя.

Ю.В. Сан Санович проходит тоже.

Т.И. Это «История Паршека» — книги во втором томе есть последователи.

Ю.В. Письмо Учителя ко мне есть там.

Т.И. Я как труженица прохожу у Учителя по истории.

Мы с Учителем. Мне уже 81 год, а я боюсь один день пропустить облиться. Говорю, Учитель, ты уже на Землю пришел и принес нам жизнь, так зачем же смерть я буду принимать, когда ты принес уже жизнь. Смотрю на фотографию, а он вроде улыбается. Я говорю, Учитель, ты сказал, смерть как таковую изгонишь, а жизнь во славу введешь. И вот так перед портретом с ним начинаю разговаривать.

Ю.Г. Что же, закончим на сегодня. Спасибо.

Ю.В. Еще будете приезжать?

Ю.Г. Будем приезжать.