Тезисы материалов конференций и чтений

1–е Философские чтения в Самарском госпедуниверситете по учению Учителя Иванова


Г.Н. Дрепа

канд. философ. наук, проректор СамГПУ

Стенограмма доклада


Я бы хотел остановить свое и ваше внимание на одной только серьезной проблеме, без которой, наверное, не было бы и смысла создавать наш факультет. Проблеме философской основы этого Учения, философского компонента. Возникает действительно вопрос очень непростой, нетрадиционный, я бы сказал. А является ли система Иванова вообще философией? Или это, может быть, просто система этических, эстетических взглядов, связанных с определенными представлениями о человеке, о здоровье, связанных с рекомендациями в определенном направлении, примерно чем–то таким, какой является система, скажем, Конфуция. Т.е. возникает очень интересная даже чисто теоретическая проблема. С какой меркой, какими критериями мы должны подходить, отвечая на эту проблему, этот вопрос. Я должен признаться, что очень долго думал над этим, ломал голову. Если подойти к системе Иванова с традиционным подходом, с таким, как изложен в традиционных учебниках по марксистско–ленинской философии, то мы должны с вами сказать, что это очень интересная вещь, очень интересная концепция, очень жизненная, практически значимая. Но это не философия, потому что там не работают те категории, те понятия, которыми мы традиционно оперируем: пространство и время, материя и движение, правда есть сознание, разум, мышление, но в несколько таком своеобразном варианте. И тем не менее, я здесь возьму на себя смелость и буду утверждать, и не только здесь, а вообще, в других случаях и ситуациях, буду утверждать, что это все–таки, философская система. Но не в том плане системности, который мы имеем в виду, говоря о системах Канта, Гегеля, Аристотеля или Маркса, а в совершенно своеобразном смысле. Вот на нескольких моментах я, в пределах своего времени, и остановлюсь.

Прежде всего, бесспорно, что это социально значимая система. Тот огромный интерес, который она вызвала и, фактически, идя таким триумфальным шествием, зародившись из совершенно частных небольших ручейков, действительно показывает, что перед нами явление уникальное, социально значимое. Здесь чистой теорией не возьмешь: собрал людей в аудиторию, рассказал, и что они дальше будут думать, делать и т.д. Они приобщаются все более, и более, и более ко всей этой системе оздоровления человека. Но социальная значимость, на мой взгляд, не только в этом. Обратите внимание, вообще системы, подобные ивановской, имеют как бы два полюса. К ним обращаются, на них обращают внимание либо в очень богатом обществе, примерно в таком, как американское, когда телевидение изо дня в день или постоянно, а может быть, неназойливо показывает, как бегает американский президент, по каким улицам, в какое время, то Буш, то Клинтон. И оно не устает говорить о том, что здоровье — это фонд нации, что это основа, и т.д. К этому тоже нужно прийти, т.е. здесь возникает проблема такого плана, что здоровье это на уровне насыщения потребностей, переизбытка определенных технологий и т.д., когда человек должен посмотреть на себя с этой позиции, с той точки зрения, что до каких пор, где качественная граница, поэтому вся Америка помешана на здоровье, на спорте, и президент выступает символом нации в этом отношении, поэтому его и показывают.

Есть другой полюс. Мне кажется, что социальная значимость системы Порфирия Корнеевича Иванова и в другом аспекте лежит. Нам с вами, испытывающим такие нетрадиционные потрясения в нашей жизни, в нашем бытии, есть смысл обратиться к этой системе несколько с иной позиции, т.е. как, вообще–то говоря, сохраниться, как выжить в этой системе перепадов социальных, когда государство открыто, не стесняясь, как элемент политики своей, заявляет: каждый выплывает сам, каждый — творец своего счастья. Здесь, действительно, в руки общества, так скажем, попал уникальный совершенно инструмент, созданный нашим соотечественником. Условия, причины его жизни, как он действовал, всем вам известны, о них сегодня говорилось подробно. Но в данном случае я хочу обратить внимание на другое. Т.е., это есть, это бесспорно, здесь не нужно больше ничего изобретать. И не случайно поэтому хозяйственным, практическим умом люди почувствовали ценность, практическую значимость этого. Т.е. это не теория, это не голая вещь или там какая–то, сиди в аудитории, рассуждай: материя, время. Здесь здоровье, вот оно. Фильм был показан, как маленький ребенок делает первые шаги по пути своего становления.

Это одна сторона — я обозначил как философская значимость этой системы. Другая сторона, на мой взгляд, еще более интересна. Но она несет в себе некоторую тайну, некоторую загадку. Дело в том, что система Порфирия Корнеевича не просто зиждется на определенной системе, скажем так, знаний, навыков, которые и до него были накоплены. Он, конечно, систематизировал большой материал, но тем не менее, это и до него было многим известно. Но она еще несет в себе одну любопытную особенность, имеет достоинство свое внутреннее — это экологически чистая система. В том понятии, которое охватывает не просто Природу и место человека в Природе, но охватывает и саму форму его деятельности. Экологически чистая форма деятельности самого человека, в соответствующих, конечно, условиях — природных, социальных, индивидуальных, бытовых и т.д., т.е. перед нами на самом деле, вообще–то говоря, уникальный образец понимания человеком многих и многих оздоравливающих факторов, которые приведены им в систему. То есть речь идет не только, еще раз хочу подчеркнуть, об экологии, как жизненной среде, но речь идет и о том аспекте экологии, который охватывает сам разум, само мышление, саму способность размышлять, понимать и оценивать окружающую действительность. Вот об этом мы и говорим: природное мышление. То есть мы имеем в виду не только ту сторону, что оно направлено в Природу, на явления Природы, а речь идет о том, что оно еще пользуется определенными, естественными для человека средствами понятийной деятельности. Я вам приведу простой пример. На двух уроках в двух школах такой эксперимент проводили. На уроке по логике встает ученик и задает вопрос. Там игровая форма была, поэтому можно было задавать вопросы друг другу, аудитории, отвечать и т.д. Вот он задает вопрос своим сокурсникам и мне в том числе: «Скажите пожалуйста, можно ли съесть яйцо натощак?» Вот обычное мышление, запрограммированное, забитое информацией, говорит, а чего же его не съесть, взял и съел. А он лукаво улыбается, значит что–то нашел. Спрашивает, так и ответило большинство. А он: «А вы обратите внимание, он же его не глотает сразу — некультурно, откусил кусочек. Но тем самым, это уже значит, что он не ест яйцо натощак. И не может он съесть яйцо натощак». Приходит в противоречие с исходным утверждением, своим тезисом. Вот это пример экологически чистого мышления, оно схватывает естественную форму, противоречие, если оно есть. Это такой вопрос, как: «Может ли всадник сойти с лошади?» Всадник есть всадник, он на лошади должен находиться, он с ней составляет одно целое. Сходя с лошади, он каким–то странным становится. Он не всадник получается, он сходит пешим или каким–то другим. Получается, что будучи в функции всадника, он никогда с нее не сходит. Где логическая оснастка этого парадоксального утверждения? Когда он начинает мыслить такого рода категориями, понятиями — вот это экологически чистое мышление, природное мышление. И его нужно развивать на всевозможных такого рода примерах. И поэтому Порфирий Корнеевич–то, я подойду к своей главной мысли, в конце ее как вывод выскажу, но отталкиваясь от этих своих размышлений, понимания своего. Поэтому–то в его «Детке», в его концепции фактически сконцентрирован огромный заряд информации, но вокруг трех проблем, философского значения, я имею в виду, проблем–то там множество.

Первая: «Как я могу знать?» Вот он говорит о природном и т.д. мышлении, т.е. выводит на этот уровень разума — как и что.

Второй аспект: «Во что я должен верить?» Проблема веры возникает. Отсюда колоссальное значение придается понятиям «Дух», «духовность», «духовная сторона жизни». Как вера обеспечивает воспроизводство экологически чистого образа жизни. В какой связи она находится со всеми этими компонентами. Причем, имеет особенный, отличный от традиционного знания ракурс.

Третий аспект. На мой взгляд, это то, о чем он говорит следующее: «На что я могу надеяться?» Все его наследие пронизано этими сентенциями. Либо в стихотворной форме, либо в афористической или в какой другой фактически идет развертывание этого содержания. Но можно сказать, что он и тут не первооткрыватель в этом. Об этом мы тоже говорили, хотя в другой среде, в других условиях и в связи с другими задачами. Но совершенно уникальным является то, что эти три вопроса он выстраивает как бы числители и относит к одному знаменателю. Они тогда имеют ценность и работают в системе, когда они замкнуты на еще более глубинной проблеме: человеку быть в ладу с Природой и с самим собой. Хорошее русское слово «лад». Это выступает как ценность, которую нельзя изобрести ни умозрительно, ни по каким–то другим понятиям, ни каким другим критериям. Быть в ладу с самим собой можно только в том случае, если ты будешь в ладу с другими людьми и с окружающим тебя миром. Вот такая вещь, насколько я в этой проблематике просвещен, свидетельствует о том, что перед нами эта система, практически ее можно возвести в ранг национального достояния. Это действительно уникальная вещь, хотя написана она доступным, простым, естественным, этим самым экологически чистым языком, всем понятна и поэтому имеет такую большую притягательную силу. И вот третий момент, он вытекает отсюда, он, можно сказать, чисто теоретический, как бы прикладной в этом плане. Действительно, двумя базовыми понятиями, которые и вводят эту систему Порфирия Корнеевича в ранг философский антропологии, фактически учение о человеке, но построенного на естественных понятиях — жизненной среды, экологически чистой и т.д. Вот два понятия как бы роль несущей конструкции тут имеют: душа и тело. Опять же, если мы возьмем традиционные учебники по философии, то с этими точками зрения мы там понятий и категорий не увидим, ну вы скажете, какая душа? Уже 100 лет о ней психологи не говорят, как об анахронизме каком–то. Ну, написал Аристотель трактат «О душе». А потом экспериментальная психология возникла и как там ни крути, куда ни тыкай, нет ее. Остался термин, который применяют в том или ином удобном случае. Например, «духовное производство». «Дух» как афоризм. Вот человек играет на фортепиано. Звуки могут быть либо в гармонии, либо в какофонии, но материализованы. Мы знаем, мы с вами сидим в филармонии, слушаем концерт, и чего это ради мне эти звуки относить или этот вид деятельности пианиста к духовному производству? По театральной сцене ходят люди, идет постановка, «Гамлет», например, Шекспира, играет либо Высоцкий, либо Смоктуновский и т.д. Живые люди, реплики, действия, мизансцены, все такое прочее. Чего это опять же мы относим это к сфере духовности? Там материальное же действие? Это непростые вещи, от них зависит очень многое, даже в нашей жизненной практике: работа учителя, преподаватель ВУЗа, другие категории социальных служащих и других людей, куда их отнести? Смотреть, завязываться на понятии, но которое никак не определяется. Куда отнести работника библиотеки, когда он пишет свою социальную характеристику? Это непростой вопрос. К рабочим или к служащим? Казалось бы, люди и руками не носят ничего, а куда отнести, извините.

Я немного отвлекся, но хочу один момент здесь зафиксировать. Когда возникает проблема оценки тех или иных понятий, особенности их приложения ко многим сферам жизни, их нужно определять очень точно. Какой–то однозначности, в смысле точности, у Иванова нет, зато у него есть очень глубокий смысловой контекст понимания природы этих вещей.

Во–первых, давайте зададим себе такой вопрос, а у него он вытекает элементарно из его концепции. Что является телом человека, где оно, тело человека. Значит, надо ответить на вопрос, что такое человек, в отличие от, допустим, чисто животного его состояния, каково его физическое органическое и неорганическое тело? Вот что вытекает из этого Учения. Что оказывается, телом–то человека не только его физическая оболочка является, а весь окружающий мир, доступный ему, весь космос, имеющий тоже свое собственное тело. Вот это уже, действительно, глубинное понимание связей человека с космосом, с Вселенной и т.д. и т.д. То что это не фантазия, это современные наука и практика доказали. И соответственно там у нас и биоритмы, и солнечная активность, все влияет на это. Не просто как внешний побочный фактор, но как некое внутренне состояние, с которым человек связан глубинными связями. Раскрыть их нам еще не удается до конца, мы еще не все знаем в этой биоритмике. Поэтому если, скажем, сравнить многие выводы Порфирия Корнеевича с учением Вернадского, учением об определенном количестве биомассы — жизненного вещества. Это прямо вытекает, перекликается. Только один был рафинированный ученый, а другой — практик. Не владеющий, может быть, до конца каким–то теоретическим аппаратом, но не менее глубоко проникший в суть проблемы.

Вопрос такой, скажем, сколько людей должно жить на Земном шаре, на планете, которая является не вообще подстилкой, а его неорганическим телом, этого человечества. Сколько? Мы можем сколько угодно говорить из гуманистических соображений: да вообще, она на все способна, Земля. До каких пор? Существуют вполне конкретная закономерность количественного типа. Сколько, какой объем жизненного вещества, биомассы, должен находиться на единице площади поверхности Земли. И тогда мы вычислим с вами, сколько людей, в принципе, пользуясь экологически чистыми ресурсами, могут пользоваться этой средой. Это философская проблема, это глобальная проблема для всего человечества. Как строить практику и отношения между странами, внутри страны и т.д. Что осваивать, как, кому, что отдавать в аренду, кому не отдавать. Вот китайцы говорят, отдайте нам в аренду Хабаровский край. Нас больше миллиарда, а вас 200 млн. теперь нет на Российскую Федерацию. У вас пространства на 20 Китаев. Мы скажем, как мы свою страну и т.д. А если с точки зрения планетарного мышления, о котором Вернадский говорил, посмотреть и сказать, что все мы дети Земли и имеем право на какой–то кусок своего счастья. Так несколько переориентируется эта проблема. Я же не говорю, что нужно взять сейчас и отдать китайцам Хабаровский край. Я говорю, что возникает проблема, это на самом дела проблема, глубокая вещь. С этим тело, т.е. как тело и производство жизнеобеспечения, жизненного бытия человека вписывается в это.

Не менее остро стоит вопрос с этой душой, о которой я говорил. Так есть она или нет? То что она не локализована в каком–то нашем пространстве нашего тела, это бесспорно. В свое время только ее искали, то в сердце, то в уме, то в крови, то еще где–то. Но мы–то с вами, исходя из нашего метрического опыта, можем говорить и утверждать — душевный человек или не душевный. Это же тоже не выдумано, что он просто разумный или неразумный. Это не одно и то же — быть разумным и неразумным, быть душевным и недушевным. В одном случае — это мыслительным путем оценивать ситуацию, перерабатывать эту информацию, а в другом случае — это своими чувствами сливаться с объектом своего интереса. Об этом и пишет Иванов. Но только это не развернуто в какой–то философский труд–трактат. А ему это понятно. Есть она. И психологи пусть сколько хотят экспериментируют, и не найдут они ее ни в мизинцах, ни в пятках, ни в голове, потому что она фактически субстанция, которая фиксирует общее состояние чувственности, социализированный процесс, рефлексивная форма. Но это ведь тоже нужно осознать и посмотреть, какие градации, на каком уровне, как идет процесс этой социализации. Возникает категория вот этого Духа. Он и на божественный лад перекраивает, мыслит его и т.д. Но тем не менее, его собственное мышление, которым он располагает и пользуется — экологически чистый процесс, дает ему все козыри. Он отлично понимает, что никакого Духа вне материи нет, а если речь идет о человеческом теле, то оно всегда должно быть одухотворенным. И когда вся эта концентрация выходит на уровень конкретного человека, мы и говорим о душе. И исследовать этот процесс еще кого–то сколько, во всех его изгибах, поворотах и т.д. Поэтому его творчество, наследие, конечно, колоссально дает много по пути понимания многих таких проблем. И заключая, по–моему я все четко тут изложил, я бы сказал, что еще в этом Учении, что можно сказать, имея в виду философский конспект. Огромная мера, огромная доля гуманизма, но он не отвлеченный, а он как бы четко сбалансирован между интересами отдельного человека и интересами среды, этого самого коллектива, в котором ты находишься. То есть вот этот баланс. Да, ты должен очень внимательно относиться сам к себе, ты должен в какой–то степени, сделать свой ум, свой мозг, свою душу, свое тело, в какой–то степени, я имею в виду в хорошем смысле слова, объектом поклонения, объектом определенного ритуала. Это опять–таки фактор оздоровления. Но тем не менее, всего этого можно добиться не на пути, в такой ситуации, когда ты как Робинзон на острове находишься, и Пятница где–то бегает. А в нормальной коллективной среде. Т.е. этот баланс интереса общего, особенного, индивидуального, это в Учении Порфирия Корнеевича просматривается очень сильно, очень здорово. Это гуманистический аспект, еще раз повторяю, и он свидетельствует о глубоко продуманной, глубоко философской культуре создателя этого Учения, или Учителя, как мы называем.

Вот эти несколько моментов я хотел осветить, останавливаясь на этой проблеме. Спасибо.