Из писем в адрес добровольного общества «Истоки»


Письмо Токарева Ивана Васильевича 31.12.1993г

Письмо Токарева Ивана Васильевича 6.01.1996г

Письмо Токарева Ивана Васильевича 12.09.1996г



Письмо Токарева Ивана Васильевича
Суходольск Луганской области. 31.12.1993г.

Дорогие мои Землячки!

Прежде всего, вас и весь коллектив Совета общества, организующего работу по изучению и обнародованию Учения П.К. Иванова, поздравляю с наступающим Новым 1994 годом. Пусть этот год прибавит вам ещё успехов и творческих сил в распространении Учения П.К. Иванова.

Присланные вами письма Учителя Иванова внимательно их прочитал, труд явился большого значения и полезен для всех нас. Всем вам большое спасибо. Как патриот своего родного села Ореховка всегда горжусь выходцами великих людей из недр моей Ореховки. П.К. Иванов видный в нашей стране, может, даже мирового значения. Как показавший испытания на своём личном организме, вынес на себе славу в покорении Природы. А информационный центр является в моём родном селе Ореховке для Учения Иванова П.К. Хотелось бы, чтобы это Учение явилось большим вкладом в развитие науки, в медицине.

Второе. Всё же найдутся лица это Учение и самого Учителя изобразить в художественно–литературном оформлении, как это бывает после проявившихся мужеских и героических поступков изложением в романах. Это были «Молодая Гвардия», «Котовский», «Александр Пархоменко», и будет совсем новый роман «Учитель Иванов». Но для этого потребуется много автобиографического материала о жизни, деятельности П.К.Иванова. Надеюсь, что такой материал уже поступает в ваш научный Центр. Если такого нет, то мой материал, подобие этого, остаётся первым. Я, как хорошо знающий П.К. Иванова, очень рад внести некоторые добавления о жизни его и его родного села Ореховки, в среде которого он воспитывался. Может, мой материал не станет художественной фразой, да и может приводимые некоторые мною даты не будут астрономической точности, так как материал не собирался из архивов, а, исключительно, собирался из рассказов старожилов.

Село Ореховка заселялось в три периода.

Первый период относится к 1730–1740 годам. Выходцы из Курской губернии Льговского уезда приехали сюда в количестве 14 семей. Все приезжие: Захаровы, Бочаровы, Токаревы, Кубаткины, Ивановы, Несёновы, Носовы, Сычёвы, Щербаковы, Кобзины, Полехины, Слесаревы, Новиковы, Ефимцевы относились к староверской вере. Причиной их приезда были вольные и урожайные земли, а также преследования ещё со времён реформ патриарха Никона за проведение обрядов староверской веры.

Место поселения, выбранное самими переселенцами, позволило защититься от дикого зверя, свободно производить свою хозяйственную деятельность, обрабатывать землю, свободно собирать свой урожай и не быть заметными во всяких преследованиях на староверскую веру. Таким местом для заселения оказался выход из глубокой низменности с непроходимыми лесными зарослями растущих вековых дубов, ясеня, ольхи, бересты, со сплошным покрытием ореховым кустарником и наличием большого количества дикого зверя, преимущественно, волков.

Выбрана местность — гора, со свободным выходом из зарослей, с окружением 2–мя малыми речками Луганчик и Фоминка. Начали производить расчистку площади под обрабатываемые земли, городить сплошные заборы. По рассказам старожил, население так было напугано из–за большого количества дикого зверя, в особенности волков, что люди не могли найти подходящего места, чтоб выкопать колодец для питья. Только одно такое место было найдено на усадьбе Кубаткинана, по–уличному — Юрова, и оно круглосуточно сохранялось жителями от нападения волков.

Постепенно безымённый населенный пункт укреплялся: появившиеся самостоятельные крестьянские хозяйства стали обрабатывать землю, разводить скот, особенно развивалось пчеловодство, сбор диких плодов, орехов. Уже было принято говорить «идёмте на Низ для сбора диких фруктов». Что касается своих староверческих обрядов, то уже выполняли их свободно, не думая, что кто–то мешает. Но долго им свободно проводить свои обряды не пришлось из–за появления новых людей.

Второй период — где–то 1760–1765 годы. Обозначен он свободным перемещением на вольные земли по Указу Екатерины после покорения Крыма. Определённого места остановки не было, переселенцы ехали повсюду, где только понравятся места, и сразу же оставались на постоянство. Этими переселенцами были выходцы из Орловской губернии Мценского уезда. Местом заселения стала, выбранная ими, глубокая и заросшая низменность по берегу реки Луганчик. Низ и Гора — названия двух общин: православные и староверы, враждующие из–за различных верований и обрядов.

Какие же основные причины стояли в основе их вражды? Прежде всего, бытового порядка: курения табака, употребления в массовом количестве спиртных напитков, в результате чего применялись сквернословия и драки. У староверов этого не было — всяких сообщений, полное отсутствие всяких брачных игр и встреч, запрещено делиться обиходными предметами, а если прохожий попросил питьевой воды, то потом посуда поласкалась в разных водах. Единственная встреча во всякие праздничные дни — это кулачные добровольные битвы.

В 1780 году было произведено объединение двух совсем отдельных зон — Гора и Низ — в деревню Ореховку Ивановской волости Славяносербского уезда Екатеринославской губернии. По мере увеличения населения для удобства правления создалось новое волостное управление: село Петропавловка, и Ореховка была включена в Петропавловскую волость Славяносербского уезда Екатеринославской губернии. В период Столыпинской реформы 1911 года деревня Ореховка намного возросла по количеству населения и своему культурному уровню и получила новый статус: село Ореховка, Славяносербского уезда, Екатеринославской губернии.

Как родилось название Ореховка, точного и прямого свидетельства нет. Были предположения, что Низ был полностью заросшим ореховым кустарником, и плоды орехов были большим лакомством для жителей Горы.

Третий период поселения. В 1865 году в Ореховку прибыло девять семей, высланных царем Александром из Польши как лиц, проявивших какую–то неблагонадежность: Бердецкий, Соколовский, Шаманский, Плесецкий, Заборовский, Островский, Туркевич, Мидинский, Малецкий. Выселения продолжались после восстания поляков в 1803 году, добивавшихся освобождения от зависимости России, самостоятельности своего Польского Государства.

Появление поляков в Ореховке было большим событием для населения. Быстро появились какие–то преобразования в культуре села: появление нового вида одежды в покрое западного образца, введение новых методов сельского хозяйства. Примечательным было введение иных методов сельского хозяйства, ставшее возможным с появлением металлического плуга–отвала для вспашки, новых сортов пшеницы, первых клубней картошки. Место поселения поляков на окраине села было менее пригодным для обработки земли, но с коренным населением шёл обмен во всех областях жизнедеятельности, создавались массовые гуляния молодёжи.

В Ореховке все эти взаимные дружеские общения с поляками уже перешли в общие традиционные связи как в высокоразвитом крае, что послужило выбором места для закладки первой школы села, создания общественно–сельских складов под хранение зерна — магазеев. Был создан общественный — громадский — ток для обмолота зерна. После обмолота, зерно засыпалось в эти магазеи и хранилось до так называемого «чёрного дня»: неурожайного, градобития. Отдельно, по определенному указанию волостного правления, из общего фонда выдавалось лицам, пострадавшим от пожара и т.д., для их существования. Был построен большой ёмкости резервуар по ликвидации пожаров в селе. Обслуживание производилось исключительно лицами, прибывшими из Польши, как лицами, доказавшими себя честными и аккуратными по отношению к коренному населению.

В Ореховке появилось три веры: староверская, православная и католическая. Прибывшая третья вера не явилась какой–нибудь новой враждой между староверами, как это было с православной. С католиками пришлось мирно жить, но с православными продолжалось. Но постепенно нормализовались.

В житейской обстановке Гора староверов больше всего имела самые добрые взаимоотношения с близлежащими населёнными пунктами. Такие пункты по старообрядческой вере, а также одинаковых обрядов были большое село Городище, на Дону Н. Чирская и В. Чирская станицы, Морозовская станица, Салтские Степя, Новочеркасск и близлежащие станицы в окружении Ростова.

В Ореховке долго решался вопрос о староверстве, хотя бы о молитвенном доме для старообрядцев. Видимо, беднота в финансах. Да, видимо, сама старообрядская вера не была оформлена в своём приходе. Видимо, ещё имелся какой–то отпечаток о своём прошлом тайном сосуществовании. Пока продолжали производить такие обряды: служения, крещения новорождённых, венчание новобрачных. Приезжали какие–то беглецы, переодевались в поповское одеяние, показывая себя староверского богослужения. А где производить и сохранить далёкую тайность?

Видный в то время некий трудолюбитель, смекалистый Иванов Ивлий на окраине села в заросшей балке произвёл расчистку от кустарника площади для установки ульев с пчёлами. Для зимнего периода построил помещение для хранения пчёл — амшаник, а для охраны построил себе маленькую сторожку, и эта сторожка являлась конспиративным местом. Здесь производились тайные религиозные обряды: приезжие беглые служители–священники производили крещение родившихся детей, венчания молодых, вступавших в брак, а в большие праздники происходили богослужения, молебны по покойникам и т.д. Все эти обряды продолжались до самого строительства молитвенного дома старообрядцам, а место получило название Ивкина балка — по прозвищу Ивка от постоянного имени Ивлий.

К большой зажиточности крестьян Горы отнести было нельзя, уровень жизни их всегда находился натянутым. Хотя и семьи были большие, и земли достаточно, но мешало им большое признание своей религиозности, которая не позволяла большого труда: труд в религиозные дни не производился — считался грехом.

Да и сама земля в окружении села относилась к малоурожайным землям. Население всегда находилось на голодном пайке, всегда в поисках посторонних промыслов для нормального своего проживания. Такие промыслы находились с выездом за пределы своего края на Дон в старообрядческие хутора. Церквей там не было, казаки всегда жили зажиточно и всегда нанимали читать псалтыри по умершим, убиенным казакам. Расплата была приличная деньгами и продуктами питания. Некоторые даже оставались на постоянное жительство, переходили в казачье сословие. За период моления происходило знакомство с видными людьми Дона. Были такие видные купцы–староверы: Парамонов — купец Ниж. Чирской станицы, Шапошников — купец Оксайской станицы, будущий беспоповец.

Эти два лица имели большое влияние на экономическое развитие Горы села. Хотя хлебопашество являлось основным родом занятия населения, но было малоэффективным — на пропитание семьи до нового урожая не хватало. Причиной этого бедствия являлись земли — они были малоурожайными, да сама обработка находилась на самом низком уровне. Население всегда искало новых источников своей занятости, а также пополнения своих доходов для существования. Это было почти чуть ли массовым уходом населения к богатым людям Дона. Такими людьми были богатый купец хлеботорговли Шапошников. Почти весь род Полехиных шли к нему в батраки, он почти всех своих наёмников завербовал в свою веру — беспоповцев. По окончанию сезонных сельхозработ возвращались домой в Ореховку с большим доходом заработанного хлеба, и это привело к ещё большему приплыву крестьян к нему и его беспоповской вере. Шапошников, узнавши большого своего результата проповедования своей веры, лично вложил свои средства на строительство молитвенного дома беспоповского прихода.

Вторым лицом явился купец–старовер Парамонов, который помог своими средствами строительству второго молитвенного дома для староверской веры. Купец–старовер Парамонов, помимо хлебной торговли, занялся угольной промышленностью и заложил угольную шахту в Александро–Грушевской станице. Теперь это шахта им. Артема, г.Шахты Ростовской области.

Некоторые крестьянские хозяйства Ореховки постепенно стали подниматься на высокий уровень, появилась дополнительная тяга. Если быки принуждались для вспашки земли, то появление лошадей послужило возможностью выезжать в дальние края и заняться коммерцией. Выезжали на закупки крупных плантаций яблок: выращивали, зрелые собирали и вывозили продавать. Таким местом было село Дьяково. Второй коммерцией считались виноградные плантации, находившиеся в Александро–Грушевской станице.

Некий житель Ореховки — Бочаров Аникей — славился своим умственным развитием. Поехал за виноградом в станицу Александро–Грушевскую, купил винограда и привёз с собой глыбу угля антрацита и настоящую керосиновую лампу. Затопил печь, зажёг керосиновую лампу и получил тепло в своей квартире. Видно, появилось что–то неправдоподобное: чёрный камень горит, даёт тепло, вода в лампе горит и освещает. Вызвало в населении целое удивление: что и как, и где всё это взято? Приходили целой гурьбой интересоваться этим событием, появилось множество охотников поехать туда, уже узнавши, что старовер купец Парамонов нас, староверов, возьмёт на работу.

Бочаров Аникей собрал артель в количестве до 10 человек, проявивших в себе желание поехать на заработки. В том числе были Иванов Корней и его брат Фёдор. Как обычно, в то время на шахтах работали на сезон, а с приходом весны возвращались по домам на свои полевые работы уже с приличными доходами заработанных денег. На тот период времени была поговорка или даже песенка:

Наш хозяин Парамонов кормил нас всех староверов,

А инженер–штейгер Рюмин поит нас всех рюмой.

А артельный Протасов наградил нас сумой богатой.

Бочаров Аникей на сезонные работы в Ореховку не ездил, оставался на постоянную работу. В процессе своей работы познался со всеми видными людьми: администрацией шахты и всем техническим составом, получил теоретические и практические знания о способах разработки угольных пластов, их залегании и безопасных методах разработки. Возвращается на свою родину Бочаров Аникей уже с большим багажом в вопросе о горных выработках угольной промышленности. Начал присматриваться к ореховской местности: овраги, бугры и определил, что в недрах ореховских земель должны быть заложения угольных пластов. Наконец–то его мечта сбылась: им собрана артель рабочих, на Синей Горе за Ореховкой в 1895–1898 годах была заложена маленькая полукустарная шахтёнка, где ручным воротом вытаскивался уголь. Уголь применялся исключительно для личного пользования.

По мере большого освоения и разработки пластов были заложены более крупные шахты с паровой откаткой и паровым водоотливом. Такая шахта была заложена ореховским торговцем Косенко. Добытый уголь транспортировался гужевым транспортом на станцию Макидоново, проходившей около самой Ореховки железной дороги Первозвановка — Колпаково, построенной в 1890–91 году крупным французским акционером.

Вторым конкурентом по добыче угля в Ореховке являлся мелкий купец — некий Аршинов. Он заложил свою шахту в Шёлковом Протоке. Перед самой первой мировой войной Ореховка чуть ли не стала промышленным центром добычи угля. Начало мировой войны, гражданская война прекратила создание своего собственного рабочего класса.

Жизнь населения Ореховки, в частности, Горы, со своей староверской верой, со всеми ихними обрядами так и продолжались со всякими недружелюбиями — не быть всяких общений с Низом. Низ — православной веры, где было принято употребление табака, спиртных напитков. А ещё большим злом являлось конокрадство, большое воровство между Горой и Низом, что способствовало ещё большему разделению внутри села Ореховки.

Как уже раньше писалось, самым большим слиянием в жизни староверов получилось за пределами Ореховки. Это было Дон и село Городище, где там была староверская вера. Село Городище очень много помогло в культурном развитии села Ореховки. От них было завезено большое количество церковно–славянских книг старого образца, всякой церковной принадлежности для вновь построенной староверской церкви. Построенный новый молитвенный дом староверской веры долгое время не служился — не было священника. В праздничные дни временно приезжали священники с с. Городище.

Пользуюсь старыми рассказами старожилов. Для освещения построенного нового молитвенного дома к приезду первого священника из Городища, какой был устроен большой приём этому священнику! Священнику, вступившему на Ореховскую землю, начиная от речки Водолацкой до самого молитвенного дома расстоянием более 2–х километров, должны быть посланы домотканные холсты. Каждый хозяин своих холстов, после прохода по его холсту священника, должен их собрать и, наперегонки впереди настилать и т.д. Этот холст не обмывался, не очищался после оставшихся следов ног священника, считавшихся священным делом, хранился и не употреблялся в дело.

Длительное время служба проходила нерегулярно, потому что священник из Городища то приезжал, то, по причине какой–либо, не приезжал. Обществом прихода старообрядства был выбран подходящим лицом некий Захаров Климентий. Требовалось только освятиться синодом староверской веры и стать полным священнослужителем. В тот период времени — конца века и начала нового века — происходило полное брожение в староверской вере. Приезжала со стороны масса людей проповедников веры, выходцы из староверской веры обращали внимание, что староверская вера незаконная. Наконец–то была создана.

Конец XIX века. Если первым выходом являлась вера беспоповцев, то вторым выходом оказались единоверцы или просто куловеры. Все веры в Ореховке просуществовали короткое время. Перед коллективизацией все эти три молитвенных дома были закрыты и определены под хлебные склады, а позже полностью стерты с лица Земли.

В письмах П.К. Иванова упоминается Чивилкин Бугор. Да, действительно, такой Бугор являлся таким большим событием, как встреча весны. Долгие зимние ночи являлись надоедливыми, население с нетерпением ждало тёплых дней: пройти подышать свежим Воздухом, посмотреть весеннюю природу, прилёт птиц. Встреча весны всех радовала тёплыми днями, приближением весны. Всё население — молодые и старые — выходили на этот Бугор. А, в особенности, в праздничные дни все выходили гулять на выгон, устраивая всевозможные игры. А Бугор как возвышенность являлся прекрасным зрелищем на речку Луганчик с её пологими берегами, окружением крестьянских садов. Вторым событием был массовый выход на выгон: до организации общественного стада население выгоняло свой скот на первый попас.

У самого подножья горы жила семья Токаревы — многодетная и бедная в лице старика Трофима. Старик был самым милым и добрым человеком. В особенности он проявлял свою жалость к детям. После первого пробуждения от зимней спячки дед Трофим первым выходил на Бугор. Уже было принято в населении: если дед Трофим появился на Бугор, ждите тепла.

Он всегда выходил к каждой появившейся на Бугор гурьбы детей и вместе играл всякие детские игры. Он всегда относился к ним с любимой радостью, ко всем интересовался: «Чьи вы? Он даже с певом произносил, подражая птице чибис: «Чьи–вы, чьи–вы?» Дед получил кличку «Чьи–вы», а Бугор, находившийся близко от его места жительства, стал именоваться «Чивилкин Бугор».

Видимо, для П.К. Иванова воспоминания своего детства, гуляние на этом Бугре явились самыми приятными, связанными с радостным местом — Чивилкиным Бугром. Пусть этот Бугор сохранит в себе память на долгие лета как исторические места и память Учителя П.К. Иванова. Вот, таким самым являлось место, где воспитывался и рос сам Иванов и его предки.

Теперь лично мои воспоминания, которые я видел и слышал о нём, и все встречи мои с ним. Все они определены мной как самые смелые, находчивые, проявившиеся большой физической силой самого Иванова П.К. Всегда он находился везде в какой–либо победе первым. Осенью 1918 года в период гражданской войны через Ореховку с Запада на Восток пролетал разведывательный аэроплан, принадлежащий Войску Донскому атамана Коледина. По техническим неисправностям он произвёл вынужденную посадку в районе самой высокой точки (316) за Ореховкой — курганы. Пилотный состав ушёл на ночёвку в близлежащее село Щётово, оставив его без всякой охраны. Совсем близко от места посадки, на границе Ореховской земли, в балке, крестьяне Ореховки заложили маленькую кустарную шахту по добыче угля для своих нужд. На вторую или третью ночь после посадки этот самолет был спален. Кем и как?

Через самое короткое время на место происшествия прибывает карательная группа из числа казачьих войск Войска Донского. Первым и прямым доказательством припало на лиц, работающих на шахте, которые в действительности никакого отношения не имели. Всех лиц, работающих на этой шахте, взяли под стражу и без суда отправили в тюрьму города Новочеркасска. Один из товарищей — некий Носов Степан — не вернулся, там погиб. Фактически уничтожение самолета произвели П.К. Иванов и его окружающие товарищи. Настолько они были на конспирации, что абсолютно подозрения на них никакого не имели.

Второй случай. После Ленинского закона продразверстки в 1919–20 годах все излишки зерна у крестьян были изъяты. Пришло бедственное положение: в Ореховку подходил голод, люди пухли, умирали на ходу. Население, более пригодное к жизни, бросилось во все места для спасения своей жизни: выезды на Дон в казачьи хутора на какие–либо подённые и постоянные работы, а большинство собирались со своими родственниками в одну подводу, в несколько подвод, и обозом выезжали по обмену своего домотканого холста на хлеб.

Организовалась группа во главе с Ивановым П.К. В эту группу вошла моя мать — Иванова Василиса Емельяновна. Вся эта группа находилась в родстве Ивановых. Произвели обмен, загрузились зерном и другим съедобным, возвращаются домой. В пути следования ночного времени появилась тень каких–то человекообразных существ. Оказалось, подкралась банда грабителей. Первый сигнал был моей матери: «Паршек, подходит нам конец». Ответ его: «Не робей, Васютка! Держись крепко за вожжи, а кнутом бей лошадей». А сам он взял оружие, спрятанное в бричке в переднем ящике для кормления лошади, и открыл небывалый огонь по банде, благодаря чему явилось спасение всех, и их благополучного возвращения домой. Банда была или полностью уничтожена, или прекратила своё преследование, после чего были прекращены все эти нападения и убийства на наших земляков. А их насчитывалось до 10 человек, кто положили свои головы. Пошёл слух, что Паршек уничтожил банду.

В начале 1939 года произошла лично моя встреча с П.К. Ивановым. Я держал путь с Ореховки на ст. Лутугино к поезду в Луганск. Подул сильный ветер, образовалось перемещение снега — позёмок — и вдруг, подходя к речке Сухой, когда уже перешёл речку, навстречу мне подходит человекообразное существо — то ли Божий, то ли снежный человек. Я был так напуган этой встречей, что не мог слова проявить. Поравнялись, он меня первый затронул: «Не бойся, я Паршек Шишкин», — так их звали по–уличному. Мне стало легче на душе. Прежде всего, он спросил, чей я есть, я доложился по отцу. «А! Я его хорошо помню. Было дело у меня с ним», — но, что за дело, он не сказал.

В каком положении я его встретил. Он был раздетый: без рубашки, в обыкновенных, выше колен обрезанных брюках. Ноги были голые, обутые в какие–то истоптанные, без чулков, сандалии. Без головного убора, чёрные длинные волосы были непричесаны. Через плечо висела обыкновенная старомодная школьная сумка, что–то в ней лежало определенной формы, но не определялось, что в ней лежали продукты питания. Уже намного позже я узнал, что он не расставался с книгой Библией. Телосложение его было хорошее, упитанное, кожа отдавала розовым цветом, где по ней простирались мелкие росинки от таяния снега на коже. Он спросил, что нового в Ореховке, я ответил: «Да, нет пока ничего. Не слышал я. А моя сестра Анютка не болеет, иду её проведать». Я с ним не решался в дальнейший разговор, хотя от общего испуга прошли. Так мы с ним расстались.

В тот период времени большинство молодёжи было воспитано Сталинской идеологией, что никакого сближения и общения с кулаком, попом и врагом народа не должно быть. Позже от населения я узнал все подробности за Иванова П.К., но встречи такой близкой уже у меня не было. А, через года 1,5 я его встречал в таком же положении, но совсем на дальнем расстоянии. Уже у меня появилось желание с ним поговорить, но этого уже не представилось возможности.

К нам в город Суходольск попал по обмену жилой квартиры человек из города Красный Сулин Ростовской обл. Мне его разговор пришлось записать. «Иванова П.К., я его хорошо знал, он работал в заводе счетоводом. В свободное время встречались около его квартиры. Все мы охотники были слушать его философские разговоры по всем видам наук: астрономии, социологии, даже марксизму. Зная, что он не имел никаких образований, а его ораторство нас так привлекало, что мы были удивлены. После всяких ораторских разговоров переходили на, в то время популярную, игру в карты. Его никто не обыгрывал, всегда он был в выигрыше. А сколько он знал всяких фокусов в картах, не перечесть».

Завершаю своё описание о жизни и деятельности Иванова П.К. Везде он, и во все времена его жизни, всегда он проявлял смелость, находчивость. Даже его физическая сила всегда помогала ему в каких–то неожиданностях, и, особенно, его расторопность и смекалка. А при каких–либо трудовых его делах всегда проявлял свою инициативу. Это было заметно.

В 1922 год. События, связанные с переездом людей из Ореховки на вольные земли бывшего Провалтского конного завода: транспортировка всех отъезжающих лиц и всего имущества гужевым транспортом и железной дорогой, самый момент застройки хутора, когда жилой хутор был поставлен в самый короткий срок, успешно происходили только благодаря инициативе самого Иванова П.К.

Построенный хутор был назван, в его честь, хутор Иванов. Позже, с развитием угольной промышленности Гуковского п/объединения, расширилось строительство жилого фонда, образовался административный центр — город Гуково, а хутор Иванов был включён в общую городскую черту, и свою самостоятельность он потерял.

Дальнейший сбор материала о жизни и деятельности Иванова П.К., начиная с 1923 года и до полного конца его жизни, относится ко второму периоду времени. Помню, что его семья оставалась большой. Три брата: Егор, Исаак, Илья, сестра Варвара. Но и, непосредственно, были сыновья, имена их я не знаю. Хотелось бы, чтобы этот материал о последней жизни Учителя Иванова П.К. был бы кем–то продолжен и не оставлены без внимания его жизнь и деятельность.

Не оставлю без внимания всего рода Ивановых. Всей истории Ореховки послужило родственное наследство и других Ивановых. Иванов П.К., не имея среднего образования и высшего не получал, но своей одарённой человеческой природой относится к мировым значениям, где его Учение воспринимают и внедряют в полный комплекс человеческого здравого покроя. Его земляки, а может, даже, родные по дальней крови, внесли большой вклад в развитие нашей науки. И, в частности, выходцы из недр нашей Ореховки. Такие видные люди:

Иванов Иван Петрович получил юридическое образование, долгое время работал в уездном управлении. Защищал Столыпинские преобразования сёл Славяносербского земского правления, которое ставило своей задачей преобразование сёл из отсталых в первоклассные, высокоразвитые, высокоурожайные деревни и сёла.

Иванова Агафья Петровна, его сестра, являлась первой учительницей Иванова Порфирия Корнеевича.

Иванов Емельян Демьянович, начитанный церковно–славянской письменности. Славился своим умственным развитием и прогрессивностью в проведении каких–либо мероприятий. Был постоянным членом Земской управы в уезде, имел большие связи с агрономическим отделением при уезде. Самую активную роль проявлял в поднятии урожайности зерновых культур при своём селе и за пределами его. Ежегодно на своих земельных участках в размере 2–х десятин, которые являлись опытными полями, применял органические удобрения. Ежегодно на его опытное поле приезжали агрономы с уезда и составляли ежегодный отчёт о применении правильных севооборотов — по 5–типолье, 6–типолье. Учёт определял определённый результат, и сам Иванов Е.Д. ездил в уезд с отчётом, где там определялась его деятельность в поднятии урожайности по уезду. Помимо применений агрономических методов для поднятия урожайности земель, также вводил новую механизацию: им была внедрена первая широкорядная сеялка; для уборки урожая был приобретён первый в селе самоскидно–уборочный механизм для уборки с меньшими потерями зерна.

Иванов Павел Емельянович первый в селе окончил Новочеркасский институт (литературный факультет) и стал преподавателем высших классов гимназий.

Иванов Алексей Емельянович явился первым доктором сельхознаук, профессором. Занимался в Центральном научно–исследовательском институте Академии Наук вопросом комплексного освоения песков, процесса продвижения песчаных пустынь наших Приволжских равнин — Калмыкия, Дон — с Востока на Запад и путями его задержания. Достижением освоения песков на одном из опорных пунктов Обливский явилось получение высокоурожайных бахчевых культур.

Иванова Ирина Емельяновна достигла высшего знания врачебного дела в Ореховке.

Все вышеперечисленные товарищи и наши земляки — наши корифеи в науке из недр нашей Ореховки. Уже их давно нет на Свете, но о них должны сохранить глубокие свои чувства каждый житель Ореховки в своих душах. Они не должны никогда быть забытыми.

Вечная вам память, наши дорогие земляки!        

31/XII–93. г. Токарев Иван Васильевич. Суходольск, Луганской области



Письмо Токарева Ивана Васильевича
г. Суходольск Луганской области. 6.01.1996г.

С Рождеством Христова, дорогие мои земляки!
Юрий Геннадьевич и вся ваша семья!

Получил ваше письмо и народный журнал Учителя Иванова «Истоки», за что от всей души благодарен всем вам, всему вашему коллективу. Во всём, что планируете в своих будущих делах, — доброго пути и творческих успехов.

Хотя я живу 50–60 км от вас и свoих родных мест, не остаюсь посторонним лицом во взглядах к своим родным местам, где я провёл своё детство, села Ореховки. Всегда был и остаюсь всей своей душой, и, особенно, к Учителю Иванову — продолжателю своих Идей о создании здорового образа жизни для будущего нашего поколения. Хотя уже преклонный возраст, месяцами впереди мне исполняется 83 года (1913г.), благодаря повседневной работе своими практическими делами всегда стараюсь в чём–то внести что–то новое в направлении расширения идей Учения Учителя Иванова. Правда, уже не по таким важным вопросом, как решаются вашими патриотами Учения Иванова.

Кратенько о себе.

До 1926 года рос и воспитывался в Ореховке и с того же года выехал на приобретение средств для своей самостоятельной жизни. Первый был Артемовск и дальше по порядку: Антрацит, Луганск (Ж–дор. техникум), Оренбургские Степи, город Орск. Там меня застала Отечественная война (1941–1945). На фронт был послан, но, вскорe, был возвращён и по броне как специалист занимался строительством жел. дорог. По мере продвижения Советских войск на Запад в 1944 году все мы, строители, передислоцировались на восстановительные работы: Харьков, Полтава и другие места. В Днепропетровске при институте ЖД транспорта окончил крaткие инженерные курсы по своей специальности.

Принимал участие в осуществлении пятилетних планов Народного хозяйства СССР: Сызрань, Жигулевск, «Великая стройка коммунизма Куйбышевская ГЭС». Хорошие впечатления у меня остались о некоторых наших пунктах, где я проживал: Печёрское, Переволоки, Татроки, Царевщина, Красная Глинка, Смышляевка, Безымянки.

Завершая строительство, возвратился на Донбасс на освоение новых угольных шахт и подъездных жел. дорог к ним. В общей сложности, где–то более 30 лет посвятил строительству и реконструкции жел. дор. транспорта. В 1971 году пошёл на заслуженный отдых, остаюсь почётным ветераном Отечественной войны и ветераном труда.

Где только я ни был, но всегда держал связь с Ореховкой. Моя родная мать проживала тaм до 1965 года, позже приехала ко мне. Умерла в 1982 году в Суходольске. Может, мне это и помогло познать все достопримeчательности своих родных мест. Всегда я деpжал связь с Ореховкой. Хотя и приходилось бывать от родины далеко, но забывать все свои любимые места на родине не мог. Сейчас остались единицы лиц из тех, которых я помню, и они меня.

Теперь по сути дела.

Я уверенно полагаю, что очень много поступает писем в ваш адрес от интересующихся, какое же детство и воспитание проходило у самого Учителя Иванова. На эту тему в вашей литературе не так–то много было сказано о его автобиографии. В особенности о детских его похождениях, о его воспитании. А оно было, по рассказам других, интересным и забавным.

Возраст его уже подходит к столетию, и лиц, непосредственно вращающихся с ним, как близких друзей и товарищей, постепенно уменьшается, а может уже кончилось. Долгое время оставался долгожителем мой покойный дядя по отцу, Токарев Михаил Елиферович, рождения 1898 года. Своё детство и молодость он провёл с Паршеком как товарищ одного года рождения, а также совсем близким расположением места жительства их обоих. Мне пришлось несколько лет тому назад проведать дядю, и вплотную пришлось коснуться Иванова П.К. как близкого его товарища по детству. Он мне много рассказал о нём, о всех совместных похождениях детства.

Пришлось мне кое–что взять на заметку, а большинство запомнить в уме. В начале своего рассказа говорить такие слова, как самозакаливание в холодные времена, а в жаркие воспринимать солнечные ванны (загары), если ходить босиком или раздетым в зимнее время.

Это только в тех семьях, в которых по самостоятельности, бедности не позволялось приобрести себе тёплую одежду и обувь, родители к детям просто выражaлись: «Залазь на печь и не вылазь оттуда», т.е. твоё гуляние на печи. А что касается применения солнечных загаров, то показать своё голое тело Богу, находящегося в Небесах, считалось религиозным запретом.

По рассказам моего дяди, в Паршеке уже в детстве наблюдалось что–то неправдоподобное: уже его можно увидеть среди детей раздетым и босым в любое время погоды или в самую поверхность почвы, покрытую колючками, россыпями камней и щебня. Особенно после покоса, когда оставшиеся колючие стерни кололи ноги, и невозможно было ходить, все надевали искусственные чуни, пошитые из сырицы — кожи домашнего скота, он и здесь не защищал свои ноги, ходил напролом босиком по колючкам. Носил он порты домотканые деревенского покроя. Такой был покрой, что сзади телепалась большая мотня, по–ореховски её называли «корна», и у Паршека она по величине была больше, чем у других. Как обычно, дети старались его подразнить, дернуть сзади его за эту карну. Если успеешь, убежать, не успеешь — получишь от него по голове.

После уборочных работ, окончания зяблевой вспашки оставалось ещё продолжительное время, когда домашний скот уже становят на зимнее кормление. Хотя каждый хозяин заготавливал корм на зиму, но всегда старался иметь запас прокормить зимой свой скот. Хозяева выезжали на поляны: снаряжали будки на своих возах и выезжали за село Ореховка, так называемую балку Скелеватая, там дневали и ночевали. Длилось это не позже, не раньше дня Покрова. Лист с дерева осыпается, появлялась по утрам холодная роса на траве, даже появлялись на росе маленькие морозы. Мы, пастухи, уже одеваемся и обуваемся, но все эти резкие изменения в климате на Паршека не влияли. Все мы к нему стали воздействовать: «Обувайся, oдевайся». Ответ один: «Мне не холодно». Вспомнил то время: возраст его был 12–13 лет, а он уже применял самозакаливание. Позже к нему со стороны нас было безразлично «холодно или жарко тебе», чтоб продолжать с ним сообщаться во всех делах.

Наступали зимы с большими снежными заносами и морозами. Не взирaя на холод, всегда приходил на нашу улицу гулять. Наша улица считалась центральной и именовалась Слободой. На ней всегда было людно, а он жил на окраине, где то за 400 метров от Слободы. Приходил к нам гулять в самой лёгкой зимней одежде. Мы все были одеты в самые тёплые кожухи, тёплые домотканые свитера и спрашивали у него: «Не замерз?» Ответ тот же: «Не, не холодно». Среди наших матерей к своим детям: «Одевайся потеплее. Не будь, как Паршек».

Паршек, уже будучи парубком 16–17 лет, приходил на нашу Слободу погулять к молодым девчатам в простом пиджачке, никогда не был тепло одетым. Уже к нему приставали с настоящим упреком, мол, пришёл пофастать около девчат. Но причины его простого одевания так и не были познаны.

В прошлые времена перед самой революцией население Ореховки — пожилые и молодые — уходили на сезонные работы, преимущественно на шахты, рудники. Самыми удобными и близкими — где–то в пределах 20–25 км — являлись рудники Лобовские, Щётовские и Боковские. Путь осуществлялся только пешком, дни: суббота, воскресенье, понедельник. Всегда в эти дни можно встретить беспрерывно проходимые с работы домой группы — 5–6 — с вещевыми мешками, подарками к своим родным. Все проходимые прекрасно oдеты и обуты. Здесь уже можно встретить Паршека, идущего домой с мешком, просто одетого, даже чуть ли не осенней одежде. Спрашивают: «Не холодно тебе?» Был произнесен ответ: «Мне не холодно. Будет мне тяжело идти. Лучше что–нибудь лишнее захвачу для гостинцев».

Как уже выясняется, Паршек в зимний период никогда не носил тёплой одежды и своим ответом «Мне не холодно» привлекал население, как к какому–то загадочному явлению. Как я ранее описал, самозакаливание в тот период времени в Ореховке не практиковалось. По рассказам моего дяди, больше всего его интересовалo детские игры. Он любил такие, которые связаны с массовым участием игроков и бегами.

Всегда в свободное от домашних дел время он приходил на нашу улицу Слободу, и всегда у него в карманах два мячика: один деревянный шарик, другой обыкновенный резиновый мяч и связка палок. Увидим мы Паршека — все мы к нему, отыскиваем свободную площадь. А этой площадью всегда являлся Чивилкин Бугор. Начинаем игру, и первая из самых популярных игр — «Игра в мячик». Эта игра охватывает большое количество игроков. Что основное — это подвижность самих игроков.

Все разбиваются на две равные группы. Одна идёт в поле до ранее подготовленного финиша, а вторая забивает мячи. Один подкидывает мячик на уровень своего роста, второй старается попасть палкой в цель. Мячик летит в поле, а тот игрок, который забил мяч, должен бросить свою палку и бежать до финиша. В момент бега его должны забить мячом. Если не поражён, он должен обратно бежать до старта, а если поражён, то эта группа меняет своё положение: становится на старт, а проигравшая группа переходит в поле к финишу. Тот, кто поймает летевший мяч в руки, находится в выигрыше, и вся его группа переходит на старт. Считается выигрышным, более почётным положением, когда забиваешь мячи, а проигрышное, когда находишься в поле. В игре стараешься занять почётное место — это тот, кто больше забивает мячи.

Вторая любимая игра у Паршека была с деревянным шариком. Выкапывают центральную яму — «масло», от этой ямы рядышком ещё 5–6 штук. По кругу от центральной ямы стоят игроки с палками, прислонившись своей палкой в своё гнездо. Кто начинает игру? Да тот, который, остаётся последним после замера руками палочки. Он должен прогнать своей палкой мяч через кольцо стоящих игроков в центральную яму — «масло». Каждый стоящий игрок должен не пропустить мячик в центральную яму, не прозевать, чтобы он попал в его гнездо, должен отбить его в поле. Прозеваешь своё гнездо — становишься на место того, который бегал с шариком. Игра весёлая и смешная. Остальные любимые у Паршека игры — это были игры с палками. По разноимённости их было очень много. Эти игры летом.

В зимний период занимались другими играми. Вся молодёжь в праздничные дни выходила на лёд речки Луганчик, у каждого в кармане тарахтят костяшки — бабки — из ног овцы или свиньи, оставшиеся после еды. Один игрок ставит по порядку в кон свои костяшки на расстоянии 10–12 м, второй целится своим битком. Кто, сколько собьёт, то — его. Но, если не попадёт, то эти костяшки остаются хозяину.

В прошлое время в селе были сильные морозы и снежные заносы, откладывались большие снежные сугробы вдоль и поперёк улицы. Мы, дети, рассказывает дядя, любители копаться в этих сугробах, брали свои лопаты, прокапывали глубокие траншеи. Что из самого забавного было, так это прорыть в снегу длинные штольни. Утомлялись, смочишься от снега, и если придёшь домой весь в снегу и мокрый, всегда получаешь от родителей ругни, а больше всего — подзатыльника и с криком к тебе: «Живо на печь! А этому негодяю Паршеку некому дать по голове». Так как в этих играх был закапёрщик Паршек, говорили: «До каких пор он не перестанет сманывать наших детей?» Вот такой был Паршек, и так он провел своё детство. Во всех своих играх он играл роль Победителя.

Да, действительно, всякие детские игры всегда являлись мерой, оздоравливающей и воспитывающей молодое поколение.

Я предлагаю Добровольному обществу «Истоки», находящемуся в Ореховке, изучить пользу всех любимых, проводимых Учителем Ивановым игр, записать их перечень в так называемые «Любимые детские игры Иванова П. К.», определить их пользу и значение в воспитании детского поколения.

Возвращаюсь к самозакаливанию, как оно проходило у Паршека. Находясь в возрасте 20–22 года, в конце 1919 года и начале 1920 года, он, уже будучи самостоятельным, зарабатывающим деньги на руднике, не занимался о себе, чтобы приобрести тёплой и модной одежды, как его товарищи. Народ стал наблюдать за ним, некоторые стали высказывать, что наш Паршек не одевается модно и тепло, а все свои заработки складывает в хозяйство. Да, это было заметно: в их хозяйстве появилась новая пара рабочих быков. По рассказам, в хозяйстве верховодила его мать из рода Бочаровых. Они были заядлые хлеборобы и выращивали большие урожаи пшеницы. Хотя сын Паршек уже приобрёл собственную семью, но оставался жить в общей большой семье, оставался зависимым своих родных.

Создавалось в этой ситуации два противоположных вопроса: заниматься самозакаливанием, не имея на себе тёплой, модной одежды, или средства укладывать в расширение своего хозяйства. На первый вопрос, что существует самозакаливание — залог будущего твоего здоровья, мало кто обращaл в те времена внимание. Но экономика хозяйства больше всего поглoщала силы на расширение своих внутренних дел, т.е. стать богатым.

Хотя в эти времена Паршек не ощущал на себе холода, как он продолжал отвечать «Мне не холодно», но ходить в те времена обнажённым он пока не решался. Видимо, окружающая среда, да и религиозные взгляды, были ещё в силе. Этот период своей жизни Паршек нигде не высказывался, да и посторонние лица никто не занимался за его наблюдением в его жизни.

Уже намного позже самим Паршеком было сказано: в 1933 году, находясь в полном обнажённом состоянии, он пришёл в Ореховку и посетил Чивилкин Бугор.

Период времени 1920–1933 года прошёл порядочный, где за этот период всё наше население перенесло большие потрясения во всех сферах нашей жизни: принудительную коллективизацию — под метелку были изъяты все остатки хлебных запасов населения, ликвидацию «кулака, как класса» с высылкой его в самые отдалённые места нашей страны, и, наконец, голод 1933 года. Все эти неожиданности для населения как всякие резкие психологические воздействия на население, нахождение в переживании, может, даже ускорили некоторые процессы самозакаливания.

Чтобы ответить на все эти вопросы, нашему добровольному обществу «Истоки» предстоит провести ещё большую работу и определить, как, каким образом всякие психические воздействия на человека могут воздействовать на человеческий организм.

На этом, дорогие мои соотечественники, я с вами прощаюсь. До следующей встречи по перу.

И.В. Токарев



Письмо Токарева Ивана Васильевича
г. Суходольск Луганской области. 12.09.1996г.

Дорогой Юрий Геннадьевич!

Получил я Ваш народный журнал «Истоки» №2–1996г. о системе природного оздоровления Учителя Иванова. Приношу своё благодарство за присланный Вами ценный материал для меня, особенно из рукописи П.К. Иванова, как автобиографический материал «Паршек». С большим вниманием причитал этот материал. Как я много узнал нового за деятельность в жизни моего земляка Учителя П.К. Иванова, а также все интересные события того прошлого времени — годы гражданской войны 1918–1920 годы, которые происходили в моём родном селе Ореховке.

В свою очередь Вы сообщаете: «продолжение следует». Видимо, будет писанное лично самим П.К. Ивановым за тот период, когда он выехал на новое постоянное место жительства — Гуково Ростовской области, которым я давно интересовался, и он для меня является совсем новым даже и полезным.

Хочется к этому интересному присланному Вами материалу кое–что добавить и вспомнить хороших и добрых людей, которые окружали в то время Паршека, об их замечательной трудовой деятельности в пользу беднейшего населения, отметить их добрым словом, чтобы не остались забытыми.

В начале описания фигурировало женское имя Марфуша. Мало кто из большинства населения Ореховки помнит имя этого прекрасного человека. Действительно, она являлась двоюродной сестрой П.К. Иванова по отцу. Родилась она в Ореховке где–то в конце прошлого века или в начале настоящего в семье бедного крестьянина. Прожила она своё детство незамеченным юношей–девочкой. Постепенно Марфа Владимировна Рябцева росла, полнела и пришла в приличную барышню, вышла замуж за друга детства Паршека Федора Бочарова по отцовской кличке «Боклач», но жить с ним долго не пришлось. Муж Бочаров Федор добровольно ушёл на фронт Гражданской войны, служил в кавалерийских войсках, считался заядловым рубакой своей именной саблей, подаренной лично рукой М. Фрунзе за его храбрость и умелость вести бой по освобождению Крыма с последним врагом того времени — бароном Врангелем. Имел и много других правительственных наград. По окончании Гражданской войны долго про него ничего не было слышно, но по протяжении длительного времени получили слухи, что он оставался жив, живёт с новой семьей в городе Чугрине — родине Богдана Хмельницкого Черкащине. Полагаю, что в настоящее время его уже нет на Свете.

Марфуша, его бывшая жена, оставалась жить в Ореховке. Она возмужала, получила своё достоинство благодаря одарённости женской красотой, считалась одной из самых красивых женщин Ореховки. Помимо своей женской красоты и симпатичности приобрела в себе вежливость культурного обращения с населением и трудолюбием своим, пользовалась большим уважением всего молодого поколения села, а как двоюродная сестра Паршека, являлась другом ему. Он ею гордился, связи его с ней были во всех делах, начиная с партизанства в Ореховке в Гражданскую войну, и кончая помощи в устройстве семейной жизни самого Паршека. Женился Паршек на Ульяне Федоровне, уроженке бедной крестьянской семьи села Макаров Яр Краснодонского района. Пришлось ей мало жить в Ореховке, как в скорости всей семьей выехали на постоянное место жительства в Ростовскую область. Она жила одна долгое время среди своих детей, а Паршек уже скитался в одиночестве по Советскому Союзу в обнажённом виде как Покоритель Природы, оставшийся на долгое время в славе Мирового значения.

Возвращаюсь к дальнейшей судьбе Марфуши, которая ещё больше завоевала в себе славу в своей красоте личности и симпатии, а также своего трудолюбия, получила прекрасное доверие от Ореховского населения. Она ходила помогать в работе беднейшим вдовам погибших мужей на фронтах Мировой и Гражданской войн. Была она и в нашей семье, её родная меньшая сестра Анюта нянчила моих меньших братьев, и по временам она приходила подменять Анюту. Жизнь её продолжалась в одиночестве, но не долго. Позже она вышла вторично замуж за Ореховского крестьянина Конона Васильевича Бочарова, сына Василия Платоновича Бочарова, который был участником по освобождению ореховцев, находящихся в заключении у белогвардейщины города Каменска по подозрению уничтожения белогвардейского аэроплана на ореховских землях.

В начале 20–х годов Бочаров Конон Васильевич покончил дела с сельским хозяйством, выехал на постоянное место жительства в Боково–Антрацит. На шахте он возглавил профсоюзное движение горняков, был лидером шахтного комитета профсоюза, где взял на себя почётное дело по созданию новаторского движения по увеличению добычи угля. В те времена проявил себя и получил большую трудовую славу среди передовиков–горняков за создание начинающегося стахановского движения. Но долгое время им обоим не пришлось пожить: где–то в 30–х годах оба померли, Марфушу задавила болезнь туберкулез. Всё же держу всю надежду на будущее — когда–то кем–нибудь объединить все похождения Учителя Иванова и его лучших друзей в общее художественное произведение и этот материал останется быть полезным. Остаюсь навсегда с вами, дорогие мои земляки.

И.В. Токарев