Рукописи Учителя

Закалка тренировка от жары и от холода и голода

Батько Отец украинский, родной

Паршек.Мой подарок молодёжи

Закалка тренировка
от жары и от холода и голода

1959 года, 17 Января, в субботу

1.Человек я лично с 1933 года стал работать и учиться для того, чтобы не простужаться и не болеть. Надо, чтобы не бояться оставаться (открытым) к жаре и к холоду, и голоду (тогда) человек никогда и никак не будет умирать. Умирает тот, кто боится на войне пули, а пуля — это мёртвый продукт. Так и Природу не надо бояться — оставаться без пищи и Воды и также одежды и жилого дома. Всё это, сделанное нашими руками, — не спасение в жизни. А вот суббота 17 января 1959 года — это такое в Природе пришло время из всех времён. Оно остановилось и заставило одного человека из всех о нём не мыслить, как мыслили все умершие люди. Из–за этого у них было одно: не выходило из головы это время, когда он или она поднималась утром. Рано ли поздно, 2. а его уже необходимость заставляла приаккуратить себя приготовленною в фасоне форму. Она человека заставила, чтобы ея на себя одеть и сделаться таким человеком, как делались все: в брюках, в рубашке также сапогах, в шапке. Всё это надевалось не так, чтобы даром — у человека был на этот счёт достаток. Ему этот достаток передовался собственически предками, он им окружался как хорошим пахучим материалом.

Плохая одежда, плохая пища, плохой дом — всё это доставалось в последнее время бедняку, рабочему классу, кто сам себя за деньги продавал, т/е менял своё здоровье за мерило. Ему как человеку не помогал Бог, а держала его силы сама Природа. Она не доверялась никому. Что он не сделается своим поступком — в любое время царь. 3. Его путь всё время гнаться, чтобы догнать своего близкого соседа и обязательно. Если только человек своею формою догоняет человека, то обязательно в чём–либо он старается перегнать. Такая была собственическая индивидуальная идея. Она всех своими силами окружала и заставляла в своей жизни человека, чтобы он этого всегда делал. Это его была всё время заинтересованность.

Он на этом фронте за эту всю проделанную работу от Природы получал: всё время простуживался и заболевал, лежал по много времени в койке, всё стонал и ждал откуда–нибудь помощи, чтобы ему пришёл какой–либо человек и помог ему в его болезни, чтобы она дальше не прогрессировала на нём. Но этого времени он не дождался со своим собственническим хозяйством.

Со своею мыслею он прожил при развитой технике до 1917 годов. Всё время проду 4. мал да прогадал: ему хотелось сделаться царём, но Природа ему заслоняла его дорогу, он жил так, как держала на учёте в своём законе всех. Она делала так: хоть худой, но живой. Мол, живи, будь ты не ладен. Кто бы ты ни был на Белом Свете, я как Природа вас всех до одного рождаю живым и одинаковым человеком, всем до одного права дала, свою близкую любовь, чтобы вы один от другого не уходили и не гнались.

Но вы моих путей не схотели — между собою заключать дружбы, а стали хорониться с найденным своим здоровьем. Со своими руками на ногах ты стоял и грудью своею всех валял и к себе присваивал безсильного человека, и его заставлял своим словом, чтобы силы его сохранялись. Как это было введено в истории, когда ещё не было огнестрельного оружия введено, а был такой человек Голиаф сильнейший. Его 5. не было в то время, его силы всё время поддерживались людями. Это всё от Бога присылались такие силы, с ним как с силачём тогда считались. Но пришло и такое время, что этому силачу конец наступил. Его убил пастух Давид: своим оружием он расколол палочку и вложил в неё камушек, и не допустил до себя за тридцать шагов, убил Голиафа.

Давида подняли люди на высоту и повесили ему его титул царя. Давид старался всё сделать для своего народа. Но, ничего не поделаешь с другой национальностью, она Давида не признавала за царя, а со своими силами лезла, беспокоила Давидову сторону. А Давидово дело одно: посылать, заставлять, чтоб человек шёл и право царя Давида своею кровью защищал. Кто только верит истории, прошедшей на человеке, он прочитывал псалтырь, написаный Давидом, который отказался от своего титула, передал по наследству, 6. пусть люди этим делом занимаются.

Давид признал свою вину, что он напрасно убил человека, да самого силача. А в Природе силачей не было для своего собственнического индивидуального племени и не было никакого запаса, чтобы этому запасу верить и сохранять свою жизнь всегда на одном месте. Это племя вожака, неизвестного по имени и отчеству, какая его была фамилия.

Что он только один попервости заставил сам себя об этом думать, чтобы обуздать, как обуздали Природу первые люди. Они не схотели жить так, как хотела Природа, чтобы на Земле не сеялась и не появлялась вражда за каждый кусочек Земельки, за каждое животное богатство. Чтобы человек не считал своим этого человека, и не заставлял, как этот вожак.

Он без плана в Природе остановился на одно зимнее время, чтобы прозимовать, а не кочевать всё время, как кочевали люди. Только этот вожак одним ошибся — время он не знал, 7. а какое оно будет тогда, когда его дело соверишится, за ним многие пойдут.

А тогда не было самозахвата, чтобы присваивались чужие, т/е другие племена. Была в Природе частичная честность, жили люди не за счёт запаса, а за счёт жизни живой — что было из животного, им удовлетворялись.

Но пришло время встречи человека мужчины с женщиной. Они никогда не думали, что у них будут дети. А на факте мы видели всё это делала и делает Природа. Она много лет мучила кочевнические племена, захватывала их в плен и тащила семьями. Этого Природе не хотелось, чтобы человек всегда погибал. Она изменилась, дала вожаку мысль, он ею окружился, стал своё племя к этому делу готовить и осмелился остановиться на своём. Он его назвал: «Это моё место», где его Природа встретила жертвой. У вожака не хватило корму, для того чтобы дождаться весны. Из–за корма животное стало падать, а люди видят, что эпидемия, вслед сами 8. стали умирать. А вожак в этом деле — первый вояка, не хотелось бы ему помирать. Он делал на благо всего человечества, открывал глаза, а его Природа встретила своими силами так же, как и Голиафа. Она не посчиталась с этим вожаком за его находчивость.

Он дождался времени солнечной весны и зелёной травки, а своё начататое не бросил, а взял да отобрал у другого племени, идущего по этой местности, вотчины. И присвоил к своему постоянному месту племя и стал ими управлять как подчинеными и завоёванными людями, кто, своим трудом подчинённым, стал собирать по Природе то, чего было для жизни надо. А на это подчинение Природа пошла служить вовлечением за их труд: Природа укоротила зиму, а открыла большие запасы всяких материальностей.

Особенно наша, русского человека, Земля, она была попервости захвачена боярами, рыцарями, князьями и дворянами. Это была война с татарами. Да и с кем только не воевали? 9. Люди с людями, сосед с соседом. Особенно были хитрецы — богатыри–убийцы других народов, как был Илья Муромец.

Да, не плохой был царь Петр первый по его имени и его способности. Он очень и много дал того, чего не было в русских людях. За счёт своего умения строил благополучие, как будто русскому народу. Всем хотел услужить как своему народу. А без капиталу и Пётр ничего не сделал. Как только он ввёл у себя частичною систему, с боярами стал воевать, сим объявил свою войну за счёт капитала: если хочешь носить бороду и быть у людей в почёте, то плати 1000 рублей. А царю требовались средства. Вооружаться–то надо, он и применил эту систему на бояр. Стал свои экспедиции посылать в чужие народы, войны открывал для завоевания.

И так русское Романово поколение существовало всем по правилу закона. 300 лет жили цари–мудрецы. Их люди 10. Земного шара считали Богами Земли. А по существу всего условия он и был Бог — что схотел над бедняком, того и сделал. У царя были слуги — завоеватели Земли чужой: генералы Армии, кто имел имение, губернаторы городов, уездные начальники, старшины сёл и староста деревни, был пристав с урядником и мировой судья. Это с физической и политической стороны был закон: или жизнь или смерть. Для жизни и смерти проводили в вечное, задуманная кем–то такая прослойка, вроде поручения самим Богом. Это люди, убеждённые в том, что им помогает всем тоже сам Бог. А в словах сказано для всех людей одно слово: «Бог то Бог, да не будь сам плох!»

И вот эту систему, этот режимный политической закон задавались все люди свергнуть путём какой–либо требовательной стороны. Ссорила всё время неправда, а правда никем она не 11. подхваченная. Все жили и живут сейчас за счёт сделанного искусства. А в искусстве сидит делец, инженер, художник — кто комически представил свои слова. А мы засмеялись и ухватились за то, за что было не следовало быть такими людьми, проигрывающими в жизни своим поступком.

За счёт бедняка, за счёт рабочего всё делалось и будет делаться рабочими трудовыми руками. Не будет труда — не будет и дела, а будет труд — и будет дело. А раз дело будет, значит, будет и неприятность от Природы. Она не хотела допустить одного человека, чтобы он многими распоряжался. И сейчас она не любит такие возжи, с которыми человек живёт и заставляет других на себя работать. Без этого дела, без этого закона жить руководителю нельзя будет, ибо всё создаётся трудом человеческой руки. А рука — всё она делала: напишет на бумаге — есть закон, 12. выполняется приказам. Что схочет чин, то и сделает. Его сила и воля во всём, это оружие в людях. А с оружием можно всё делать, любого прогрессора приостановить с любыми планами.

Какая бы ни была революция, с народом отобрали вожжи у царя и стали ими пользоваться. Люди, т/е народ труда, кто заставил сам себя в этом деле копаться как политическое лицо, как управительская система, для того чтобы легко приходилось справлятся с Природою и с условиями её. Человек своим вооружением и своим умением находит их, тащит на гора как сырьё и его везёт на завод, и там это сырьё  переделывает на продукт. А из продукта делает деталь, а из детали складывает машину. А уже машина машину делает для того, чтобы этой машиной управлял человек через своё освоенное учение.

Человека учат, человек учится, понимает теоре 13. тически всё. Он учится для того, чтоб обязательно надо знать, как практически добиваться той цели, чтобы мы имели у себя свои имеющиеся богатства, для того чтобы жить хорошо, во что одеться и чего накушаться, и в доме хорошем пожить. Мы для этого ввели все науки, весь изобретательский момент, всю возможность в Природе пустили, использавали на благо всего человечества. Для нас — это богатство Земли, и по ней все реки, недры, промыслы и моря. Мы их заставляем служить для человека. А только одно мы со своею наукою медициною не достигли — того, чтобы наш больной со своею болезнью больше не жалился и не просил, чтобы ему кто–либо из человеков помогал.

В этом наука не имеет успехов и не освобождает от тяжёлого недуга человека, чтобы он со своим телом не попадал больше в больницу, и не лежал там он из–за своего в жизни поступка. 14. Как жили мы все люди, верили во что–то такое, вроде сверхестественное, и сейчас от этого всего людей не оторвёшь. Как они делали с крестом и с разрешением какого–либо Бога, так они и делают. А им в этом деле как будто помогает. А сейчас при этом праве, которое окружило нас своим старым поступком, хочет каждый полегче, да получше, да побольше. Наша задача заставить другого, чтобы он побольше работал и сохранял тех, кто управляет. Одни вожжи отобраны, и присвоены к другим, не думанным никогда людям. Они тогда не имели полное право ценностями распоряжатся, и сейчас их дело — трудиться, что–то делать. Сказали: «Надо построить тежёлую индустрию», — мы сделали всё это, вождём сказанное. Сказал: «Электрификация есть коммунизм», — мы строим на реках электростанции.

Мы добились, вводим 15. за счёт этого всего колесо быстрое и удобное для того, чтоб жить при этом времени так тяжело, с развитыми всякими болезнями и простудами. Нам всем, вождям, такая достанется участь, как досталась от народа Ленину нашему между всеми окруженцами — Ленина стрелять Природа допустила. Никогда этого Ленин не подумал, а в народе родилась мысль заставить Каплан решиться стрелять. А впоследствии за всё хорошее, сделанное Сталиным, ему после его смерти такая участь, такое дело, которое с недоверием к нему он умер. И также при Сталине был тяжёлый путь, и сейчас не лёгкий для всех. Только этот путь не возможный для смены на другой путь, чтобы этого не делать, чего мы сейчас при своём размахе в жизни хотим получить, раз мы не были удовлетворены.

16. Тогда, когда имели свою частную собственность, мы жили сами: захотели — нанялись, не захотели — нас никто не беспокоит. А сейчас собственной Земли не имеем, а всё перешло в коллективный труд, общее дело. Возьми, оторвись от производства, не стань работать, чем будешь жить?

Да и введённая жизнь совсем без интереса. Здоровье есть — так нужен на производстве, нету здоровья — зачем ты нужен? А когда работаешь, да ещё на каком месте, работы разные: одна работа удовлетворяет, другая нет. А чтобы человека удовлетворить, чтобы он ничем не нуждался, надо его обеспечить полностью. Этого у вожака ни у одного не проявлялось, чтобы люди подчинённые ничем не нуждались, а жили так, как хотели — то и получали. Этого закон ни один не пропустит — такое дело, чтобы 17. подчинённый жил хорошо.

Такого государства нету в жизни. А раз нету такого правителя в Природе, зачем жить, как мы все своё время живём и хотим, чтобы выслужиться перед своим прямым начальником. Ибо этот начальник, самое главное, он над тобою, что ни хочешь, то и сделает — его ведь силы быть над другим человеком. А раз над ним есть такая природная сила, он же обладает ею как человек живой и энергичный к самому себе. Что он будет за человек такой в своей жизни, если он будет своими силами поддаваться человеку безсильному?

Такой вежливости, такого сознания ещё не рождалось, как родилось у меня. Ведь я свою клетку, свой организм, т.е. своё тело, заставил таким быть, как ещё не пробовал ни один в жизни человек. Это одно, что я сам лично хожу без всякой одежды. Меня заста18. вила всё это делать Природа, чтобы я эти все качества на себе завоевал. Моё же тело такое, как у всех тела, только не с таким направлением. Я уже перестал думать за завтрашний день, как все думали о нём, что они ещё не жили. А план в Природе построил и приготовился жить, и то делать, чего он сегодня не доделал. Это его сейчас и большая ошибка, что он сегодня думает, а завтра делает. У человека одни намерения в этом деле имеют свой природной поток: это его вечно развитое колесо круглое безповоротно крутится и крутится без конца и краю. Будет на человеке крутиться, если он не изменит свой на себе характер своей жизни, если он не будет спешить жить.

В Природе конца в жизни никогда не бывает. Если бы в этом человек учёный разобрался хорошенечко и сказал всем живущим людям, а что мы 19. делаем со своею жизнью, которую мы с вами развили на себе? Это наш (в процессе нашей жизни он за счёт нашего неумения, за счёт требовательности, за счёт большого аппетита и желательного аппетита) у нас есть мешок бездонный. Его никогда и никак не можешь наполнить, ибо это такой же цех, как в нашем паровозе развитое условие его топки. Паровоз сделан человеком по человековому телу, только этот желудок воспринял эту пищу, полностью наелся, от стола только оторвался, сейчас уже он сам себя заставляет думать за другое. Обычно мы с вами завтракаем, хорошо наедаемся, а потом идём на свою работу.

Это наша в жизни развитая система, такая из всех. Мы должны это делать лишь потому, что эта система передана предками. Этой системы человек никогда не старался изменить, 20. его было направление одно в жизни: обуздать Природу, заставить себя одно время пожить за счёт другого.

Мы с вами спим. Какое для всех удовольствие целую ночь, всю полностью, в мягких подушках провалялся. Ещё бы спал, не вставал, но время другое на носу — быть на своей работе. А работа даёт существование. Не будешь работать — не будешь кушать и умрёшь. Вот в этом деле человек и ошибся на себе это колесо развить. Это ваша в жизни необходимость заставила. Автор хочет спросить: в истории что же тогда было, если не было в Природе Солнушка? Ведь, когда Солнушко, по учёному выводу, садится за Землю, то тогда и появляется ночь. А тогда этого ведь не было, чтобы человек первый исторический валялся во сне. Это мы с вами сейчас в таких условиях, в таком быту очутились: для нас потребовалась наша цивилизованная одежда и хороший продукт, да жилое условие со всеми способностями. Человек в 21. этом способе радуется, но живёт тогда, когда он ложится в постель свою: он устал, ему надо передохнуть.

Что его заставило это делать, чтобы устать? Его необходимость. Если бы у него её не было, он бы не уставал и лежал бы, да лежал бы. Больше ему делать нечего. А то эта развитая на человеке в его процессе жизни ночь, в которой он держит себя полумертвым, т/е сонным. Но сон — это временное явление в своей жизни после усталости своего труда. Напрасно мы думаем, что для нас есть всё природное, и оно служит нам одно время пользой. Мы поживём за счёт этого условия, одно время радуемся, если садимся за свой приготовленный стол — это наша пища. А человеков аппетит — только пищи вкус. В процессе этой жизни человек это всё добывает. Если бы ему сказали большие, высокоразумные люди, что это всё сам человек добился в процессе своей жизни, ему всё Природа разрешила заиметь, и всё для этого искусственно делать.

22. Только из сделанного со всего этого вывод: в деревне по дороге, по улице, а в городе по тротуару, по асфальту на машине везут не живой совсем труп. Спроси у него, у мёртвого человека, пока вы его не закопали в Землю. Он вам сам расскажет, что его заставила таким остаться Природа. А в Природе — её условия. Он эти условия побоялся встречаться с ними, как встречался первый человек. Он же таких способов не имел и такого оружия тоже не имел, а жил за счёт самого себя. У него не было одежды, у него не было никакой пищи, его Природа держала естественно. Он раньше жил без всякого дома и не спал так сладко, как мы сейчас с вами спим. У первого человека не было ни серебра, ни золота, ни всякого кумира. Это всё сделала Природа, а в Природе — условие. Я, ведь, человек, а вы же добрые люди, живёте один раз. За счёт чего? Да, за счёт Природы, за счёт её условия. А за счёт самого себя вы боитесь и не даёте другому человеку себя 3. в этом деле развивать. Это его Идея, она была и раньше, только первый человек не пожелал он в одиночестве жить, а пошёл вовлекаться — то делать, чего было нельзя слушать.

У первого человека таких условий не проявлялось, как сейчас они делаются. Когда это было, чтобы вирусный грипп себя заставил в марле быть, т.е. завязать свой рот и не дышать? Это же уже брезгование, уже есть болезнь бояться другого. Значит, вам всем есть жизнь за счёт сделанного вами. Это ваш продукт, да и вы сами тоже продукт по материалистическому. Спрашивается, а где же жизнь вечно непропадаемая, если только не в человеке? Он же хозяин всему. Зачем ему бояться, если он ходит один из всех не так, как все? На что же он надеется, если только не на свои силы? У него нету того, чего мы все имеем — это наша с вами кволость, мы в жизни утомляемся. А он в жизни пробуждается чем? Воздухом, Водой да Землёй. А мы от 24. этого всего бежим, уходим, а спасаемся за счёт того, что мы с вами делаем. Это наш великий и честный труд.

Скажите, пожалуйста, все вы для меня слушатели моей идеи, если мы с вами найдём в Природе лёгкую, а не тяжёлую в труде (жизнь), как сейчас мы с вами одно время поживём да попользуемся правами, а потом простудимся и заболеем, потом умрём?

Это всё старое на нас. А новое будет — дорога, по которой я лично своим телом иду. Мне 60 лет, я своё трудовое оставил позади, теперь взялся за закалку–тренировку. Хочу от Природы получить через свой поступок пользу. Это уже для меня остаётся жизненным фактом, что я не простуживаюсь и не болею, для моего тела Природа не распространяет эпидемию, значит мне хорошо. А раз мне хорошо, то от моего поступка будет друго 25. му тоже хорошо.

Так почему же отворачиваются учёные от этой дороги новой — небывалой на человеке? Разве она нас ведёт к не ясному? Разве моё тело так хоронится, как все люди прячутся? Разве моё тело имеет у себя возжи, чтобы управлять и частично другого заставлять?

Это моя в этом деле большая любовь. Я же появился в жизни не в чужом, а в своём. Так причём тут я, если сама Природа раскрывает ворота и показывает нам всем этот путь, по которому сейчас идёт один человек. Но блюститель порядка нашего города, выбранное лицо, прямо заявил: «Мы тебя, если ты появишься в таком виде, будем сажать на поезд». Я же человек за свою идею учёными не принят в виду того, что моя идея не входит в рамки учёных, что я у себя имею болезнь душевную невминяемую.

Я же не делаю вредное или 26. бесполезное? Но сужу правильно по себе, по своим жизненным фактам. Если сяду в карты играть азартно в двадцать одно, я больной в этом деле человек, мои думки — всегда обыграть другого. Но мне мешает часто «двадцать два», я остаюсь в проигрышах. Так моя Идея говорит: «Чем на себе неудовлетворительную одежду иметь, так лучше никакой не носить. Это будет по–новому, а не по–старому быть полураздетым.

Все ли у нас ходят достаточно удовлетворённые своею пищей? У человека, скажем, есть большой аппетит на хорошую и вкусную пищу, а её уже сейчас нет. Так что же, психовать на плохое? По моему выводу, лучше никакой пищи не употреблять. И также человеческой труд, какой бы он ни был для человека, его надо любить. Если он для тебя тяжёл, ты им капризничаешь, то лучше откажись, совсем не работай. Раз взялся за гуж, не говори, что не дюж. А то ты со своим старым поступком не помогаешь, а мешаешь.

27. Считал и считаю: сейчас тяжёлая дорога, с прежним поступком жить — болезненный вопрос в жизни. Часто и каждый раз человек со своим здоровьем утомляется — где бы он и как ни работал и ни находился, ему Природа со своими силами на его организм влияет. А для моего тела, где бы я ни находился, и как бы ни находился, моё будет тело не утомляться, а пробуждаться. Что же нам больше будет надо всем, если мы не будем простуживаться и болеть? Мы из этого всего наживём продолжение. Где же ваши глаза, учёные? Где ваш ум, учёные, что вы такое полезное в жизни не хотите поддержать? Это же Учение надо всем нам научиться и иметь, чем мы затрачиваем большие средства на ракету и запускаем её вглубь космических лучей.

Моя идея — не дурная перед всеми. Моя идея умная только деловому человеку полезному, кто должен жить не для самого себя, а для всех живущих людей, и будет 28. он учить полезному практически, но не теоретически. Учителем будет. Моя Идея на мне — моя дорога, путь, от которого не следует никому отворачиваться. Это я буду всё создавать на себе. Если вы меня как такового поддержите своими силами, между нами и Природою не будет Эпидемии.

Ростов н/Д.

Автор своих слов кричит за положение сегодняшнее, что наш областной управленческий город со своими тратуарными улицами видит, и что он издалека днём или ночью слышит. Внутри два проспекта живут наших завоевателей Будённого и Ворошилова. Они насыщены линиями трамвая и по сторонам асфальт, где можно встретить со своими быстроходными колёсами автомашину, прогрессирующей грузового типа такси. И частной организации ходят часто, развозят ростовчан по своим домам такси легковые, как 29. «Волга»и «Победа». Проходят по некоторым улицам автобусы разного типа. Особенно введено (?) движение троллейбусов по улице главной через каждую просчитанную минуту. Можно встать и пойти с Энгельса, и попасть на любую улицу свободно. Для всех маленьких и взрослых, старых стариков и старушечек такая между собою семейная дружба и любовь. Когда пионер по пути идёт, он обращает внимание, где он находится, и что его окружает. Мы, ростовчане, не видели за молодёжью их поступок, чтобы у них была к человеку, какому–бы ни было, его гордость. Мы свидетели вежливости, всегда поклону и дороги доступа в продвижении. Так же в толпе не встречаем ни в чём затруднения. Наши блюстители всех перекрестков очень тщательно в своей форме смотрят, чтобы автомашина со своим колесом у него долго не просилась. Да и к тому же висит перед каждым водителем автоматический светофор. Он кого зря не пустит: кто бы ты из пассажиров ни ехал, тебе красный свет «стоп»командует. А зелёный свет поднимает своё — всё просит, «пожалуйста».

Это бывает в воскресенье, в праздничный день: ростовчанин, или приезжий кто–либо из других городов, или сел станиц и хуторов всех наций, им такое же право пользоваться перед каждыми дверями того ли другого магазина. А базаров у нас продуктовых, съесных два. Особенный базар считается главный возле старого собора. Сюда можно всё везти на любом транспорте и любому человеку. Здесь есть маленькая площадь при Московской улице, остановка автобусов, которые ходят и возят взад и вперёд всех приезжающех на нашу ростовскую толкучку. А она со своими товарами и ценными вещами известна по всей нашей области. И также на неё едут со всех сторон нашего Советского Союза.

Особенный порядок для всех Авто 31. машин: блюстители порядка частную машину ставят в одно место, а такси заставляют по–порядку привозить граждан и увозить. Толкучка на Гниловской окружена законным забором, двери, ни одни, широки для того, чтобы толкучка дышала, т/е жила. Люди продают есть. Люди есть покупают. На Будённом проспекте есть автобусная станция, откуда отправляются ежедневно в Москву, а также прибывают из каждого города автобусы. Приходят во–время и уходят, на чём за свои средства можно легко добраться.

Это такое же колесо, развитое на моторе, как и на нашем железнодорожном транспорте. Есть быстроходные, по последнему слову, электровозы, мотовозы и всех марок паровозы. Они имеют полное право к нам в наш город Ростов привозить, какого–бы ни было направления поездов и такси с Ростова увозить. Главный вокзал ростовской Юго–восточной дороги со своею работою управляется принимать и отправлять такую 32. массу поездов, как ежедня и ночь через Ростов проезжают люди и перелетают через Ростов самолеты. Есть аэродром военный и гражданский, откуда можно попадать в любое назначение. Протянут по столбам телефон во все стороны.

Ростов не молчит и не спит, всё своё время во весь голос орёт. Его заставляет волна человеческой жизни беспокоить каждое место в Природе. Ростовский голос кричит и в высоте по беспроволочному телеграфу. Всё это делалось и делается. Сейчас с помощью электричества и мощи тока работает телевидение. Всё это делают ростовчане. У них Стройсельмаш выпускает для полей комбайн, для того чтобы этим комбайном убирать по быстрей растущий хлеб и давать стране чистое, как янтарь, зерно.

С помощью транспорта, автомашины Ростов не местным зерновым пользуется фондом. В него везут со всех концов, с краев нашим транспортом. В Рос 33. тове есть место самохранять всякой продукт и товар. Ростовцы вечные коммерсанты продавать и покупать. Для Ростова ни один хлеб идёт с углём. В Ростов везут всё, что только придумают. Особенно из продукта и товара. Из–за денег, из–за условий человек не может оставаться без города Ростова.

Ростов — это город, а в городе Ростове такие мудрецы, такие деляги! Что захотят, то и сделают в своей бытовой жизни. Для них свободное колесо на всех трассовых дорогах. Они учатся в школах, в техникумах, до ростовчан едут учиться в институты всякого рода специальностей. Учёные города Ростова — все люди ума, развитые для того, чтобы про его имя знали все живущие на всей коре люди со своею необходимою требовательностью. В Ростове можно достать, по блату ли, или нелегально. Но Ростов — это не хутор и не деревня со своими условиями да и со своим движущим по Земле на 34. колесах, в Воздухе и на Воде плавающих. Всё это делается Ростовом для села, и сам Ростов удовлетворяется селом. Неразрывная в труде между собою. Как в хорошем сундуке, так и в Ростове: упало, значит, пропало. Из ничего–то сделают чего–то.

Ростов дышит ароматом. Привези человека деревенского, необтёсанного, за 3 дня его под лак подкромсают, на него наденут хорошую по фасону (одежду), и форма будет заслуженная. По специальности не был ты сроду учителем, так сделают тебя, ты будешь учителем. Не знал ты до этого Ростов, так теперь узнаешь, какой он болельщик за футбол. К Ростову едут со всего конца Белого Света разных наций люди со своею развитою специальностью, хотят посмотреть на всю создавшуюся цивилизованную культуру. Многие из ростовчан примерно учатся. Особенно на хорошем счету развитый спорт, физкультура. Всё это делает в Ростове его на себя ростовчанин.

С самого утра 35. до самого вечера звучат люди в своём труде. Особенно на широкой и ровной чернозёмной Земле. Идёт на своих колёсах трактор любой марки, его оседлал ростовчанин для того, чтобы с этого гектара взять сто пудов пшеницы. Наша ростовщенская такая задача — во всех уголках нашей Ростовской области добиться надо. Мы сядем на трактор, мы сядем и за плуг, вспашем под зиму зябь и посеем озимое жито. А Природа по закону своей деятельности с естественной стороны нам в нашем во всём старании сделает всё. Что мы захотим, то мы получим, как и на поле, рост всей сельскохозяйственной системы, начиная от самого зёрнышка и кончая самой большой эликтрической станцией им. Ленина. Она стоит на новом Цимлянском море, всё даёт ростовчанам. Со своим развитым делом, с электричеством оно сохраняет нам, всем ростовчанам. Они умеют заставлять, как надо умело, чтобы не отступать 36. от своего сделаного.

Мы ростовчане сказали своё слово, значит, сделали. В наш город Ростов можешь пожаловать со своим хорошим поступком, с вежливым уходом над собою и большою терпеливостью, которая учит человека, чтобы он на Землю и не харкал и не плевал, а научился так, как наш ростовчанин Иванов из г. Красного Сулина добился от Природы своим умелым трудом ходить 25 лет уже в трусах. Не простуживается и не болеет, говорит, этого мало, что я сам этого имею и хочу научиться, как другому умело передать. Моя задача — одно это сделать. Я добился: для меня не страшно оставаться везде и всюду при любой жаре и при любом холоде только в голоде.

Этого ни один человек на нашей Земле не делал и не собирался сделать через своё незнание. Иванова знает весь Ростов, весь Советский Союз и знают за рубежом, но не знают его тайны. А у Иванова нет его тайны, при нём — чистая правда в его сознательном пробудительном поступке: 37. без головного убора пришлось легко заставить себя ходить по Природе, изучать, понимать на пользу своего здоровье. А разувшись, так сделать, как сделал Иванов, не каждый разуется, и не каждый по снегу зимою пойдёт. А Иванов пошёл, сделал свою вежливую обходительность: перед старыми и взрослыми людьми, перед дедушкой и бабушкой, да дядей с тетей свою головушку прикланил, и свои слова просказал: «Здравствуйте, дедушка с бабушкой или дядя с тётей».

Третье. Иванову пришлось встретиться с малиничким дитём, грудным дитём, кто сам себя заставил беспокоить крепким криком. Все ему старались помочь и все брали за руки — хотели, чтобы дитя не кричало. А Иванов на этот крик отозвался умно. Он так сказал: «Если только это дитя замолчит на моих руках, значит, я иду правильно со своим намерением». Иванов поступил вежливо с матерью, у неё спросил: «А можно вашего дитя взять на 38. свои руки?»Ему мать дитя разрешила взять. Иванов нашёл в Природе подтверждение своею найденою в природе помощью: взял дитя на руки со своею мыслью, на руках Иванова это дитя успокоилось моментально. Все сидевшие в безкупэйном вагоне в один голос сказали, что в этом человеке только хорошие силы имеются.

Я за эти силы ухватился, стал помогать больному, чтобы больной не болел, а жил легко, без болезни. Как Иванов в год 78 суток не употребляю пищи ни воды, а Природу прошу своими словами. Обращюсь к атмосфере, говорю: «Природа, дай мне жизнь и учение!»Она мне и дала не такую силу воли, как у вас всех она есть. У Иванова уже не вылетит со рта слюня с харкою, Иванов эти свои качества проглатывает сквозь гортань.

У Иванова практика между растовчанами проложена на своём теле. Он эту силу развил с Ростова перед учёными. Первой Покровской психиатр–доктор он уже умер за свою неправду сказать (про) мои дела, обо мне: «Толи он 39. больной, толи он Святой». А я у него спросил свои слова: «А и к кому мне присоединяться? К больному или святому?»Он слова не сказал, так и умер скоро.

А Артёмов доктор психиатр — это свидетель между умершим Покровскам и живым Николаем Николаевичем Коргановым, кто ко мне как профессор прикреплён из–за моей «болезненной»Идеи. Она себя сохраняла в Природе естественно, а естество никто, кроме одного меня, не пожелал воспринимать. Самое главное, это были для меня ноги, а я на них ходил всё время, от самого рождения, обувши. Я ни у кого не спросился и ни у кого не было вычитать (учиться). Работал в таком месте, где приходилось ходить больше всего пешки от станицы до станицы. Я имел права лошадь нанимать за любую цену, лишь бы был счёт заверенный, а я (пешки) в это зимнее, распущенное по грязи время, где невозможно ни на чём добираться. А работа 40. была такова: с колхозником приходилось разговаривать по части всех продуктов.

Такой тогда прогрессировал договор: рабочим — имеющейся продукт, а колхозу — помощь мощностями или машину, или что сделать такое, требовательное по договору. Особенно тогда требовались насосы качать для поливки огородов. Мы же есть транспорт да ещё Рострайорс им. ж. дороги им. Ворошилова. Я кормил ростовчан, мой район был для работы моей Тихорецк, все причитающиеся станицы. Моя была в то время агитация: я был по части, чтобы колхозник продал свою корову или колхоз — быка. На это нужно умение. Счёт в банке был на меня открыт, я хозяйничил на рынке. Но колхозник не любил килограммы, чтобы за них чисто по весу получать. У колхозника старая заправа: 41. на базар приехать, остановиться, перекрестить голову и сказать: «Господи, благослови». Дай ему, Бог, чтоб продать пришлось подороже. А тогда частному покупателю ввиду закона предупреждалось, из–за карточной системы частному запрещали. Я имел на это способ: только через веса или делать покупку нелегально. Я этого избегал, хотелось прибегать к ценам государственного закона, а колхознику легче продать за деньги дешевле. Только бить по рукам за магарыч. Я этим не занимался.

Трудный был период, особенно мне как уполномочному по децентрализованым заготовкам всех продуктов. Я тогда работал и уже учился описать свою изложеную работу. Я её знал и выполнял, кормил рабочих мясным блюдом. Но я был уже не таким, как были все: знал хорошо злоупотребления со своей стороны, 42. сам себе делал пользу для здоровья: ходил без головного убора, а обросший шевелюрой. Меня как человека на вокзале, ни слова не говоря со мною, какой–то диляга задерживает, ведут в ГПУ, и там меня держат цельную ночь. Я должен ехать в Ростов, а меня продержали. Наутро как ростовчанина подстригли не по–моему согласию и выпустили.

Я был человек такой: надо было идти в Фастов, я иду по любой погоде. Для меня Природа служила пользой, моим поступкам удивлялись все люди. Я ходил по грязи и по снегу, разувшись. Что я в этом районе делал? Встречался с болезнью с любой на человеке. Я и работу делал и помогал человеку изгонять болезнь самого больного путём ухода над собою профилактически. Что я делал при сибирке или малярии, также гриппе, хотя любой встречающейся на человеке болезни для меня не требовалось. Никакая бо 43. лезнь роль она в моих силах не играла. Почему? Да потому, что человек в процессе своей жизни своею почвой подготовил сам себя, чтобы раскрыть форму болезни. Он этого сделал, но чтобы помочь себе в этом деле, не сможет ни сам, никто либо из других. Все хотят этому болезненному помочь делу, но не в силах помогать.

Природа говорит всем, что прежде, чем помогать другому, надо научиться самому себе помогать. Вот, чему наш ростовчанин научился без всяких лекарств, без всяких трав и прочих разных молитв, без шприца и ножа. Иванову надо человека стихийного, наказанного Природой, который не знает, где и как он заболел, и что ему теперь надо для того, чтобы его болезнь на нём не прогрессироровала. Этого никто не имеет права в Природе сделать, кроме как одного Иванова. Он для этого сам себя посвятил закалкой–тренировкой постепенно и осторожно в труде, в своей работе: 44. работал и учился, учился и работал.

Расскажу за один факт жизненный, как я одному колхознику конюху с его правой рукой, самому большому, пятому от мизинца пальцу помогал, чтобы на нём сибирка не прогрессировала. Я этого человека увидел в первый раз. Даже не знал тогда, он был ли колхозником или нет. Но человек идёт по пути, со мною встречается как человек, но правая рука, самая кисть, замотанная и висит через шею на платке. Я только что уволился, в станицу ишёл до колхоза Красноармейца в управление. Этого человека увидел, моё желание болезненное, я этим делом уже болел. Я к нему, спрашиваю вежливо, с ним свой тон голоса подвожу, узнаю, кто же он есть и почему это так, что он руку держит. А он мне стал рассказывать и говорит, что за болезнь: воспаление процесса сибирки. «Я, — говорит, показывает на правление этого колхоза, — колхозник да ещё конюх. Какая сейчас требовательная работа, а я вот ношусь с рукой, я хочу зарабатывать вот трудодень», — он мне так сказал.

Иванову — это же колхозная помощь. Заворачивает этого гражданина в управление. Вошли мы оба, здесь сидела вся бухгалтерия, смотрела, как я ему как больному пальцу обращался. Осторожно раскрыл — у больного в пальце процесс воспалительного характера. Ничем ему не помочь, кроме, как моими электролизироваными в естественном токами рук. И всё моё было желание: взяться за его палец, постепенное массажирование для того, чтобы это воспаление улетучилось. Я с этим пальцем не занимался пять даже минут, как палец стал от этого свободно работать. При всех это я делал. Меня этот колхозник повел, чтобы покормить яичницой и салом. Я заработал перед ним. Как вы думаете, это ли правда или нет?

Раскажу за политотделку, за колхоз. Тоже больная лежит малярийная молодая женщина в постели с белым глиняным лицом. Я же, человек, захожу в эту хату, а больная лежит. Вижу я, что больная моя. Болезнь заставила к ней обратиться и спросить у неё: «Что с вами?». Она в три шубы одетая — как раз приступ бьёт её. Еле–еле она мне просказала сквозь свои зубы: «Малярия у меня». «А раз малярия, так надо лежать да ещё так закутываться, как закуталась ты?», — я ей говорю, — А ну–ка, скидывай свои шубы». Попросил воды холодной, мне по моей просьбе налили в тазик, я ей помыл холодной водой по колено, подержался за её руки своими руками. Она стоит на своих белах ногах, и стою я тоже перед нею, свои силы воли передаю и прошу, чтобы больная пошла на двор, подняла голову верх и стала тянуть Воздух через гортань три раза. Это не даёт никакого значения: что ни больше Воздуха, больше сил делается вовнутри? Она как ростовчанка, должно быть, живая.

И также я прогрессирую это всё на больных людях. Почему не пойти в Горздравотдел? А там была завом женщина. 47. Я с нею на эту тему как представитель долго у неё в кабинете разговаривал. В 1933 году не помню число, но время было зимнее. Она же договорилась с врачами, она же меня сама вела в Тихорецкую больницу, где хроники лежали. Я же дал слово больных поднять. А больных было двое. Врачи мне представили после выкачки жидкости в позвоночнике: больной был без ног: они были у него, только не действителные по больному туловищу. А малярийный больной он меня ждал, пока я закончу с ногами. Я когда узнал за выкачку, сейчас же отказался от этого первого больного. А маляриного больного сейчас же выписали — у него желание явилось быть на воле после моего пробуждения.

Что же сделало по части всего городское радио? Оно проговорило по всему району об уполномоченном Рострайорса Иванове. Он не уполномоченный, а лекарь сказали. Меня сейчас же Ростов отозвал и за мою хорошую работу сокра 48. щают. Я этому приказу возразил директору Алимову. Он меня спрашивал: «Умеешь узелки завязывать?»Я ему ответил: «Умею!»«Значит, коммерсант», — так Алимов сказал. С бухгалтерией отчитался, получать надо документы, и лети дальше по пути. Я задержал свой расчёт — не правильно оформлены на 375 рублей документы. Что и заставило подать в контрольную комисию Азова Черноморского края, чтобы разобрались с таким не правильным сокращением.

Я был тогда силён бороться против такого поступка. Но раз уже захотели административно сократить, то тут ничего не сделаешь, как нужно, чтобы в контрольной комиссии разобрались. Я их своею просьбою попросил, чтобы в лице моего хозяина Богачева и юриста, разобрался сам председатель контрольной комиссии Чернаков. А Богачев сказал, что я ничего не делал у них, кроме как аноним на человека писал. Богачев интересовался моею наукой, но чтобы поддержать, он меня не поддержал, а заставил меня самого себя 49. на комиссии снять всю одежду и уйти с Ростова в степь.

И шёл я по всему городу Ростова, возле Сельмаша попал на одно совхозное хозяйство. И без всяких документов я решил и к Директору обратился, чтобы он мне позволил передохнуть до утра. Он мне не отказал, а дал место фелдшера в приёмном покое на кушеточке поспать. Какой сон, если без места работы да ещё моему делу? Я и спать не хочу, что я заставил теперь обо мне таком думать. Лучше пусть возьмут где–нибудь, а не в Ростове посадят без документов, как беспризорного.

У меня голова правильно работала для того, чтобы с учёными разговаривать по части моего дела. А его следует развить на людях. Кто только хочет жить продолжительно, то пусть таким поступком себя заставляет переконструировать. Человеку, какому–то ни было здоровому, 50. не здоровому, жить–то хочется, а жить не умеет, не научился. А моя Идея — самое главное, надо человека учить, что будет надо для того, чтобы человек не простуживался и не болел.

Что я сделал ранее, стало известно и прокурору. Как же, деньги! А деньги расходовались по назначению правильно, только не правильная печать домоупровленческая. Сознательно не приняли, что сам расходовал на дорогу и оплачивал за то, что, разувшись, совершал этот труд. Я же сам признался после того, как бухгалтерия уже приняла отчёт. Я вижу, что неправда меня гонит с дороги, она заставила и одежду сбросить. Когда работал, был хорош, а сейчас я кому буду нужен со своим поступком. Моя одежда меня в Ростове ищет: вот–вот скоро такой где–либо в трусах покажется. Мы, мол, его оденем.

Иванов 51. сам себя к этому делу подготовил практикою доказывать и теорию каждый факт жизненный описать. Это история. А она для меня служила по вот этой дороге пользой. Я хотел, чтоб блюститель порядка г. Ростов н/Д забрал, а он от моего тела отвлёкся, не видел, как я возле него проходил. А сейчас, после того, как председатель видел на мне получившуюся историю, я где–то делся, ушёл, куда, только знаю я один. А милицай во второе отделение позвонил, приказал начальнику, чтобы сейчас пришли, взяли одежду и розыскали чтоб живого человека.

Я на другой день утром с фелдшером разговариваем по части болезней и касаемся многому лечению. А в это время привозят с воспалительным вопросом после аборта женщину. Неудача произошла на человеке, не надо было делать. А раз такая штука показалось, ей никто этого не убъёт, кроме моих рук. Я попросился. Это было не моё дело совсем, вмешиваться, но фельдшер меня понял, что Я за человек, дал испытать на этой женщине свой опыт, проверить. Я вижу женщину красавицу. Видно, в достатке живёт, лицо на ней горит. А фельдшер говорит: «Всё это сделали врачи. Им, — он говорит, простительно. Это их труд, за который они не отвечают. Это их практика. А в практике можно и ошибиться».

Я её положил на спину навзничь, протянул её ноги и руки, сам взялся левою своею рукою за её лоб и за ноги. Её стал держать лишь потому, чтоб её воспаление своими силами, током убить. Я держал до тех пор, пока она сказала мне: «Стало легче». Тогда я всё это оставил позади и ушёл в путь свою дорожку. Меня хотели поблагодарить, а я уже очутился возле директора, благодарю его за оказанную мне помощь.

Куда Я иду, и сам не знаю, куда и зачем иду, и кто меня ждёт? Как только Природа одна, мною заинтересованная. Она меня родила и хочет в Духе своём воспитать. Я ей поверил, она мне раскрыла глаза на больных. Она меня одарила за то, что я не побоялся оставаться без всякой одежды, мне не потребовался дом живой. А для меня выше головы всё лежит богатство. Только надо будет уметь этим богатством — Воздухом — удовлетворяться. Ничего не надо, кроме как этого Воздуха. Он пополняет весь внутренний и внешний процесс в жизни. На что я надеялся и уверенно знаю, что своими руками я предотвращю любую болезь на человеке. И Воздух мне поможет, Вода тоже да Земля.

Вышел я на возвышенность кургана, глянул я по всем сторонам, где только мой глаз охватил, увидел Я какое–то чёрное живое местушко издалека. Но, чтобы разсмотреть точно, мой глаз был не в силах. А дорога моя лежала к нему. Может быть и зверь, но я тогда не боялся, знал хорошо, что Природа ни что–либо такое, а Природа есть 54. сила воли — набросит сейчас такие условия, только терпи. А мыслить было можно по вот такой погоде: по тишине при ясном тёплом Солнышке да по бездорожью. А в степи вокруг меня не было ничего, как только один по пути человек.

Одного обнаружил в дерезе: он режит веники, их складывает в кучечки, а подвода стоит в яру, в балке. Я с ним поздоровался, он сказал мне «Здравствуйте». У него мне пришлось спросить, что его заставляет это делать. Он мне говорит: «Время. Я не колхозник. Частного характера хозяин. Имею лошадку, ею вожу в Ростов эти веники, продаю, и этим живу». Я тоже искал по Природе себя: жизнь шесть месяцев, без работы находиться, но меня моя Идея поддерживает своими живыми фактами. А я этому факту не верю и не хочу знать. А причём перед собою ставлю достижение своё, завоевание. В Природе, в условиях уже ведь получаю пользу. Не то, что было у всех. Я отказался от всего, не имею того, чего этот вот человек. А этот человек не доволен был на пришедшую жизнь, он отмирал. Эта дереза не спасение есть в жизни, а воровство в Природе, нелегальность. Я ему пожелал хорошего в его жизни, он сказал спасибо мне, и больше я его не встречал нигде и никак.

А сам взошёл на острый маленький в лощине накопанный землемерами курганчик и стою против их вехи да пекусь Солнцем без всякого ветра. Не вижу и не слышу никого, кроме, как только там, где–то за бугром, Земля давала слышать мотор проходящей автомашины, как иначе вот тут, по предмету моего определения, было какое–то хозяйство. Я долго стоял на Солнышке да всё про свой путь думал и сам с собою говорил, кого же я встречу, и кому я нужен со своим продуманным всячески делом?

И всё же дождался время: меня с этого места толкнули силы, чтобы я продвигался. Это не прогресс в своём направлении. Иду Я на Запад с 56. Востока, мне в моей дороге лежал ковёр с разными речушками и видами. Я только тогда не художничал: «А схожу в хату, в какой–либо хутор. Мне скажут: «Вот в этом доме лежит больной». И попросит он меня, чтобы Я ему помог своими силами. И вдруг он возвращает прежнее здоровье. Он никогда меня не забудет, а будет помнить только о хорошем…»

Я бросаю думать, иду дальше. За бугорком была балка со сточным ставом воды. Я там искупался, на гору с трудом полез. На тощий желудок, как было легко — меня как–будто поднимал лифт. Я вышел на равнину, а овцы здесь как раз пасли. Меня испугались, заставили окружить своего пастуха, кто в то время думал, это, мол, какой–то зверёк. А в самого глаза дальше своих ног не видят. Иванов видит историю, хочет ей помочь, на расстоянии криком кричит, что это за дело, что животное побежало и сделало такой момент, которого не ожидалось.

Я пробираюсь между овечками к пастуху. 57. Пробрался и, когда до него дошёл, узнал, по его словам, что он не видит своими глазами. А меня уведал как человека по чувству слов. А то, что я перед ним был в трусах, он этого даже не подумал до тех пор, до того времени, пока я его руку взял и приложил до моего тела. Он сейчас же почувствовал и набрался своих верующих слов сказать: «О, Господе!»Он спросил: «Ты ли есть, Господь?»Я ему ни слова не сказал, кроме как поучил, что будет надо сделать, чтобы у него глазки засмотрели по–прежнему. Этот пастух так уцепился за мои слова: лишь бы я что–либо сказал, он делал. Ему Природа глаза открыла, он меня увидел и назвал меня Господь. Это хозяйство оказалось, по словам пастуха, наше — подсобное Рострайорса. Я от него за трое суток получил кусок чёрного хлеба как в подарок за то, что он видел своими глазами.

Иду дальше по комочкам, остро обжигающим, и попадаю на хутор Нецветай Кашкино. Оно меня во второй раз в своей жизни встречает — то Я не один шёл, на меня тогда никто не обращал внимания при царском времени. А сейчас Я 58. вхожу в село, вижу, идут девицы, по национольному армянки. Они тоже меня увидели, и заитересовало их меня спросить, а что я был за такой человек. Я от их голоса не отвернулся, а поближе к ним со своими словами, стал обмениваться мнениями. Их больше заинтересовало, когда Я у них спросил за больного или больную. А они у меня стали спрашивать, зачем они вам. Я им сказал: «А тогда увидите и скажете, кто Я таков»— «Вы, — они в один голос спрасили, — врач?»Я им на их вопрос ничего не ответил, а они нашли мне больную без действующих век. А глаза здоровые, только не открываются веки.

Она нацменка — армянка — меня не понимала по–русски. Нашли переводчика. Я её поставил перед собою, а сам её мозгом управлял, чтобы она своим чувством стреляла по врагу и делала глубокий вдох и выдох для того, чтобы новая кровь попадала в клапаны сердца. Это мгновенное самолечение. Старушка себя сама заставила через моё учение достичь того, чего в жизни никто не делал, а Иванов открыл человеку глаза через силы больной.

59. Я и тут открыл на человеке славу и также себя как героя показал и рассказал, что Я хожу зиму и лето всегда в трусиках. Мне и эту местность приходилось оставлять. А сам Я лично перебирался на ту сторону балки, своё тело уносил, как–будто за мною кто–либо гнался. А за мною действительно гнался человек, только он опоздал, ему не догнать меня. Я был на той стороне, проходить пришлось мне первый хуторок, а село Генеральское Новочеркасского района было дальше, где мне приходилось к ночи подготовиться, чтобы переотдохнуть, для того, чтобы узнать ночью на этом месте о Природе, о её качественных условиях. Я их сам на себе делал. Иду Я в подсолнухах повыше колен, их колхозники тяпали, и присматривался к концу. Но конца ещё не видать. Запах был слышен вечерним близким приходом. Я прошёл вдлинь по рядкам, меня видели и кричали тяпольщики. Я пробирался на их высокий не далеко острый курганчик, где обдумал своё условие приостановить, и указ: дальше не двигаться. Это был мой временный табор, где Я должен остановиться и простоять 60. на своих ногах. Мне не требовался ни стул, ни кровать, никакое приспособление, а только надеюсь на своё в природе здоровье. Оно если у меня не будет, то дальше жить нечем.

Во мне в моём здоровье оправдывает всё. Я на месте стою недвижим перед закатом Солнышка за большую часть Земли, и делается темно. Наше желание. Но я бы этого не хотел сделать, меня заставляет сделать вся обстановка окружённости. Все не хотели на мой поступок смотреть, поэтому Я решил сам себя показать всем, что Я могу и пробыть без вас всех. Мне ваше не нужно, а только надо Природа одно время и другое.

Взобрался Я на этот вот курганчик, стою Я на ногах недвижим. А меня издалека увидели, ко мне пришли. Я их вижу, что их форма вся похожа на трактористов: их одежда вся в мазуте, чёрная. Они стали спрашивать, а кто Я был таков. Для них Я не известен, они в первый раз увидели меня и со мною стали разговаривать на тему моего учения, на тему моего развития, для того, чтобы подойти по 61. ближе да познакомиться, узнать мою личность. А она была такая, как и у всех, только никто не решался и не хотел с таким возрастом начинать. А моё уже приводит и к концу.

Я не мало пересчитал таких курганчиков, как это ваше условие, за что вы ухватитесь, как за собственность. Это не моё, а ваше. Только разрешите мне на нём перестоять. Их была просьба, чтобы я согласился и дал своё слово в их бригадной будке побывать. Их желание, их дело приглашать, а моё дело можно и отказаться. Но раз они, люди, дали слово, чтоб помогать мне, Я с ними согласился, дал своё слово пойти в их условие.

Я им рассказал за себя как за испытателя, за истца в Природе, ищу то, чего в жизни никто не находил, а Я нашёл, мой на мне (опыт) развит между вами, ростовчанами. Я, ростовчанин, вырос между всеми, живущими в своих условиях, а мне будет не надо. Мне будет надо Воздух Вода, да Земля. Это самых основных три тела, и больше не надо ничего из личного 62. в своей жизни.

Я думал, что это всё наше общее, и моё тоже общее для всех, но получилось не то. Они меня накормили, они меня напоили и призвали Советскую власть, пригласили. А попервости предупредили: как же так, и кто давал такое право, и кому, чтобы постороннее лицо заходило в будку генерального села? Я от ухода глубоко сладко уснул, но этот голос прослышал — сказал председатель с/совета. Я сам сюда зашёл, так разрешите выйти. И пошёл в темноту ночи по пахоте.

Меня, как своего, завернули, посадили в линейку, повезли в Генеральское. В перый раз сюда попадаю. А у меня спрашивает секретарь парторганизации колхоза, а что там — на Небесах? Я для него был Спаситель и должно остался, что он спросил. А Я ему стал рассказывать не на Небесах, что делается, а на Земле. Я ему говорю, какое там новое строительство, все люди говорить стали, что это социализм, учёт всему добру. А какие там хозяйства сельские и также колхозы и совхозы.

Построена же такая 63. индустрия: машина машину делает, а мотор гудит, крутит колесо быстро. А комбайны убирают живо урожай, трактора пашут Землю МТС. Словом, не узнать всё это дело. Тогда говорит это лицо: «Знающий ты».

А что же ты хотел от меня вредного? Я ищу полезного. Вы меня везёте, но не я вас. Вы везёте по улице при лунном свете. О чём говорят? Только обо мне, о человеке в трусах. Привезли к конюхам в дом, где конюхи находились. Посадили, чтобы конюхи смотрели. Я видел на них развитую неправду, хотел конюхам сказать об их ружье. Указываю на стенку, где висело ружье: «А что это за такое висит?»Как будто и не знаю, что это ружьё. Они говорят: «Ружьё». Я их попросил, чтобы они его убрали, ибо, им сказал, не ручаюсь за себя. Они прибирают. Я им говорю: «Мною никогда оружие не прикладывалось убить кокого–либо человека.

64. А сам всю ночь напролёт прорасказал бывалое, кое о чём вспомнил за прошедшее. Ну, что же, дождались мы утро, проскользнула эта коротенькая ночь. О чём мы только не говорили. Я учился, моя наука — это вот люди, народ, ростовчане с таким законом, как он сам себя представил на сегодня. Пробудиться, пришлось свои глаза промыть чистою с колодца серебристою водой. Я всё это сделал сам, никого не пригласил вслед, чтобы кто— либо, из всех живущих в этой местности, хотя (бы) попытался глянуть и сказать, а кого же мы с вами в наше цветущее да ещё в такое чуткое время привезли?

Об этом и Председатель не вспомнил, ни секретарь. «Он же голоден, шляется по нашей Земле», — это они сказали. А Солнышко своею порою поднималось и распростиралось всё тепло. Я как 65. раз со своим подготовленным здоровьем выходил на улицу — скрип — эти дощатые двери. Как раз, может быть, и видела какая–либо этого села старушка. Она не подумала обо мне, что–либо сказать, а поглядеть ей всё же пришлось на загоревшее в бронзе внешнее тело. Это она сама о себе сказала его внешность: «Если бы нам пришлось с ним говорить да поделиться мнениями, мы бы определили его такую внутренность. Если бы он был плохим человеком, он бы не вышел к нам, на лицо не показался и не ходил бы взад и вперед напротив этого колхозного дома, и свои звучащие слова не представлял о своей жизни. Мы все знаем, что он человек, его чувства подсказывают о неплохом».

Как раз в эту минуту подбежала полуторка автомашина и против меня остановилась. Видно из всего этого, сам приехал дирек 66. тор МТС. Он быстро вылез из кибитки, что–то хотел сказать, а Я его своим извинением остановил, у него как у действительного человека да ещё растовчанина вежливо спросил: «А чья это машина?»Большое молчание между нами двумя проскочило в эту быструю секунду, но сказать эта личность, толстого сложения человек, мне ответил: «Это машина государственная, а в этом государстве есть одна организация из всех — МТС. Я, — он сказал, — в ней директор». Я опять у него спросил как у директора: «А вы меня знаете?»Он сказал мне: «Нет». Я ему стал развивать нелегальную картину, как–будто Я таких директоров убил, уже вы будете пятьдесятым. Он мне ни слова не сказал, а со спокойною душою он мне проговорил к этому свои слова, якобы, эта машина меня подвезёт до указаного места. Сказал бы прямо — до участкового милицонера. 67. А то опять отворил дверку от машины, уселся на своё место, дал водителю команду: назад, в гараж, он таких убийцев не возит.

Как было после этого моторного шума тихо. Все смотрели, как мне приходилось свою правую руку к верху своей головы поднимать и показывать на всё то, что делалось, в высоте проходящих бело пустых туч. Я им показывал своею правою рукой, чтобы они посмотрели на правду, подтверждённую вот этой идущей немаленькой, быстрой тучей: она сейчас исчезнет от моего слова, сказанного вам, — так будет моя правда. Не исчезнет — меня не станет, Я не совершу этого, чего наметил. Правда, мы смотрели на эту тучу — она изчезла. «Нету», — сказали все, — этой плывущей тучи».

Значит, напишем, будем мы с вами да ещё с таким директором, как он был у вас. А вот завидим этого трёхлетнего мальчика, кто его научил на тарелку масленную пышку в сме –68. тане приподнести. Я его не обидел: извинился перед ним как перед человеком, ему сказал, его назвал: «Детка, неси эту пышку тому, кто тебя до меня прислал. Пусть он за своё здоровье её скушает!»Мальчик уходит.

Подъезжает ко мне запряжённая двумя лошадями линейка — та, которая меня ночью привезла, а сегодня увозит. Тот же сам председатель пришёл помочь моему отъезду. Ехать всего 12 киломметров, мне не сказали куда, я не знаю ту местность, где сидел блюститель лейтенант. Со своими словами, со своею возвышенностью и гордостью он много знает. Я опять спрашиваю, чьи это лошадки? Как у заботливых людей. Мне сам председатель генеральского с/совета Новачеркасского района Ростовской области говори: «Народные. Меня избрал народ и доверил этих лошадок, чтобы они тебя провезли одно расстояние». Хитрит, не говорит правильным языком. Ждёт от меня того же самого: чтоб 69. Я его попросил с кучером выпрягти этих лошадок, а запрячь вас — меня туда вести; лошадок привяжете сзади, а оттуда приедите. Я этого не имел права говорить: «Да, вы со мною пошлите молодого комсамольца, а коль хотите моей Идее мешать, Я и пешки пройду, для меня легче будет. Я не буду животное заставлять, чтобы меня оно развозило. Я не заслуживаю и не желал бы, чтобы вы на них как председатель разъезжали».

А они тогда несут бечеву для того, чтобы моё тело, вроде сумашедшее, вязать. Я их с извинением прошу, умоляю, чтобы они этого больше не делали. Я их уговарил, упросил, чтобы они этого не делали. Я им дал слово своё ехать с ними вместе рядом как гражданин Советского Союза. Но никто из них не спросил, ты ли сегодня кушал? Или бы сказал, что тебя заставило этого делать?

Моя практика. Я заслужил от Природы меня, 70. умершие люди вперед просили и выпросили в Природе меня для того, чтобы спуститься на вот эту Землю не для того, чтобы окружающей обстоновке помешать, а чтобы ввести для человека лёгкую на Земле для него жизнь. Чтобы он больше со своим состоянием не простуживался и не болел.

Вот поэтому вам сама Природа в высоте на пустой и белой туче по моей просьбе она для вас сделала, чтобы эта туча исчезла перед вашими глазами. А вы мне не верите в том, что Я иду со своим поступком правильно, моё требование от Природы для всего национального народа правильное. И, хочу подчеркнуть, только на мне всё это создаётся, только мне поручила Природа это сделать.

Поэтому у меня для вас только вежливость, для вас силы. Вы не сможете мне помешать, вы есть Я, а Я есть вы со своими телами и со своею мыслью для 71. того, чтобы получить от Природы силы и подняться с этой тачанки, и прямо в степь бежать.

Что скажете вы? А вы вслед гонитесь, вас заставляет Природа, чтобы сохранить мои силы. Я вижу вашу претензию, соглашаюсь и то делаю, чего всем нравилось. Возражать не имел права, сказали: «Садись и едем», — Я еду. Но попытаться надо. Что же Я за такой преступник, что я свой конвой не побеспокою? Я человек живой, знаю, кто меня и зачем везёт, и для чего везёт: Я еду к участковому, меня везёт комсомолец как задерженного в степи. Комсомолец слова не находил, чего мне по этой части сказать. А Я, лишь бы чего–либо спросил у меня, за словом не полезу в карман. А сказать, скажу, прослушаю, потом точно отвечу.

И так мы по этой просёлочной дороге мало сами с собою 72. разговаривали, не хотели беспокоить мои силы. А они не любили молчание, а всё время ждали какой–либо в циклоне буран. Доехали, остановился комсомолец, слез с линейки, свой закон учёл: заходит к участковаму докладывает своею правотой, мол, доставил, шатающегося в степи, без одежды совсем, в трусах. Участковый — хозяин этому положению таких безпризорных подбирать и активировать. Ему не в первый раз встречать человека, но такого случая ещё не приходилось, сказал участковый. «Давайте мне его сюда», — а сам вроде и не поднялся со стула, ждёт вот–вот он должен зайти, я ему дам, этакаму, как шататься по Советской Земле.

Комсомолец приглашает, как челавека по–старшинству просит, чтобы Я вслед за ним пошёл. Я не возразил его обходительности. 73. Слушался и любил, старался выполнить законно. По корридору прошёлся, мне показывает двери, куда я должен зайти. А Я шёл к человеку — к блюстителю порядка, к воспитателю села. Только дверь отворил, сам себя показал по разрешению, а участковый, как иначе сорвался с вихря, он был в это время ненормален. Как же, сидит за стулом, его качает условие, он криком не кричит, больше строчит нецунзурными словами. Он меня не считал в то время зашедшим спокойно к нему. Ему казалось, как будто Я на него наступаю, а он от этого отбивался. Что ни слово, — мат, что ни голос, — повышение. Я испугался, думаю, что может быть все стены бушующие, хотел бежать, но участковый набрался своей деревенской смелости, утишился, стал молчать.

Я и к нему со своею вежливостью, извиняюсь перед ним. Он делается порядочный, стал меня слушаться и смотрит, на что я показываю пальцем. А в кабинете как у порядочного начальника висят правительственные портреты. Я, как и не знаю, у него 74. спрашиваю как у товарища, кто это за такие–то люди. Он молчит, не хочет признаться, что он их знает хорошо.

А я добиваюсь, хочу, чтобы участковый свой шум признал непригодным. Так оно и получилось: когда я его заставил взяться за телефонную трубку и позвонить в Рострайорсовское подсобное хозяйство, он у меня спросил: «А кого ты там из начальства знаешь?»Я ему уже не как задержанный, а как служащий стал через Алимова и Борецкого. Участковый мне руку подал.

А прокурор не хотел согласиться, хотел активировать как безпризорного. Участковый был на моей стороне за мою крепкую терпеливость. Я был слишком в этом деле заслужен. Подружили мы, как друзья жизни, стали вести общий разговор, как будто я всегда здесь появляюсь и живу с ними. А моё одно — нынче здесь, а завтра там.

Идём мы в хозяйство с участковым, он меня провожает, а по лугу, по равнине стрекочет, как из пулемёта. Не одна сенокосилка и не в одном месте косит сено подряд. Какое было удовольствие здесь при этом сенокосе на такой снасти. 75. Только дело человеческих рук сделать эту машину и давать такое количество приготовленого сена. Ростов удовлетворён этим. А в Ростове моя сброшенная смена, вся причитающая одежда. Она меня заставила, чтобы я от неё отказался, и заставила других людей со мной заниматься: пусть они узнают про меня, кто Я таков есть в Природе, в условиях, а потом накажут. Мне дорога известная, что теперь делать. Уходить из Ростова, а меня везут в Ростов.

Завтра на автомашине с сеном поеду, так сказал агроном. А сам я присматривался к заключённым, что же они делали. А они травили сусликов мышаём. Я этому возражал, не хотел, чтобы они это делали. Что же поделаешь, такая наша судьба: что сказали, то будет надо делать. Такое наказание за наш проштраф.

Мои глаза видят далеко, но слышат ещё крепче, как перепёлка перекликивается: кувак, кувак и кувак. А день не стоит перед мною, всё движется. Я зависим не стал от условия участкового, не стало возле меня, жду от 76. правки, жду другое. А сам про заключённого думаю, что же его заставило, кто ему в его жизни помешал? Наш новый, небывалый закон в его практической деятельности? Откуда взялась эта история, дала человеку свободно преступничать? Какие затраты, какое содержание и не воспитание. Не в Духе проходят. Виноват человек со своим поступком, он ничего не делает, кроме как вреда. Ему не хотелось делать, его заставила делать Природа.

Уже я не буду делать то, чего делают все. Ему надо, что покушать да хорошого сладкого и жирного, и побольше. А мало дают без всякого труда. А трудятся те, кто и попадают под замок, под условия. Не все сюда попадают. А те, кто поймается, тот здесь сидит и томится. Вина всех нас до одного: хотим меньше поработать, а больше получить. Жулики, воры, преступники жизненного дела. Все через это всё получат наказание. Только не в одно время.

Солнышко село, скот пришёл на своё место, стоит, ждёт доильщицу. А начальниково дело кричать, ему надо по договору молоко. 77. А раз молока нет, то и дружбы нет. Дружба бывает из–за лада, из–за всего того, что делалось в этом хозяйстве. Я же не работал, не слуга этого хозяйства, а только проездом да проходом. Моя история — не всё, а вперёд за Победою. Враг будет побежденный, всё равно добъёмся одного: с Земли прогоним от человека болезнь, будем все здоровые, крепкие, не будем простуживаться и болеть.

Приходит утро, надо будет написать агроному сопроводительную, что меня полностью представят к конторе по Энгельсу №43. Ехал я в машине через сёла, приехали скоро в Ростов. Меня он встретил небывало. Я себя заставил в конторе выступить и сказать свои слова о том, что есть люди нехорошие. А меня подхватили как контрреволюцинера, где–то скрывающегося в щели. Я уже молчал. Сделал для того, чтобы с мною занимались. Для меня подогнали с первого отделения полуторку автомашину. Как выброшенного контрреволюционера посадили с двумя спровождающими и повезли по социалис 78. тической улице в объезд на Будённовский проспект. Я катаюсь в Ростове н/Д, меня понимают за моё выступление, кто Я есть. А я ухожу к дежурному по 1–му отделению, с ними сознательно поздоровался, сказал «Здравствуйте». Мне как преступнику сквозь зубы промычали: кто сказал, а кто и промолчал.

«Давайте», — его последовала команда из верхов, от начальника, чтобы в кабинет самого начальника. Затрусились все живые и мёртвые для моего выступления. Я шёл, по порожкам поднимался, а сам думал, за что это всё делается? Да за мою одежду. Значит, тяжело оно прививается, чтобы без неё ходить. Иш, как гонят скорей, а то не успеют. Только зашёл к начальнику, сел по разрешению на стул, а вслед за моим входом бежит из ГПУ, криком запалился всею душою. Как же, возле них недалеко пробрался контрреволюционер! Это же не заслуги всем нам. А мы проморгали здесь.

ГПУ берёт под свои руки, везёт 79. меня на той же самой машине по Ростову по Будённому проспекту. Ростовчане видят, что везут не такого человека, как надо, а совсем голого. Дело шло к вечеру, а начальник едет сзади, кричит, чтобы моё тело пригнулось. Меня пригинают, говорят, мол, пригинайся. Я пригнул своё тело. Привозят на Энгельс в Дом ГПУ, сдают дежурному, скорей его давай в кабинет. Как же, попался контрреволюционер. На верха я захожу, не бывало мне командуют: «Садись». Я сажусь. Спрашивает: «Как твоя фамилия?»

Я ему спокойно отвечаю: «Иванов, имя Порфирий, отчество Корнеевич, рождения — 1898 года». Слушал, очень многовопросов задавались мне не посуществу. Я не был тот, кто им нужен, а я был тот, с кем они ошиблись. Со мною несколько часов занимались и прийти к вине не пришли. Меня спустили вниз и посадили в одиночку для того, чтобы я перед ними сам себя показал контрреволюционером. А я оказался сосед по организации в Рострайорсе. Служил, но неразбериха получилась со мною. 80. А разбирается председатель, сам будет вести по части этого дела, если Иванов покажется.

Я иду, выпущенный, по Ростову по улицам без одежды и без документов, жду блюстителя, а его ко мне Природа в Ростове не подсылает. Иду я дальше, всё иду да смотрю на людей, люди на меня и захожу на рынок старого базара. А ко мне блюститель, как с прожегу, подскочил и, ни слова, взял за руку, потащил в комендантскую. А там были люди, действительно люди–безпризорники, и я туда попал. Стою, не сажусь, учусь у них, а что они делали, и чего они натворили. Один — одно, а другой — другое. Я их близко не признавал: калеки, слепые, уроды, всевозможные люди. Как это я сюда попал, не знаю? Слышу слова: «Безпризорники». Так нет, не признаю. Я что? Я безпризорник?

Ведут с комендантской в отделение, и я тоже с ними вместе. А народ смотрит, говорит, осуждает, не знает, кого. Приводят к дежурному во 2–е отделение. Все на пол садятся, а я не сажусь. Ко мне подходит работник один. «Ты, — у меня спрашивает, — Иванов». Я ему сказал. 81. За собою повёл наверх и показал мою одежду, сказал: «Это твоя одежда?»Я ему сказал: «Да». «На, одевай её».

Я оделся. «Иди», — он сказал, — к председателю контрольной комиссии Азова Черноморского края. Я, ростовчанин, сбросил с себя узду, чтобы меня водили по закону. Иду по Никольскому в контрольную комиссию. Захожу, а со мной встречается инструктор этого же дела, сидит в очках. Я стал с ним разговаривать по части его близорукости, за его очки. Он меня слушал и как скептик относился. Я ему давал слово восстановить его полностью глаза, т.е. рассечь ту неприятность, которая ему наносила тупость. Он так и не согласился. Пришёл Чернов, меня вызвал в свой кабинет. Я ему всё своё знание на ладони выложил. Он меня пригласил к завтрашнему дню, чтоб я в это же самое время зашёл.

Я иду на Дон до лодок ночевать, и со мною встречается один казак раскулаченный. Петро такой набожный, сам себя 82. скромно показал. Я ему дал бельё — у меня было, дал ботинки. Словом, Я себя разоружил, сделался люмпен. Договорился встретиться завтра здесь, сам ухожу в Ростов, гуляю по Ростову, жду опять встречу с председателем. А председатель подготавливает ко мне психиатра, доктора Покровского — выдающегося деятеля, чтобы он разобрался со мною, признал меня то ли больным, то ли здоровым. К этому делу вызвали Горюновича — прокурора. Дело есть, как же 375 рублей — это деньги, а в деньгах виновен. Я подал заявление, чтобы мою просьбу разобрали, все силы я на это направил, что я был прав. Но с Советскою властью не судиться. Лучше отказаться от всего.

Я выступил со своею закалкой–тренировкой, люблю я Природу своим телом. Прихожу, сидят трое: председатель Чернаков, прокурор Горюнович и психиатр, доктор Покровский. Я с ними как с людьми поздоровался: сказал «Здравствуйте». Они мне трое 83. тоже сказали «Здравствуйте». Я на них смотрел, а они на меня тоже, только Покровский спросил, какое сейчас время. Я ему ответил точное зимнее. «А работаешь или ты не работаешь?»Хотел у мени вызвать психику, но ему не удалось. Со своим пожилым и крупным ростом и своею почти белой сединою, сам был побрит. Я — к нему и к глазам и к лицу. Присмотрелся, у него — то правый глаз дернет уши по всей щеке, то, через некоторое время, другой дёргал также. Покровского заставлял многое спросить. И большая у всех заинтересованность была по–порядку спросить. А курили все, им не было здесь при таком электричественном белом в люстрах свете запрета. Больше всего курил Чернаков, сам по национальности армян. Худощавый, вроде от чахотки, чёрный цветом. Бывает и от него поступит какой–либо для меня точный вопрос.

Я был подготовленный, не то, что кто–либо из трёх, 84. спрашивают. Им же интересно всем запутать своими словами, особенно интересовало прокурора про расписки, которые я сам писал, сам расписывался, а на квартире стоял, брал домоуправленческую печать и прикладывал. Всё это считал правильно, потому что мне всё доверялось делать. Я не зря топтался по всем тихорецким дорогам, и не зря там писал, как Богачёв на комиссии заявил о каком–то человеке: я писал, он не знает, о каком человеке.

Я успевал работать и успевал эту работу совершать своим выполнением. Я заключил на все продукты договор, с колхозами и коммунами на полмиллиона рублей. Всё это подготовка моя была в лице моего учения. Я хорошо знал свою работу, не ходил и не вовлекался в какие–либо особенности. Особенно вы не имели права запретить для меня выбрать время сходить в кино или дойти до ларька и кружки пива выпить. Я же этого не делал и не делаю.

85. У меня время было на счёту. Боже, тебя упаси, утреннеюю Зорьку проспать. Лучше я буду идти по дороге и что–либо думать. А Черников у меня как председатель спрашивает: «А о чём бы ты вот сейчас, если бы шёл по дороге, и подумал? Скажи нам троим сейчас, вот именно, сейчас». Можно было подумать и сказать свою за это время мысль. Меня, как я смотрю на это дело, ростовчане хотят законом осудить. Я так и подумал бы и сказал свои слова — у меня к этому всему найдётся ответ, Я же учился у Природы условием. А то, что Покровскому касалось по психитрии спросить, он больше интересовался за то, что меня заставило этому вот научиться. Что Я, как и все люди, со своим индивидуальным телом, а вот почему то я не простуживаюсь и не болею. Путь у меня большой, исторический. Лежит в практике. Я делал и делаю для того, чтобы остаться за это всё сделанное возле других полезен и должно, как видно из всего по–вашему 86. тоже выводу, останусь полезен. Никто не сказал против.

Я учусь мировоззренческому, касаюсь очень многому тому, чего не делала наша наука медицина. Она на опытах чужих народнических училась, достигала свои опыты, ставила на арене. А Я сам брал человека и смотрел ему вовнутрь: как его расроложились мышцы, т/е тело, и как протянулись нити мозговых явлений, и как кровь питала всё от самой головы и до самых ног. Я видел и знал, что это всё принадлежало электричеству току и магниту. Мы же с вами окружены этим. Нас с вами может в любое время убить гроза. За что? Да только за это всё явление. А я же не ухожу со своим поступком, а прибываю к естеству. А естество — это Природа: Воздух, Вода да Земля, на чём мы с вами все, как клещуки, держимся.

«Зачем, — я у них спрашиваю, — осмелился воевать и воюю с учёными, политическими людьми? Мы надели сапоги, что нам холодно. Или всю причитающую одежду. Если бы 87. не мешались бы со своим законом, со своею Землёю, да не дышали, не смотрели, то не увидали бы. Я не хотел было возвращаться к этой мёртвой одежде. Вы же щупальцы поразбросили. Блюститель, вам не нравится вот тот предмет, вам не нравится другой. Кому вы со своим поступком нравитесь? Если бы не было у меня на это моих сил или бы я не умел отвечать науке, Я бы давно уже не жил.

Вы, вот, сегодня, может быть, в третий раз будете кушать, да, небось, не из одного блюда, а с нескольких. А как вы думаете, я ем что–либо вот за девять суток? Что меня сохраняет? Моя ростовская правда. Я для этого вырос, чтобы вам, вашему вопросу дать ответ точный Я был, по вашему выводу, на своей работе не уполномоченный, а лекарь. Все сказали: «По–всему видно», — да, и засмеялись.

Я у них серьёзно спросил: «Чего вы смеётесь, если вы со своею наукой не ответили на мой изложенный для вас вопрос, что было тогда, когда не было в пространстве Солнышка? Или второе: Яичко появилось вперед или 88. курочка?»Молчат, ничего не отвечают, а плечами своими подёргивают, как будто много знают. Осудить человека, что им остановиться всех трёх человекам на развитом диагнозе шизофрении? Да, ничего не стоит. Ему выделим пенсию мизерную, и пусть подыхает. А на работу Иванов не годится, по выводу Покровского из его слов. Он же сказал свои определенческие слова: то ли Я Святой, то ли Я дурной.

Будьте здоровы вы все, начальники. Я вам пожелаю хорошего, спать в доме на мягком, чистом, в белье. До самого утра, до 10 часов. А пойду к Дону, там меня ждёт мой, по моей болезни, товарищ. Только, наоборот, я ему отдал свою имеющуюся одежду для того, чтобы он прикрывал своё тело, а сам не хочу. Ибо он не подготовился к этому всему, а я прошёл курс науки, практически. Для меня Вода есть тепло и также ночной Воздух тоже тепло. Тогда, когда я не кушаю и не сплю, Я в вагон из вагонов могу на разные темы говорить.

89. Что из себя представляет Покровский? Или вот завтра будут три светила Азовочерноморского края? Они меня, что называется, прощупают — им порожнее прошупывать. Пусть по–больше всего спят да кушают — их будет проигрыш, если они не признали мою работу. Она делалась не для того, чтобы я не работал, как выразился Богачёв. Но он правильно сказал за писанину о человеке. О чём, как не о человеке, пишется везде и всюду? Разве я не человек?

Я свой, любимый для ростовчан, они сейчас его не увидят, как он, после разговоров, всех оставляет в покое, а сам идёт на Дон к своему товарищу, с кем он вчера повстречался, кто дал слово быть таким, как Я. От него прослышал слова. Мне ни психиатр и ни председатель, и ни прокурор не сказали, чтобы я где–либо у них нашёл покой. Я оставил прокурора, ему пожелал всего хорошого в его ночном покое. А за меня ему зачем?

Ему скажут впоследствии 90. ростовчане. Сейчас нахожусь под лодкою. Не известно, кто Я был Ростову. А когда вылезу со своим на высоту, меня моё здоровье поднимет на это место, где сам народ увидит и скажет: «Это не Иванов, кого сажали, гнали, но из Ростова не выгнали. Он есть закон всему природному богатству, его видит не один город Ростов. Его ждали все предки, не дождались этого время, этой минуты, когда люди о нём скажут всё только это. Он со своим поступком, со своею Идеей, он не обижается на всю создавшуюся обстановку. Её придёт время, признают, и скажет сам профессор Николай Николаевич Корганов. Он будет моим свидетелем, как Я её на себе развивал и хочу, чтобы она процветала на людях.

Такого, как Я учёным приподношу, ещё не было и больше не будет. Знаю хорошо, что меня признает народ, но их дело будет поздно. Я скажу им: «Вы разве не видели, разве не слышали, как я вам 91. говорил своими словами? Разве вам не пригодно то, что я делаю? Это ваше всё. А мои все дела — чтобы на себе показывать. Мне и лодка будет служить одно время дворцом, только не ею пользоваться, чтоб под неё класть своё тело. Легче и лучше от всего, как я обычно делал: никогда не нуждаюсь стулом. Иду по мосту деревянному, а под ним идут одна за другой волна. Я им говорю: «Смотрите и передавайте морским волнам и глубокому дну, что пришёл на Землю человек, кто гонит от Природы руки человека. Чтобы человек не делал то, чего его заставила делать необходимость. Он протоптал дорогу: то на степь пробирался, а потом со степи».

Время–то не ждёт, а меня должен ждать по делу Петро, он мою одежду забрал. Что же он делает сейчас? Я кричу громко: «Петро», а Петро мой идёт ко мне не узнаваемый, он извиняется, что не таким стал. 92. Петра Я не узнаю, только мои ботинки на нём подтверждают о том, что он Петро. У него не стало моей нательной рубашки. Я у него спрашиваю: «Куда же ты дел?»А он мне показывает на своё бритое и стриженое лицо, я, мол, он мне говорит, побрился, а на это потребавались деньги. Я эту рубашку твою продал, а теперь, что хочешь, он говорит, мне делай. Я с него снял ботинки и сказал: «Не имел в своей Идее друзей и не буду теперь через твой поступок иметь. Это моя наука — всё с ним говорил по части своего, — Ты же знаешь, что это есть другим польза, а её никак не хотят, чтобы она процветала. И ты такой прохвост оказался, тебя же проверял Я в Природе. Хотел, чтобы ты стал учеником. А, какой же ты ученик, если ты чужое не умеешь хранить? Вот Я не нуждаюсь: своё отдаю, и не хочу, чтобы вы этим занимались. Ваше никуда не пригодное, также, как и докторов, и профессоров».

Учить надо 93. полезному, деловому, чтобы наши люди окружились богатством пользы. Но не разговоры со мною, как разговаривают нашего края учёные, они определяют мою Идею, на мне не бывалую. Я должен всё же сделаться таким, как всё время люди человека ожидали, чтобы он изменил вечно построенный в наше время сейчас поток. Он нас всех за собою тащит, только мы этого не видим и не замечаем, как наша жизнь приближается к смерти. Это уже доказанное всеми учёными: чтобы ни делал и чего ни творил, а твоё время на исходе, ты не сегодня, так завтра потеряешь свои силы.

Мы все не признаём, а хотим, чтобы нас Природа новым огородила. Чтобы мы добились от Природы такого поступка в своей жизни, чтобы мы в своё время не приближались к тому, к чему всё время нас 94. всех вело, а, наоборот, чтобы мы добились от Природы такого времени, чтобы день всё дальше и дальше уходил от нашей вечно сорившей смерти. Это поток был, он остался тежёлой жизнью. А жизнь, чтобы была лёгкая и хорошая для всех одинаковая, Я говорил и говорю, и буду же говорить за то, что должно быть: если наше тело не станет таким, мы ничего с вами в жизни не сделаем.

Будет висеть одежда в шифонере, но не в силах будет ею управлять через нездоровье, одежда — не помощница. Одежда обязует и заставляет своим умом, чтобы эту одежду не плохую, а хорошую приобретать. Нет конца и края об этом деле думать: есть одна шапка, надевай другую; приобрёл, береги в запасе, чтобы её на праздничный день показать. У человека потребность. 95. Такая потребность — от самого Востока и до самого Запада. Скажут: «Становись на сегодня королём», — станет королём.

У человека есть одно и другое. Никогда бы не подумал в своей жизни об этом деле, но его богатство на нём вовлекло, он заинтересовался твоим, но сил не имеет, чтоб приобрести так, как приобрел один. Другой только думает и гадает на этого человека напасть. Его силы, он хочет, чтобы его желудок не был голоден. Он о нём, умирает, думает, чтобы не прозевать это время, перед собою ставит задачу накормить его. А под руками не оказалось и негде взять.

Это стихия большая, а вы от этой стихии уходите вон. Возьмите, так сделайте: есть одежда, ты её не одевай сознательно; есть пища, ты её не кушай сознательно. У тебя все при тебе силы воли оставаться без этого всего. Человек — утроба, мельница, мелит муку всё время. 96. А человек знает время, этим временем интересуется и ждёт. Если он не дождётся, чтобы получить, тогда человек начинает умирать без этого дела. Как же, он не дождался, пришло время, надо обедать, а обед не готов, что–либо в этом деле помешало. Человеку болезнь, он думает.

Так и мне: о чём мне думать, если Я в Ростове гуляю, смотрю, любуюсь, но чтобы заглянул, как другие люди смотрят на каждую вывеску или торговлю. Человеку пришло время, надо кушать. А кушать задерживается из–за своего неумения.

Добре мне, я не приллядуюсь и не интересуюсь, и не думаю. Знаю хорошо, когда меня эта мысль окружила. Я стал перед собою ставить свой вопрос: а почему это мы кушаем не один раз, а бывает три раза и четыре. Всё это делалось человеком, Я этого не делаю и не хочу, чтобы на мне развивалась эта потребность безконечная. В Природе столько сил, 97. лишь бы твоё желание работать, лишь бы твоё желание кушать, лишь бы твоё желание одеваться, лишь бы твоё желание жить в доме жилом.

Я делаю для начала: в один год 78 суток не ем, и мне пища не требуется. Что наши учёные об этом могут сказать, если я научился без этого терпеть. Мне холодно, я слышу крепко, но оно не влияет так, как всем. Знаю хорошо, что кушать надо, а если мне не требуется, то зачем же кушать. Я же по закону деятельности сокращён, не работаю и не кушаю. Что может быть для меня лучше? Рынок ростовский для меня не существует, на рынке только учусь, как люди сами себя заставляют приобретать всякого рода пищу.

Я тоже могу подходить к любому и каждому продукту и глотать свои слюнки, но у меня такая мысль осоздалась спросить: «А чьё это яичко лежит на полке? Не одно, а десяток?»Мне отвечает хозяюшка, говорит 98. как покупателю. Она подумала, что я для них критик, когда она мне сказала, это яичко её. Я не поверил, её остановил как хозяюшку. Она догадалась, что яичко не её, а курочкино, а курочка ухоживается ею. А я, как будто с роду это яичко не кушал, и не имел права его приобретать, говорю: «А что, если у меня нету курочки, яичко же хочется скушать, да не за что?»Она видит такую на мне бедную штуку, старается её удовлетворить на мне, даёт мне яичко. Я его не беру, говорю: «Не наемся одним». Даёт другое. Тоже мало. И всё отдаёт. Я ими не нуждаюсь. Кто Я есть таков?

А Богачёв сказал, я писал о каком–то человеке. Да, о самом себе. Что я этого делал и сделаю, то, чего не перестанут обо мне всегда говорить учёные. Заказали мне, чтобы я вызвал своего брата родного в кабинет учёных, с ним хотят познакомиться. А что может знать о моей тайне брат, если я самостоятельно 99. этого дня жизни сделал. Мне он вас как от учёных таких, как вы, уйти бы и не встречаться с вами. Ваше ко мне совсем незнание, вы на таких людях, как Я, учитесь, думаете ухватиться и попробовать самому. Я ведь с роду в Природе считаюсь, за свою храбрую ухватку, самородок. Вы считали Суворова самородком и считаете сейчас, а у Суворова был введён как у командира приказ: он посылал человека, а человек шёл и делал то, чего было приказано. А в приказе не всегда удача рождалась.

Это у меня природная зародилась просьба, с которою Я не боюсь и встречаться с любым деловым учёным. Пусть он мне скажет за свою науку о том, что она для человечества полезная. Если он докажет своею провотою, то я решусь и брошу всё своё сделанное, 100. начну подготавливаться к тому, как и все думают, о кончине своей жизни. Мои, ведь, годы не такие, Я имел 35 лет от рождения, а решился, не захотел идти по дороге, по той, по которой идут все. Они заслужили от Природы своё рождённое безсилие. Сколько ни живи, сколько ни делай, а придётся когда–то ошибаться. Ленина считают все гением, и тогда он умер от пули.

На полезное, на живое никогда не садится язвочка, и никогда не беспокоит нигде простуда с болезнею, ибо Я этому врагу нашёл лекарства, противодействующие в науке медицины. Она говорит одевайся потеплей, а кушай пожирней. Это хорошо, что у человека есть достаток приобрести продукт. А если нету достатка, человек–то живой, он об этом думает, хочет покушать, а ему Природа не даёт. 101. Природа так построена, зуб за зуб не потревожишь, не попользуешься. Вода так даром и не пойдёт, пока ты своими руками этот камень поднимешь, вода потекёт.

Кто меня заставил таким честным, таким справедливым сделаться? Я вам как светилам расскажу, чтобы вы не беспокоили никого из родных. Каждого человека родила Природа одинаково живого. Только и того, что его окружило условие не такое, как все до одного. Я родился в такой день, в такое условие, в котором не похвалиться, а покорить своего родного отца. Узнать бы его желание на это моё семечко заложить, как это ему пришлось мне лично быть отцом. Впрочем, Я не могу заручиться ни за мать, ни за отца в том, что они были мои родители. Всё время заставляли, чтобы Я у них был человек такой же, 102. как все мои ровесники, рождёные от своих отцов матерей. И также со своим богатством они умерли, не спасло ни тряпка, ни кусок хлеба, а наоборот задавила его беднягу и не дала сделать, чего он думал. А думки всё были одинаковые: остаться на веки веков в живых.

Не той дорогой все пошли, не тем поступком стали заниматься, ошиблись через свою создавшуюся гордость. Она заставила человека от другого человека быть выше на одну волосину, он не мог так жить, чтобы другого уважал. Только что человек заболеет, застонет в постели, уже другой человек ему чем–либо помочь старается, народное применить. А раз народное не помогает, больного везут до врачей в больницу. Один исход: в больнице держат его до тех пор, пока 103. ему полегчает. Это не спасение и не удовлетворение, что он оттуда вышел. А много и в больнице помирают — не помогают врачи. Спрашивают светила, действительно передо мною они были светила в белой чистой одежде, да и к тому сытые. Я перед ними в простенькой серенькой одежонке да на голодный желудок совсем пища — не идёт, да и где ты её возьмешь, если закон заставляет заработать.

В законе есть такие слова: «Кто работает, тот и ест». Это неправда, развитая между нами всеми. Я не работаю, по–вашему, ничего бы не съел? Я бы съел своим состоянием ягнёнка, но Я закон выполняю: сейчас мои зубы свободные любую пищу жевать, но её у меня нету. Просить — унижение, воровать — нарушение, лучше моё, природное — терпение. Я сознательно покушал, но не имею 104. полного права лишь, потому, что Я не работаю. Буду работать — буду кушать. А сейчас за работу свою перед учёными стою и говорю только о полезном, мною добытом.

Ушёл бы, да не пускают. Им хочется на ходу изучить, взяли — положили в коечку. Как это делается: по закону ли, не закону? А врач сказал, значит, закон. Дождался слова свободы, оторвался от Природы — от светил. Куда идти по выходу из этих дверей: вправо ли, влево ли? Влево будет на Запад, а вправо будет на Восток. По истории всей говорится, что придёт с Востока, будет о многом новом рассказывать, но ему не будут верить. А раз не будет ему веры, жизни такой, как все её имеют, этот человек не получит. Ему учёные на нём не разрешат пользоваться, а будут его держать в ненормаль105. ности. А он будет биться, кричать по всей Вселенной до тех пор, до того времени, пока с высоты панить малиничкая, мизерная вещь. Она нас всех заставит этому человеку поверить. За этого человека ухватимся, но будет поздно.

Я оставил на Востоке город Ростов, а сам двинулся к Тагонрогу в море Азовское, которое мне как на ладони показалось с этого места, где я сбросил всю причитающуюся на теле одежду, и сложил её в портфель, положил в ярик одной по пути балки. Сам двинулся на район и Ясницк, и когда Я проходил его огородные усадьбы, со мною на пути встретился нацмен — армянин старик. Я ему вкратце обрисовал, он меня вернул своими словами. Говорит: «Вернись, не ходи ты в море. Твоя вся жизнь впереди».

Я вернулся. Только оторвался от него, а за 106. мною большая и организованная погоня на лошадях, на автомашине. Я по пшенице да в степь, думал добраться до одежды, а меня всадник ухватил за правую руку и держит, не даёт ходу. А идти было надо с пшеницы на дорогу, на шлях Чалтурный. Когда вышел на дорогу, я не такой, как все, прошу всадника спуститься в балку, в ярик и там взять мою одежду, чтобы одеться и сказать везите туда, куда это хотите.

Победа будет моя, а не ваша. Вы не в силах мне своим поступком сказать. Это делается сознательно. Куда прикажете мне деваться? Лететь на Луну или до Солнышка пробираться, если учёные не предприняли никаких дел для того, чтоб моему нездоровью помочь? Я эту Идею не сам нашёл, меня люди заставили этим 107. окружиться. А то, что вас заставило за мной гнаться, как за хорошим преступником, Я не возражаю. Так преступник не будет бегать — это раз, да у него и нет того, чего есть у меня. Моя скромность моего поступка это же есть Земля, а в Земле вся сила. Она меня и вас держит, как клещуков животное, на ком прогрессирует он. Так вот я такой клещук, не едучий, и не пьющий этого тела, могу жить и на животном и без животного.

А вас всех надо учить, я им рассказываю. А у них одна структура: поймали беглеца, а раз беглец, значит, в нём хорошего нету, а только есть плохое и скверное, непригодное к ним. Так заключили все собравшиеся из–за моего пребывания. Я их заставил, 108. они обязаны мне помогать. А куда я должен идти, как не в милицию? Это мой в продвижении моей Идеи непосредственный источник вечен. Ваше дело, милиции, искать на мне мою вину, а она вся во врачах, в медицине. Она нашего брата ищет, в свои все способности тащит, как какого–то больного. Она не видела таких людей и не слышала, а берётся держать, как и милиция. Только сегодня от них оторвался, по одному часу бросил им свои слова. «И, что ж ты, говорит, маленькое щупленькое лицо Горюновича–прокурора, сказал? Ты, — он мне говорит, — больной». А раз больной, значит, лечите». Прокуророво было молчание на эту картину. А что же теперь ловите? Я вас сам заставлял и заставлю.

Это не всё мне с вами вместе на этой автомашине проехать против создавшегося ветра. Мне от этого одни силы, одна любовь во всём этом, 109. а вам, таким милостливым людям, спасибо, что вы меня доставили к этому дежурному. А он русский человек, он ваш, мясницкий. А вас — до доли, т/е на Земле, лежит с большими волосами тулуп свободного характера. Я не спал уже много время, и не садился тоже, и не ложился совсем — жил за счёт Природы. Это для меня и для всех новое. А разве это для меня и для всех не новое после такого естественного переживания? Потребовался кому этот тулуп? Да мне. Может быть, он и не чистый с гигиены, но ничего, ты милый мой делец, не поделаешь. Надо с условиями соглашаться, уже не в первый раз приходилось отвечать. Всё это было на ветер. А сейчас приближается моё всё к отдыху, Я — как задержанное лицо, до выяснения меня держит милиция. Это хорошо, но плохо то, что они, вероятно, все сытые и знают обо мне, что я не нуждаюсь ни в какой пище и воде. 110. Всё это не моё, а Природное, только люди без него жить не смогут, поумирают.

Я извинился перед дежурным человеком, ему строю милостливую вежливость, говорю как ростовчанину — одного ведь края. Спрашиваю, чей это тулуп, мне он как человек сказал, наш. Так разреши мне им воспользоваться. Пожалуйста. После такой жёсткой дороги да неспавши, а тут не с кем говорить было, все работники поуходили с милиции. Так или иначе, всё равно мне ночевать, отвечает за моё пребывание этот дежурный. С ним как с работником милиции Я тоже мог говорить и нашёл бы, чего всю ночь прокалякать. А я взял другую тему. В этот тулуп завернулся и лёг на пол, в нём укутанный. А у самого–то мысль бежит по Земле, я вслед за нею как истец добру. Разве такие слова дежурного заставят дремать? Я с боку на бок ворочался, а дежур111. ный, свидетель, сидит передо мною, ему тоже не спится, он страх у себя заимел, подумал, а что, если он поднимется, да на меня набросится? Будет плохо кому? Да, мне. Дежурный, дежурный, с этого человека бояться, так лучше из соломы напиться жиру. Так–то я ему сказал утром, когда сбросил с себя тулуп, он меня чуть–чуть не задавил — дышать–то было некуда.

Я был истец, искать свой выход, от вас оторваться, чтобы вы как люди со мною не занимались, с таким спортсменом, с физкультурником, с моею холодою Водою. Барахтаюсь, купаюсь ежеутра. А бегаю. Это мой бег, моё одно здоровье, мой моторный в сердце труд. А вы держите меня. Я говорил свои слова дежурному, а он уверял, что вас не за что держать, был солидарен со мною. Но, что ж, закон законом. Все не бегают в степи в таком виде и в такой обстановке, где Я очутился. Обиды на это никакой.

Как моя ростовчанина история начиналась? Куда же она выпряжет? Пришло после такой тихой ночи утро со своими солнечными лучами, оно нас теплом охватило. Весь Мясницкой район поднялся на ноги, идёт на свою специально работу, стали один за другим появляться в милицию работники своего дела. А моё дело было за уголовным розыском. Мне его пришлось долго ждать. Как сам дежурный подсказал: «Вот это твой начальник, с тобою он будет говорить». «Хорошо, — я сказал, и тут моя просьба к дежурному поступила, — «Раз это мой начальник, пожалуйста, его попросите, чтобы он не медлил и ускорил с этой работой». «Хорошо, сейчас, — мне дежурный сказал, а сам по их коридору, по скрипучему полу побежал в кабинет доложить просьбу мою. Он приходит, говорит: «Сейчас же, одну минуточку». 113. «В часу, — Я ему говорю, — минуток шестьдесят». А сам жду, вот вот фраза: «Человека голова покатится», — можно изучить по его обращению, что он за человек.

Да, и Я тоже человек, он по своей работе, а я отвечаю за себя, за своё сделанное. Так и получилось, оно и делалось гордо. Начальник — ничего ты не сделаешь, как надо с ним соглашаться по убеждению. И тогда закон — от Бога, значит, любить надо и колючий поступок: начальник сказал, будь добр, ему подчиняться.

Только этот начальник без глаз, он бы посмотрел на меня и не как человеку извинился, а моей Идее. Она перед ним такая в первый раз, не растерялась, а простила, вслед за начальником, последовала до двери его кабинета. Он сам приоткрыл и сказал: «Пожалуйста». Тут же он со своим вниманием понял, кого он приглашал, его глаза приоткрылись, заставили держать строго. Приглашение последовало: садись, мол, на стул. 114. А на стул садился тот, кого вы пригласили сами и посадили через ваше на нём деле, создали суд, осудили: 10 лет дали. Он, бедняга, сидит и сейчас. Я ему как начальнику с жалобой: «Сутки сижу, хоть бы кто–либо спросил: «Ты же преступник? — «Да, я преступник, только какой? А его надо кормить». Начальник догадался, принёс пол ковриги хлеба, хотел, чтобы я этот кусок съел. Я ему говорю: «Знаешь, что к этому куску надо? У вас не хватит средств».

Он тогда переключается на другое: берёт трубку с телефона, вызывает свою местную переговорную, ей даёт своё указание, чтобы она соединила с Ростовом, а в Ростове — главное управление. Начальник хотел обрисовать всю историю на мне. Он не стал больше разговаривать, его заставило моё хорошее обхождение, ибо я поступал так, чтобы начальник не нер 115. вничал и не затруднялся меня опознавать. Я был свой. А Ростов сказал, чтобы меня вторично представили, только сейчас на мне строится милицейский без оружия конвой. В 10 часов утра мы должны выйти на станцию Хопры, а тут поезда идут на Ростов и Москву. Мне надо Ростов, а до Ростова в объезд через Гниловскую надо на это время, чтобы приехать, сейчас мы выходим с милицией.

Какое природное солнечное время или день! А потом нам приходилось не спешить, а аккуратно, не спеша, помаленьку, с разговорами. Я больше обращал внимание наверх в Небеса, по–русскому говору я учился, в это дело мне разум давался премудростию. Я сказал вперёд, в пути до станции, когда увидел раскулаченых — они строили принудительно дорогу шассейную — то я в их пример сказал: Смотри, мы 116. приедем в Ростов, нас встретит дождь с грозою. Это была правда моя, поставленная передо мною. Она показывала мне моё завоевание, что Я буду прав. Приходим мы на ст. Хопры, а нас с милиционером вдвоём, особенно меня, встретил буфетчик. Он предлагал мне все свои услуги для того, чтобы Я сел к нему за стол, и он меня должен покормить. Я у него как голодный человек спросил: «Из–за чего это ты нас государственною котлеткою кормишь?»Он: «Да, так, просто». — «Как это так, просто? Так нигде и ничего не делается, а за деньги». Услышала — мать, она по–моему возрасту — и ко мне обращается, чтобы Я у неё взял рубль. Я спрашиваю её, называю «мамаша», из–за чего она мне хочет помочь своими делами, своею любовью? И я ей говорю, рублём не помогают, только если все, вот сколько есть людей, они должны дать. Ни больше, ни меньше, как 117. один рубль. А вы пойдите и соберите, и мне отдайте все кучею. Она же не согласилась, ушла. Вот какие нелегальные люди, все хотят, чтобы Я на их задуманное пошёл.

Я же не нуждаюсь ничем, живу не за счёт искусства, а за счёт естества, за счёт одного здоровья. Моё понятие, мой труд, — чтобы терпеть и не употреблять ни на внешность и ни на внутренность, что и заставило без одежды идти в море. Море — Вода, никогда живое тело без всякого искусства не погибнет. Надо учиться в Природе, в условиях, чтобы они тебя как человека восприняли так, как ещё человек не жил.

Я встретился с корреспондентом с «Молота», он меня заставил, чтобы Я с ним поразговаривал на эту тему. В разговорах моих оказалось, что я прав своим словам: ни я всему дело, а люди есть. Если они не поднимут на высоту и не поставят твёрдо, то Я умираю без этих людей. 118. Своё дело в этом месте, а мы не доехали до Гниловской своим поездом, нас как этапчиков в конвое встречает: много массивными в яблоках играют тучи, они не одни развиваются сами — с ними вместе спускается дождик, а вслед бьёт молния с грозою. Я милицонеру показываю: «Правда ли или нет?»он сказал: «Да».

По приходу поезда из Харькова на пригородную мы, по закону, люди не гражданского вида, нам нужна дорога. Следовало идти и не рекомендовалось нам, по закону, стоять, простаивать время. Меня как сопровождающего милиционер просит напрасно — Я подготовил сам себя: при любой погоде должен идти в одних трусиках. Я не хотел, чтобы на мне гнила моя одежда после такого шедшего дождика, он подтверждал мои сказанные в истории слова, 119. Я был своему развитию прав. В портфель сложил все причитающие вещи и требовал милицонера, чтобы он по закону вслед двигался. Мне в таких условиях, при таком спустившемся дожде легко, даже можно было бежать. А милиционерово дело — следовало вслед за мною, за моими силами и слушаться моей команды. Я задался цели его, бедняжку, помочить, чтобы он знал и другим заказывал, чтобы такого человек не беспокоить, даже помогать: Он силы ищет, не такие, можно сказать любому нашему гражданину, кто в нашем Союзе живёт. Он, правда, меня не знает, а догадаться на мне — не каждый мудрец скажет, как за полезного человека для всех в жизни.

А по Ростову да по тратуарам в то время развивался больше дождь идти. А какой он был силён — по колено, и шла по равнине вода, весь мусор за собою 120. тащила. Природа слала моему приходу опять в Ростов. Я из него вчера уже девять суток странствую, изучаю, понимаю Природу. А какая она богатая и сильная из всех своих сил. Она же меня допускает по дороге свободно дышать. Это моё чудное есть блюдо, лишь бы я не делал то, чего сделали все. Как мой этот бедняга милиционер, он со своим здоровьем промок, будет весь в воде, но чтобы решиться пойти по пути моей, он со своим нездоровьем к этому делу не подготовленный.

Я прямо скажу: моё здоровье не — всех, чтобы им хвалиться. Моё здоровье о нём даже ростовчан заставляет не забывать, чтобы им всем по этой части заниматься. Их большая на мне ошибка. Я не преступник, как им их мысль подсказывает. У них одно — помешаться на мне. 121. Подумали хорошенечко и сказали, а кто может быть таким, как я в то время был, и говорил, оправдывал свои слова. Корресподенты Молота свой взор и внимание с Молота прислушивались, но им в это интереса никакого не давал. Я то по дороге разговаривал, им укорял в глаза о том, что это будет одна для всех правда. Это же лето и летом не самосохраняли сами себя в этом люди, они все жили началом предков.

Я только один из всех со своим не хотел было по их продолжать, рожно от моего сердца повалилось: Я не ношу никакой одежды для того, чтобы атмосферно закалиться. Закалка есть наша жизненная Любовь, а через Любовь Природа согласилась, и мне в этом во всём помогает. Она нам всем говорит, кого мне наказывать: вас всех или его одного? 122. Если Я нападу со своими силами на его тело, сниму доразу его тело, у нас больше не будет и не станет о чём другом говорить. Я заставил всех за меня не забывать, и, что ни слово, всё ближе к своему завоеванию к общей жизни.

Все из секунями и убеждением хвалятся, что их полюбил он. Это Господь, но не Природа, В Природе был Христос лицо. Оно правильно делало, чтобы бедного огородить, а богатого разогородить. У меня этого нема, чтобы послать, для себя попросить милостину. Мне дадут, я имею право протянуть свою руку и сказать своё веское слово в этом. У меня в руках будет палка, Я её охвачу рукою и скажу: «Знаешь что, милый ты мой, дорогой, что перед тобой стоит задача твоя мне давать как бедному человеку, не имеющему. А ты же христианин, твоя обязанность 123. передо мною развитая».

Я вас хочу заставить этим дрючком, чтобы вы меня не забывали про мои дела. А они у вас просят, а вы смотрите и не даёте мне, в чём вы заслуживаете моего дрючка. Это наша наука, наш вечный долг, чтобы мы с вами за этих людей не забывали. Мы хотим с вами жить всегда и всюду багатыми людьми, но нас заставляет всё это делать условие нашей жизни. Мы хотим много, раз думаем об этом деле, кто сам себя заставляет жить хорошо или плохо. Оно попадается само через наше неумение.

Ну, что теперь ты поделаешь, если тебя окружила Природа, она создала на тебе эти все качества? Ты бы рад, чтобы работать, но тебя эти светилы от всего труда оторвали. Их дело сказать, а твоё теперь дело — этому сказанному доказывать. У тебя все шансы в руках — с колоды три карты: 124. туз, дама и король. Откуда и как на тебя ни наступали, ты своею болезнию всё сделаешь.

Приходим мы в управление Я к этому делу подготовил сам себя, вытащил сухую одежду. После дождя, какое прояснилось Солнышко, тепло сделалось. А когда мы зашли в это условие, воняло гнилым. сюда не моему на низах телу попадать. Так я сам себе сказал. А мой провожатый поднялся наверха, выше этажом, после чего прибегает быстро и мне командует, чтобы я за ним вслед поднимался по лестнице вверх. Я за ним, он вперёд, приводит к угрозыску. Хотят, чтобы на мне привить дело.

Я вошёл, поздоровался, как это следует. «Ты откуда есть?»— у меня таким тоном грубым спрашивает. Я даже с ним не стал разговаривать. Он спрашивает у милиционера: «Он с тобою разговаривал?»Милицонер 125. ему сказал: «С ним не наговоришься, он умён». А этот работник не заслужил от меня, чтобы с ним говорить. Он проходимец для моего тела остался навеки веков. Неумелый подход и обращение. Даёт команду. После такого психического он бы не смог узнать, были ли у него вовремя бы потери или нет. Его незнание заставило себя вызвать команду из двух человек, и им поручил меня после этого всего в Парамоновы дома — в больницу психиатрическую. Пушкинская улица, где лежат вечные хроники. Бывает, пьяницу туда на короткий срок привозят, им холодной водой из трансбоя в его тело, чтобы он искупался и протрезвился. Его перевоспитывают. А то больше всего лежат больные стихийные, их за их поступок коротнула Природа, а теперь они никакой помощи не получают, лежат, как в базу, как не пригодные между цивилизованностью. 126. Они могут только мешать мирным оставшимся семьянинам. Эта же семья его и привезла сюда в эти условия.

А меня, как какого–то не знающего преступника, привезли. По машине знали больные, определяли, что я чего–то сделал на воле плохого, что в это вмешалась милиция. Я бы от них ушёл и не появлялся к ним. Через мой поступок они должны аннулироваться, довольно уже этим заниматься, довольно быть людьми недопонимающими.

Я понял, что меня привезли и положили в психическое условие. Я не думал, что врач меня с прожогу положит. Думал, что врач культурный человек со своим развитием. Я его попрошу, он поймёт и выпустит, не положит в эти условия. Такая всё время меня мысль окружала, а когда Я зашёл сквозь одни свободные двери, я увидел перед врачёвым кабинетом решёточные условия и железные.

Я испугался, сам 127. собою говорю: «Вот это мой поступок заслужил быть здесь». А врач со своею вежливостью крутит хвостом, лицом своим. Ему такой закон: раз милиция привезла, значит, есть какое–то дело. Она мою просьбу слушала, но чтобы обратила внимание на меня, ей было не до меня, чтобы со мною разговаривать. Я её крепко просил, чтобы она меня не клала в койку, Я в больнице в такой, как у них, не лежал и лежать не намеривался. Пока разговариваю с врачём, а санитары возле меня двое стоят, как телохранители, вот–вот схватят и поднимут на свои руки, и понесут. Это же люди, они умеют рождать своего дитя и вырастят человека. Они и закапывают человека, у них на это вся воля — не помочь человеку, а помешать.

У человека живого есть всё: есть хорошее и есть плохое, но нету того, чего Я имел, — сознательности, той силы и воли, 128. которая заставила себя извиниться перед врачём и спросить у врача разрешение, куда прикажете идти. Врачу было нет чем отказаться и уйти от слов моих, Я был санитарами направлен в то прекрасное место, где меня ожидали такие люди, про которых я никогда и нигде не забывал о них думать. Это люди богатого дела, при них вся жизнь, они мучаются в этих условиях, в этом доме, как какие–то отброшенные люди, забытые.

Про них все люди забывают, но Я никогда не забуду. Я иду к ним со своею любовью, со своим намерением, чтобы им помочь. Это будет великое дело, если Я этого добьюсь, что люди через мой поступок станут все здоровые. Они про моё это посещение никогда и никак не забудут держать в своих головах. Это есть одно для всех Святое и неумраемое дело идти в больницу здо129. ровым совсем человеком, никем не тревожным. Природа посылает, Природа показывает, какое устройство, всё сделанное человеком для человека: такое на решётках, такое в условиях на замках.

Мне отворили двери в большой безлюдный совсем зал, здесь стоял стол большого размера. Это была для спокойных столовая, за ним сидели больные, на инструментах что–то дрынчали. Я с ними поздоровался: низко голову приклонил, говорю им: «Здравствуйте, больные». Только я им один сказал, больше никто не имел свою сознательность представить. Говорить не пришлось, мне как больному давали дорогу дальше. Через одни, общие были двери, мне приходилось просто проходить. Я прошёл, и вслед за мною их затворили, сказали мне: «Вот это твоё место, где ты должен находиться всё своё время».

130. А время моё было одно: изучать положение, а в этом положении были палатки отдельные, стояли для каждого человека по отдельности койка с постелью: матрац, две простыни и одеяла да подушка. Я к ним попал после законного их обеда, мне пришлось смотреть на их всю игру, кто, чем только в то время занимался и делал. Один выступает со своим командованием, хотел другого временно остановить. Иной песни пел и подсвистывал, а иной криком всё время кричал, про что–то мыслил и всё же к тихому, нормальному не приходил.

Куда меня привели? И что это за такое передо мною окозалось? Моё анализирование меня в этом деле знакомит, т/е делает дельцом, чтобы Я проходил путь блюстительскую, для того чтобы опознать сторону преступления и разрешить право им помочь, для 131. того чтобы люди не сидели и не томились в своей жизни за счёт своего незнания. Это всё делает для каждого человека сама Природа. Она же не хотела, чтобы такой источник, такие мысли не продолжались и не делались людьми такими, как вот именно получилось на факте, на живом человеке, которого заставила человека от человека огородиться путём этого железного ключа, затворной двери, которая держит человека психически не благонадёжного человека в его ненормальности, в какую Я попал. То же, как больной, считаюсь человек.

Но моя болезнь — это Идея, она со своими силами выступает на горизонт говорить, что все преступления на человеке держат деньги, все ценности для жизни человека, за что человека 132. убивают. Человек эту ценность заимел, а чтобы сохранить её, тоже не сумел. Всякого рода считается в жизни замена каких–либо денег, на них набрасывается человек тот, кто заинтересованный этой находкой.

Деньги даром никому они не давались и не дадутся, если только не поможет человеку сама Природа. Один человек, т/е хозяин в своей прошлой жизни, жил богато, но когда подходило революционное время, собственность упразднялась, а социализм нарождался. Можно сказать, когда пришла советская власть, это народ коллектива, нового строя, накопит он это золото. А оно раньше существовало за счёт этого золота: строилась внутри, в этом государстве экономика, поэтому эта экономика она форму меняла. Это золото снималось со сцены как политической глаз, как мерило 133. во всей жизни.

Если бы Петро не применил бы средства бояр, он бы в жизни своей не построил Петрограда. Всё давало и даёт деньги, за них воюет природа человек с человеком, за них попадает в тюрьму через вовлечение. Человек думал не ловиться за своего близкого человека, которого он убил за деньги, а деньги заставили организованно с оружием в руках выступить и действовать сыщецким направлением.

раз нашёлся на это дело хозяин, чтобы эти ценности хранить, у человека родились способности за счёт этого свою жизнь повышать. Это люди близкого характера к тому, чтобы у себя иметь какую–либо доходную статью. Он своим капиталом заставил вовлекаться в его деньги, ибо все, живущие на Земле люди, без денег не научились жить и строить своё благополучие. Люди капитала, т/е буржуазия, разделилась с 134. трудягой, купила у него руки, заставила человека быть помощником этого дела. Человек за это всё развитие делался миллионером, фабрикантом и заводчиком, кто чужими руками создавал свою индивидуальную жизнь и свою способность, зачем ему был нужен человек другой.

А ведь он, по существу, встретился с человеком — с тем, кто думал, что этот человек, на которого он больше всего надеялся, ему поможет в его дальнейшем развитии. Капиталистическая буржуазия — это частная собственность, которая самих себя заставила жить за счёт чужого добра. это жизненный грабёж частно собственных рук, которые держат всё на своих плечах. Это человеков труд, он каждого заставляет, чтобы этот труд сохранял сам себя. Только в этом труде жили одни и другие человеки: 135. один жил копил, а другой присматривался и организовывался против этого человека богатого и нападал своими силами, и отбирал у них его собственнические силы, ими воспользовался завоеванием.

Из истории всей видно было, что буржуазия — это частично собственный капитал, который у себя, в своём обществе, имел службу. Она сохранялась за счёт них, на их стороне были разные люди: кто нападал, а кто и защищал. Тот, кто нападал на человека и грабил, в виду закона, присваивалось законам, что это всё делалось силою народа и отобралось этим народом.

Что ты будешь делать с таким человеком, как родился между всеми людями Гитлер со своим полным вооружением, что и заставило его быть временным героем. Он заставил всё человечество на ноги стать для того, чтобы защищаться. 136. У Гитлера нашлись способности, как они и находятся сейчас в каждом своём народе: есть свой вожак, кому эти люди верят и хочет ему подражать кто будет против того, чтобы не было хорошо. А раз хорошо, то всем хорошо А за хорошим все тянутся люди.

Капитал — это деньги, ценности наши, т/е людей. Они их приобретают, им право даётся эти деньги самосохранять. От каких людей? От несознательных в обществе. Одни приобретают, как будто честно добывают в Природе. Особенно у нас, да и у других народностей, если бы была бы правда на Белом Свете, мы бы с вами никогда не жили в недружбе. А то между нами и Природою сушествует неправда, она же имеет прислужников, защитников, сыщиков для того, чтобы это золото, которого имеется, у нас, очень много, он этим 137. золотом распоряжается, как хозяин. Если он хозин своему добру, знает хорошо, что другой человек это не имеет, как имею я. Он их спрятал в железную кровать, в стоящие трубочки, а люди пришли на смену политической, признали эту всю нелигальность, которая строилась на человеке одном. Он имеет свой банк, этот банк перешёл в руки рабочих, также это золото тоже должно перейти в руки рабочих.

А мы же не видим этого золота и не знаем его тайну. Может быть, у него этого золота и нету, и мы не имеем права на этого человека нападать. Но коль это золото было спрятано… От кого? От народа. Кем? Хитрецом. И нашёл хитрец это золото, пошёл, раскопал эту яму, тогда этому хозяину нету веры, что у него нету ещё денег. Это человек не нашего политического убеждения.

Мы строим социализм на началах рабочего класса, на руках и на ногах всё мы добываем общими силами 138. и храним, как око. Но только разно живём и пользуемся правами. Я преступник, скажем, копейка государственной копейки, которая хранится человеком. И за счёт нас живёт как какой–то, скажем король, у него есть руки, у него есть ноги, у него есть голова, знает хорошо о том, что это есть люди, Вода, плывующие волны или есть в Природе продукт, один умирает, а другой рождается для своей жизни. Но мы этого человека, рождённого, встречаем на пути его первого дня и записываем его число, даём ему звание, кличку для того, чтобы он вваливался в это общество и то же дело делал, чего делают все. А в этом обществе живут люди разные, права у них не одинаковые у всех: у одного есть возжи и хороший кнут, а другой всегда на этих вожжах.

Если скажем за силу руководства, за силу командира какого–либо производства, 139. ему же доверилось это право подобрать этих людей, чтобы этими людьми управлять. Они же близко доверенные в этом деле жить, значит живи, тебя приняли для того, чтобы жить, — так жить, как говорят эти вожжи. Не будешь жить, не будешь пользоваться этими правами. Мы отберём их и направим в тюрьму. Сиди там, томись — ты не захотел быть нашим семьянином, не захотел, чтобы наше продолжалось. Я же — такой человек, кто без этих людей ни знаю шагу дальше жить.

Люди научились жить и работать, работают и живут, чтобы этого не делать. Мы не брались да и браться нельзя никак — в Природе для человека правды нет, есть только неправда, она обоснована на умных людях. Так говорится: «Кто работает, тот и кушает». Это неправда есть перед всеми.

Мы видим на сегодня человека — это одного закалённого из всех. Он не работает и никогда так 140. не ест, как мы едим. Он тоже кушает, он тоже также ест, как и все едят, только у него мысль так кушать, как мы психически, нервно не довольные, на всё это брезгуем и не хотим есть. Наше всё в этом деле нежелание, мы уже делаем сами себе неприятность. Как же? Да, вот также: идём мы из дома своими ногами, можем руками — как будто хорошо, т/е реально. Но, что же тебя под бок колотнуло? Ты заболел? Кто это тебе дал эту неприятность? Или обратил внимание на чужое, его присвоил, как своё добро? Нашёлся этому хозяин! Мало того, что отобрал, да к тому же разобрался, как ты присваивал эту вещь, если случайно не будешь наказан? Нет, тебя накажут законом и посадят в тюрьму.

Что это такое за дело: один сидит в тюрьме, а другой лежит в больнице. Тот и другой 141. лежит под законным управлением: там зверское режимное условие, а там моральное смертельное. Там лежат, думают, как бы из тюрьмы выбраться, как, какими же способами. И там тоже не хотят быть. Всё это делается поступком человеческой жизни. Никто не хочет ложиться в койку в больницу, его гонит обстановка. Никто не хочет садиться в тюрьму, но его гонит положение. Хочешь, не хочешь, заработал это право, иди, не упирайся, садись, сиди, как никогда отвечай. Заболел, болеешь, болен, но не проси милостыни, а проси всегда здоровье. А ты его не захотел иметь. Здоровье — это не то, которое валяет быка, и его режут до крови. Это временное явление в своей жизни. Сколько лет ты не делай этого и не твори, придёт 142. такое богатое время, его покажет на себе человек, этого не будет: тюрмы не станет, и не будет больниц.

Воссияет на просторе слава одна из всех. Это здоровье заставит всех людей одному поступку служить, для всех пользой, она для всех разовьёт дело. Этого закона не будет, а будет закон один для всех. Богатых из–за знания не станет, он не будет огорожен завистью. А зависть, она заставила иметь комоды и шифоньеры. Также отпадут сберкассы, и будет одно доверие. Никто не будет ни от кого хорониться, и нигде, никак. Будет такое на Земле время, что Я своё слово сдержу быть Учителем.

Моя вся сила на мне всё это 143. сделать, ибо кроме никто такое прохождение не проходил. Это человеческие муки, они до этого времени помирали. После этого дня умирать не будут. Малиничкая мизерная капля упадёт на Земле, Земля останется не адом муки. Земли и не тяжёлое, а легкое для того, чтобы быть Рай в цветках. Всё будет Земле.

Разве мне надо здесь по моему здоровью находиться? А я нахожусь, смотрю и вижу, что делается между этими больными и дежурными санитарами. Как в степи да в болоте роет своим рылом свинья. Она же самовольничает, она же пробует так. И этот больной ходит по палаткам да по горячим местам, да по больным всем, независимым всем. 144. Кто бродил, а кому приходилось лежать, не вставать. А если только что–либо сделается больным, санитары с ним считаются, как это следует. У санитаров весь закон, они хозяева, а не врачи. Они знают каждого имя, отчество, фамилию, его диагноз, место жительства, все принципы все жизни, что и как этот больной делает. У больного одни мысли — не нормальные, а у санитара — волчьи, распоряжается больным, что захочет то и сделает больному. А сестра берёт слова санитаров и пишет для дежурного врача в книгу. Над каждым человеком свой врач, если что такое, врачёво дело прийти на свою работу в 9 часов. По приходу на свою работу она смотрит в книгу записи, а что её или его больной в это отсутствие сделал. Если только что он делал, 145. сейчас врач предпринимает. У врача были административные, у неё право большое: она ставит вопрос, держать ли больного, выпускать ли. Также с палатки в палатку — перевод врача. Дождался время ночное, когда надо ложиться, всем дают покой. Кто имеет свою прикреплённую койку, на неё больного укладывают кулаками два санитара: один другого по–больше да по–широкоплечей ребята.

Батько Отец украинский, родной

1976 года, 6 декабря

1. Меня как такового брали на испытание специалистами–психиатрами в больницы. Они считали и считают: я для них психически больной, ненормальный, паранойя, развитие шизофрении. Я с ними как с таковыми встречаюсь вежливо — очень боялся и боюсь сейчас их режима. Он не так страшен, как там страшные люди — у них своё самодержавие от самой простой нянечки и до самого главного врача. Все они не за больного. Им его по системе привезли. Они не против его, чтобы принять. Они на работе, им надо деньги, им за это платят. Смена за сменой сдают свою работу, уходят от неё.

Я был там, встречался с врачами, говорил с ними как с административными лицами. Никто из персонала не скажет на своего врача, что он ничего не знает. 2. Такое лицо она или он похвалит. Я к ним как таковым подходил и всегда их называл бедными людьми за их то, что в своей жизни они сделали. А им приходилось делать, но у них не получилось. Они такую болезнь стараются излечить, которую посадила Природа. Это нечто такое.

Прежде, чем быть в людях врачом, надо сделаться самому над собою врачом. А люди есть Природа, она не всех окружает своей силой для жизни своей. Она и научила, как будет надо другому человеку — обиженному, больному — помочь: надо сил набраться в Природе, чтобы она тебя осветила за твоё дело заслугами. Героя делают люди, а люди получили от него небывалую пользу в помощи их жизни. Разве это было, если мы от того лечения избавлялись, которое искусством, техническим помогало? 3. А теперь мы добьёмся от Природы, чтобы этот порученный Природой, он нам за всё это начало описал, как люди стали на ноги ставать. Чтобы в Природе наша помогающая медицина народная, она сама себя выбросила в люди ради жизни своей. Это надо верить Богу, его надо просить.

По чашке борща съедать, а потом живот прорвался, заболел. Кого просить? Мы же его не видели, и не хотели знать, а взялись это всё оформить с точки зрения теории. Я обозвался. В этом есть человек учёной головы, изъявил своё желание для любой болезни молоть на муку свойства. И чтобы разными вкусами с водою запивать, надо теоретическое знание.

Мы для людей начали делать, у нас оказался свой учёного характера врач. Он образовался у себя за столом в своём кресле, он ничем и никак не болел. К нему обратилась больная старушка с зубом. 4. У него рецепт для каждого заболевания, которое знают. Он пишет и посылает, где эти лекарства приобрести. У старушки зубы болят, она к учёному специалисту обратилась. «Надо верить, надо делать», — это учёный говорит.

Они как учёные по латыни делают по истории этого дела. Лишь бы один человек в любом месте и со специальностью, тут, где возьмётся, другой. Будет ли помощь в этом? А дело на любую вещь развивается. При царе тупо это шло и при советской власти. Она признала на фронте этого дела этого человека. Он только народился — сделался воин, он не уступает другому. Так оно делалось, оно делается, и будет делаться. Царская самодержавная медицина она население не удовлетворила. Также на смену пришла советская власть — она обогатила сама себя. 5. Люди в погоне со своим делом. Врачу дали право административное командовать, держать больного. Больной видит обходительность, он там завязывает глаза и бежит оттудова вон.

Больница — неплохое это дело, туда попасть любому можно. Чтобы гарантия была, такого человека Природа не рождала. А Природа есть люди, ей уже надоело так встречать и провожать всех людей. Они Природой рождались живыми энергичными детьми, они выхаживаются до своего благополучного дня. Любой человек от своего заболевания не гарантирован — это наша немощь, она нас накрывает. А учёные люди для этого дела вооружились. Им лишь бы кто–либо брякнул, сказал — они со своей «скорой»приехали, взяли под свой контроль. 6. Им надо диагноз болезни, лишь бы она не заразная. А я, сам больной, говорю: «Заболел не на шутку». Для них — это работа, да ещё какая. За человеком, за больным, ухаживать тяжело.

Не болеть — на Белом Свете так было бы для всех живущих лучше! А мы, все люди, болеем и мучимся до неузнаваемости. Крепко тяжело мы материально жили все, у нас нет, и негде взять. Люди за деньги покупают и за деньги продают. Какая мучительная коммерческая в этом работа. Природа, она терпит, живого рождает, а мёртвого в Землю хоронит. Это мы все сделали сами: надо бы идти по вот этой дороге, по которой требовалось идти, но люди не пошли, им потребовалась хорошая и тёплая сторона. Они этим, что есть, не удовлетворились. Их дело одно — убить врага, а он оказался силён. 7. Люди сами себя не пожалели, а царя прогнали: им надоело жить в неволе, они сбросили его. А разве теперь кто–либо с природной историей разбирался?

Он начал проходить свои шаги, всю свою молодость в труде отдал, а также советской власти не жалел, и всё то, что будет нужно, до 35 лет тоже отдал. А в 1933 году пришлось встретиться с условиями. Они меня поделили: себе забрали весь недвижимый капитал, а меня разули, раздели, и пихнули в Природу, чтобы я с ними не встречался. Я как таковой с головкой окунулся и стал жить. Мне холодно, и мне плохо, но моё здоровье прекрасное, чем я стал перед всеми хвалиться. А встречающиеся со мною стали признавать как такового, свои претензии преподнесли: что же вы сами закалились? Не простуживаешься, не болеешь?

Я это всё 8. не присваиваю, пусть оно будет вам. Вода у вас есть, Воздух есть и Земля есть, а ими надо пользоваться умело, свою любовь проявлять. Кто кого любит из всех, и меж ними дружба — у них есть и лад. А кто не любит свою работу, успеха не получает. Раз врач своему больному не болельщик, уже у него реального не получается.

Любая трудная работа от человека она требует умения и любви, а мы принимаем в своё условие как больного, приказываем нянечке, чтобы она следила за ним. А сам врач? Ему — зачем? А больному такая постановка не нравится, у него в голове другое. Он бы сюда с роду сам не приехал, но ехать больше некуда, говорят, на это есть больница. От такого рода условие животное в баз само не пошло — его гонит палка. А врач хорошо знает свои силы, он стоит на 9. очереди, он будет там скоро. Кто там хочет быть? Таких людей не рождалось.

В Природе для этого надо делать, чтобы нам не болеть и не простыть. А что мы это дело сделали, и мы это имеем, это нас не устроило. Два варианта мы прожили, и чтобы между нами не было тюрьмы и больницы, мы свою ненависть сживём. Введём 33 рубля всем исключительно. Будет мало, всем прибавим. Солдат будет с душою служить, он будет славен. Мы, все наши люди, для этого вот делаем сами, чтобы все так люди делали, чтобы у них получилось. Обиду класть на кого–либо и за что–либо не надо. Мы родились ею, мы хотели видеть, а нам Природа по нашему уму всё давала. Человек захотел в людях таким сделаться, она ему не возразила. Люди этого сами хотели, в Природе пространства хватало.

10. Это есть ум человеческой жизни, она человека окружила его мыслью: «Он что–то в этом потерял, ему надо в Природе найти». Он много времени в этом болел, а ему Природа как таковому человеку не даёт. А у него как такового человека — рождённое, он же это всё получил через своё тело в Природе, она должна ему дать.

Человек хотел увидеть то, чего он не видал. Ему одному захотелось заиметь какую–то прибыль, у него развивалась мысль на другого такого же самого человека. Она еле–еле посадила на Землю одного человека — он хотел. По его не вышло. Она изложила его мысль на его дело: пусть он в своей жизни сам это делает. Когда он был на Белом Свете один–единственный человек, то Природа была не начатым источником. Человек ничем не нуждался, а силы были Боговы.

Надо будет ему для развития его жизни в людях — Природа ничего не пожалела: 11. взяла и как женщину ему в ноги вбросила. Он с нею встретился впервые, был этим доволен. Только не по его такому мнению в Природе вышло.

Казалось бы, надо меня как первого человека слушаться и беречь всё добро природное. Она мне говорит: «Мы с тобою есть хозяева. Нас Природа для нашей жизни родила и показала нам первоначальные плоды». Они окружили себя запахом аромата, у них разработался аппетит. Зубы они имели, им захотелось это дело отведать. Они стали кусать, они стали жевать и глотать. У них стало техническое тепло во внутри делаться. А в теле не стало. Они услышали холод, неприятное в теле чувство. Они уже окружили себя недостатком. Они обратились к Богу со своим прегрешением, а он им голосом сказал свои слова: «Адам, Адам, что ты сделал!», — ему открыл ворота, чтобы идти в Нил и отыскивать для себя хорошее и тёплое.

12. По этому всему не надо класть обиду на кого–то. Сами люди пошли в Природу и стали встречаться с плохим и хорошим. Им стало прививаться, они стали понимать, стали ожидать время. Оно не стояло на месте, стали к нему как таковому готовиться. Были тяжёлые в Природе действия: им требуется, а Природа им не даёт. А люди есть люди, их надо кормить. А Природа не жалела им дать овечку, коровку, лошадку, вола. Словом, окружили себя люди живым. Они охотники, они рыбалки, они хлеборобы. Кому был урожай, кому посылали голод. На всё требовался человеку труд тяжёлого характера. Это человека мука.

Природа воет, Природа просит, она на этот зов отзывается, жаждущему посылается, а у сытого отбирается. Хитрец убивает, а заяц бедный отвечает — его гонит лиса, а волк ожидает. 13. Это природная кровожадная борьба. А человек, он в этом болеет. Ему если неудача, он гибнет. Природа и это у себя имеет.

Я, говорит Паршек, нам всем не охотник, не рыбак, и я не какой–либо строитель. Я не геолог и не участвую в экспедиции. Я болельщик в людях, в беде, за что Природа меня такого избрала, меня этим осветила. Я не врач, которому потребуется диагноз. Он ей помогает, человеку легче становится. Он идёт на фронт своей жизни. Что он для этого делает, чтобы не болеть, не простуживаться?

Все люди не гарантированы, они смогут в любое время заболеть. Это есть Природа, она их обязала для себя. Такому человеку заболевшему построили больницу со всеми удобствами. Место это техническое, в искусстве, где введена химия. 14. Человек окружается людьми чужими. Это дело сделано людьми не для кого–то, а для самого себя. Сюда бесповоротно можешь попасть. Это Красный Крест — международная такая организация. Её возвеличивает сам персонал, он принимает вновь поступившего. Не скажешь, что на удобство, плохим не назовёшь, а скорее от всего, похвалишь. Мы такие есть люди — стараемся похвалиться.

Все мы чужие, этим всем мы хвалимся. Стараемся что–то в жизни построить, чтобы люди сказали, вот, мол, хозяин, умеет жить, других таких он учит. И так люди от людей учатся добру, хорошему.

А плохое — это не наука, а Природа, она в люди приходит, наделает своего в жизни, люди плачут — их окружило горе, беда одна из всех. А потом люди за это забывают, у людей рождается другая радость. 15. Они уже привыкли к хорошему и плохому. Люди не привыкли к холоду, он у них один раз приходит в году. Мы, люди, такие вот, к этому холоду готовимся. Это время не прибыльное, а убыточное: Природа нам не даёт урожая, присылает зверя, мы животное растим, его режем, продаём — деньги будут надо. А за деньги мы делаем мёртвый капитал, он у нас есть селами, хуторами и городами. А мы, все люди, один за другим — в Землю.

Нам, всем людям, — грош цена: мы ловим, мы воруем, мы находим, мы тащим на–гора, убиваем. Мы сами себе заводы ставим, фабрики вводим. Рукава засучиваем, начинам делать, а в деле получается живой факт. Вот мы, так мы: сделали сами спутник, усадили своих подготовленных в невесомости людей, они летали в атмосфере, вернулись назад на Землю благополучно. 16. Фокус технический нам, людям, показывали. Это всё не то есть в жизни своей. Враг свирепствует, валяет наших людей. Мы, маленькие, мы большие люди с вами, умираем. Сооружение не помогло, а как был между нами враг, так он и остался между нами. Люди наши, они умирали и умирают, они и будут так вот умирать, пока мы не сменим свой поток.

Однобоко мы не станем жить, а возьмёмся за кругозор, Любовь свою мы проявим. Всё будет новое: для нас красивое как таковое исчезнет, а появится на Белый Свет розовое тело. Оно будет для нас одинаково живое, энергичное. «Моего»не станет, будет оно природное, никогда оно не умирающее. Это будет меж нами такими. 17. Вот чего люди физически нашли: они сделали всё, чтобы в Природе жить. Она их не стала так беспокоить, а пожалела: своими силами взяла, одарила Паршека одного как такового. Он теперь радуется, ему как таковому ворота открыты своим поступком, своею любовью, своим телом.

Оно не моё лично. Оно, тело такое природное, своим оно не сможет быть. Вселенной, небывалой, но начальной. Этого делать, что сделал я за 43 года, можно делать всем. Это не смертельное, а любовное природное явление. Природа это есть для жизни всё телу человека, оно в ней живёт так легко и весело. 18. Легко человеку бывает тогда, когда у него есть крепкое здоровье, он его в Природе не теряет.

Он идёт на преступление, он идёт на рожон, а тело есть тело, ему рожон не в моде. А вот покойную жизнь надо сделать. Мы не пытались это всё сделать. Прежде, чем любого человека на его таком месте, его надо попросить. Он на эту вежливую просьбу сам пойдёт и уступит. Эта вежливость, которую я нашёл в Природе, в люди её представил, она встретилась на пути между пионером и мною — Победителем Природы. Он меня впервые увидел, я знал за его такой сделанный им поступок: он мне как пионер головку свою не приклонил и не сказал: «Здравствуй». Гордость этому всему проявил. 19. Я его назвал: «Пионер!». Он обозвался, сказал: «А что вы от меня такого хотели?»Я ему говорю: «Ничего. Только вежливости». Он тогда–то сказал: «Здравствуйте». Пионера учит прошлая обстановка.

Гордость в людях не завоевывается, она проигрывает. А вот любовь делается всеми нами, она одобряется в любом своём месте. Воровать — все воруют, только одни ловятся, другие нет, у одного есть, а у другого нет. Эту вот болезнь не прогонишь с тела. А когда этим всем ты как человек хвалишься, к своему имени ты присваиваешь, говоришь всем нам: «Это есть моё», пока в руках оно находится, ты сможешь на весь голос кричать и говорить, это, мол, моё.

А где же это всё есть моё? Я его не ловил, не привязывал и не продавал, как это вот делалось людьми. 20. Люди людей, они их продавали, что хотели, то они делали. А сейчас с людей в труде для славы их они делают героя — лишь бы делалось больше, и чтобы была в этом деле какая–либо польза.

Мы с вами сделали дело, а в деле — живой факт: это всё наше стоит на Земле, мы им пользуемся. В селе своём живём в своём дворе. Мы это место облюбовали. Все мои прадеды народились там, и все они там как один умерли. Люди тяжёлого труда, хлеборобы, ремесленники — мы живём в городе в своём доме, делаем деталь какую–либо особенно, мужику шьём рабочие сапоги, деньги получаем за это. А умираем мы все до одного тоже. Врач ни капельки не помогает, сам такой — он на очереди стоит, его тоже ждёт наше условие — больница. Они скоро оттуда выскочат.

21. А чтобы он Водою холодною обливался, этого вот люди не делают, им очень трудно. Они боятся Природы, не знают её свойства. Говорят на неё «враг». Она родила хлебороба, и кузнеца в деревне породила, ремесленника создала в городе. Особенно сейчас теория в людях распространилась, она заставила на любом человеке взять свой верх. За это дело, что ему поручили делать, он получает деньги, и старается учиться дальше — ему хочется быть в людях профессором, академиком. Знание большое так поставлено: это учение, оно человека заставило быть между людьми дипломированным. Они другого названия люди. Их Природа не выделяет. 22. Надо его снять с жизненного пути — она его так же, как и всех людей, под одну гребёнку считает. Она держит, в Земле мирно и тихо лежат в прахе они, не требуют там коммунизма — он им не надо там.

А нам, учёным, надо только Эволюция — сознание ко всему делу, если это будет надо то делать, чего происходит. Один живёт, другой умирает. Это было, это есть, это будет. А дело Паршека — он один есть противоположный, он за обиженного, больного человека. Умные люди учёного характера всех людей окружили своим теоретическим знанием, заставили их под своё умение подчиниться. Они стали делать из себя патриота бригадой, что нужно и не нужно делать, лишь бы архитекторы своё внесли. 23. Это тоже учёные люди, распустились со своим знанием, они также проектируют как машиностроители, всякого рода железнодорожные конструктора. Водители, они всему дело — шагают по Земле со своей скоростью, им не тяжело разбиться.

Большая погоня в людях за деньгами. Они толкают человека делать всякого рода вещь. Она нужна государству, нужна и профессионалу. Мы это всё продаем и покупаем. Природа — на рынке, Природа — в деньгах, она в людях. На неё люди харкают, плюют, а самое главное — это заставляют, с нею ведут разговор как с источником, как будто она должна нам это количество давать. Мы ничего не знаем и не ведаем. Нам дай больше, не меньше — 24. так жить, как мы все живём, не в своём, а в чужом. Мы крепко этим хвалимся: «Сами всё это сделали. Вот мы, так мы!»

Мы, учёные, своим умом окружили их, заставили, чтобы они все шли учиться в школу принудительно. А дитя есть дитя, оно своё берёт, у него шалости не отмирающие. У них они были, они есть, а учителям это не на руку. Они это дитя загнали туда, где Макар телят не пас. Таких детей немало в жизни, их отыскивают, они идут на коечку в больницу с головою. Их там условие держит — тот процент. Они своих не потеряют, им их место достанется — оно ими забронировано: они учатся хорошо, нехорошо, в институты их всех пропускают. 25. У них трудности есть одни — это первичное, начальное, где отметки требуются за его добрую работу. Его условия заставили, он тоже хочет, чтобы быть учёным, где–либо сидеть на месте, командовать или распоряжаться какими–то ценностями.

Так перед всеми учениками стоит их вопрос, учение их это тянет. А учиться надо, но в голову не лезет — это не фунт изюма поедать, а надо каждую букву или цифру устно окружить, и так её надо написать, чтобы она добавила логичный смысл. Или прибавить какое–либо число в сложении. Без одной буквы слово не получается, требуется точно писать или точно решать. Читка русского языка — нужно уметь читать. И математическое изложение точное — от этого ученика требуется урок. 26. Ученику без подсказывания очень тяжело учиться, и это знание не у кого выпросить, он сам тут, ему надо посторонняя помощь, она нашего брата мучит. Мы же индивидуальные дети, на иждивении живём, на родительском. Они, то ли дадут, то ли нет. Бывает в жизни огорчение, а удовлетворит не каждый.

Раз родитель его такого народил, он мог обижаться, но это наша в этом деле смена. Они придут на наше это место и скажут: «Мы готовы вас как таковых заменить. Вы устали, всем надо передохнуть. Ваша такая доля — подчинили сами себя». Да, к этому полезному вас не учили. Вас окружило незнание, ваше плохое от себя гнали, а тянуло вас всех хорошее и тёплое. Как и делалось всеми. 27. Мы, учёные люди, знаем хорошо, что с этой молодёжью, которая нас должна сменить, она больше в жизни не воротится, она идёт со своим направлением на гибель. Ей труд — это утомление.

Люди все теряют своё в теле здоровье. Люди ждут от вас правды, которая идёт вместе с Паршеком. Его Идея, она нас всех пробуждает, даёт нам такое право — заиметь в Природе гарантию. Она любого человека предупредит, чтобы он не попадал в условия тюрьмы и в условия больницы. А раз он это в Природе получает, он будет легко жить. Да и есть на что опереться — на физическое пробуждение. Это самая лучшая в этом наша есть дорога, чем мы с вами должны прийти к сознанию. 28. А сознание определяет бытие. Он делается в Природе не таким, как он был. Его мучила Природа, он был окружён, последние силы он терял. А когда Паршек силы свои любому человеку передаёт, то он тут же идёт небывало под Воду, под холодную, ему делается тепло. Что ни больше Воды льёшь на себя, то делается лучше.

Это дело моё лично, я его проверяю ежедневно и прошу Природу, чтобы она мне помогла от этого врага избавиться. Тогда–то, когда будешь моим делом заниматься, враг в теле исчезнет, а вновь идущий по Природе, он бессильный напасть на человека. Это всё есть дело не моё, а ваше, вы его мне устно передали.

Я прошу сам Природу, чтобы она мне в этом помогла. Она же терпит в этом сама, но ничего она не сделает — люди всему дело делают. 29. А когда Природу попросишь, то после получится так, как получилось в Природе с Гитлером. Он же есть никто таков, а есть человек из немецкой расы, воин оказался со своею ордою. Немцы для этого дела технически вооружились. Все мелкие национальные государства к рукам своим прибрал ради того, чтобы подавить, то есть разбить своим оружием коммунистов. Они были всем не по душе, сидели горем. Гитлер вероломно на русских солдат напал, стал с Воздуха бомбить. Превосходство было на стороне Гитлера. Он весь Мир поднял на ноги, Рузвельта, Черчеля, заставил признать Сталина, то есть русских обиженных солдат. Всё это сделала Природа, она между людьми ни за что терпела. 30. Она подружила с одним человеком — с Ивановым. Ему дала свои силы то в людях делать, что делал один Бог.

Его признал Гитлер, ему дал его написанною рукою, что он есть такой, и приложил своему шрифту свой герб. Гитлер Иванова пригласил в Берлин. Он идёт по территории оккупированной, по Украине, заходит к дежурному по станции, где сидел немец. Иванову возгласил, летели: «Гут пан! Гут пан!»Паршеку не тепло было, за него — Природа, она не допустила, чтобы Паршек ехал к ним в Берлин. Немцы свой план по части Паршека сменили — их Природа заставила. Его как русского человека они передали украинским полицаям. Они стали его изучать как человека. Он им свои карты раскрыл, им говорит: «Это моя закалка, моя тренировка, мой Красный крест, международное здоровье. 31. Им ехать было некуда, а надо признавать.

Война была под Москвой, под Сталинградом. Гитлер не на шутку пригласил как Бога Паршека. Он ехал с душою, с сердцем, а Природа этого не дала, взяла украинцам передала. Украинцы его под 22 ноября 1942 года послали в гестапо за пропуском. Я между офицерами немецкими, солдатами был один гут пан. Это немцы на своё горе кричали. Паршеку не в одном Днепропетровске Природа помогала. Она помогла русскому солдату на фронте под Москвой разгромить немцев. А под Сталинградом Природа помогла немцев русскими солдатами окружить. Они своё превосходство на всём фронте потеряли — их природа за Паршека в бараний рог свернула.

Люди по всей Вселенной стали знать, как гитлеровские успехи накрылись неожиданной неудачей. 32. Люди совместно с Природою — Русские — гнали немцев на Запад, он с боями отступал. Этим Паршек не был доволен. Он хотел обеим сторонам договориться, и признать самих людей в этом в Природе виновными, и всё это как боевое оружие сложить, и переплавить его на нужды людям. Войны не хотели ни русские, ни немцы, и не хотел Паршек, чтобы русские с немцами воевали.

К Паршеку как таковому люди, односельчане обратились с просьбою своею, чтобы я поехал в Москву к Сталину и внёс их предложение: «Воевать не надо. Бьют людей, бьют. Куда это годится?»Раз люди обратились с просьбою нужною, надо людей послушать. Я беру на себя это всё, поеду им расскажу. Они меня знают.

Москвичи, по приезду моему 33. как больного человека без дела привезли в институт. А он не принимает, говорят: «Надо дело». Начальник Казанского вокзала Литвиненко, он эту петрушку завёл. А всё же меня положили, я устрелся с психиатрами. А тогда институт, само помещение не отапливалось, было холодище, хуже, чем на дворе. Но я приехал просьбу людей удовлетворить, а очутился в условиях блюстителя, он меня прибрал к своим руками. Я лежу в условиях, встречаюсь с врачами, людей я просьбу вношу. А они утрешней порой зайдут в палату, у меня спросят, мол, тебе не холодно? А я им скажу в ответ: «А вы попробуйте». Они как учёные интересовались, а чтобы они ради меня одного зажгли печь и сделали в палате тепло, у них это в их головах не вкладывалось. Они считали меня, как и всех — там лежали на экспертизе как убийцы человеческой жизни.

Я говорил не в защиту, а в истину рисую им картину. 34. Начинаю с самого первого начала, а оно было в естестве в Природе. Живое тело энергичное встретила техника, она искусством окружила нас всех и ввела химию. Я им как учёным рисую свою историю. Люди это всё сами сделали, они это сами делают, и будут они так делать. Между ними и Природой — живой неумирающий факт. Весь на Земле неживой капитал, вся экономика, людской режим, в чём человек красуется, величается, вольничает. А потом его как человека живого встречает силами своими, природными явлениями, вначале даже не слышимыми. Они были, они есть, они будут. Нашего брата встречали всегда, и будут они встречать за их пошлость.

Люди сами захотели это делать. Сама Земля, она сама лежала, не давала никакой прибыли, а само пространство 35. мы в этом находили по поверхности: лес, реки, моря, озёра, зверя встречали, чем и вовлёкся человек. Он Природу встретил. Это учёного характера есть люди, они пожелали нашей встречи в этом месте, на этой арене, где я должен выступить со своим практическим знанием. Я перед ними обязан крепко извиниться, их как таковых поблагодарить. Им сказать своё спасибо за их бдительность, за заботу обо мне. Чтобы я им сказал своё слово, я не смог так сосредоточиться, как это надо сказать истинно за то, что вы сюда собрались. Уже это есть для моего выступления всем вам хорошо, что вы как один, и скажете сами себе, а что я должен вам таким людям сказать?

Вы же учёные люди, проучились много лет 36. и до сих пор не знаете о третьем периоде человеческой жизни. Он придёт на нашу Землю с сознанием души и сердца спасти нашего человека от беды и горя. Природа, она сама это сделает через этого человека, его люди назовут по его заслугам.

Я вам как таковым должен сказать за великую Природу. Какая она была вначале такая сильная, энергичная, что она лишь бы захотела, то она открывала человеку. Он был мыслитель, он и решал свои все родившиеся вопросы. Они были перед ним лёгкими и предрешали всё делать. Человек окружился этим делом, а дел в Природе очень много. Их нам, людям, не переделать: одно начинается, другое кончается. Так что в жизни нашей конца не видать в этом деле.

Мы их с самой весны как хлеборобы, мы 37. с первых дней первого начала за Землёю ухаживаем. Люди весь год напролёт одно делают, другое начинают. Это было тогда, когда моя мысль с Природы вступила в голову, и стала бурлить она меня, такого человека, как я тогда гренадёр был: на своих ногах я ходил взад и вперёд, а у самого мысль не стояла, она как ветер, идущий против меня, как иголки моё тело пронизывали.

Не летней порой это вот было, а зимой, холодной порой. Мне дюже в этом было холодно, но я терпел ради вот вас, собравшихся на вот этом прекрасном месте в этой аудитории, в которой мы, все вот учёные, собрались послушать этого практического человека, кто нам, всем сидящим на своих местах, а что он нам новенького в нашей жизни скажет? 38. Он нам говорит: «Я есть ваш непосредственный болельщик — я болею за каждого нашего человека. Он у нас технический человек, искусством окружен, а химия введена. Он с нами живёт так, как все наши люди: они придерживаются в Природе самой лучшей стороны, им надо, чтобы хорошо и тепло было. А сама такая есть жизнь — она имеет у себя две стороны. Человек живёт на Белом Свете однобоко: Любовь проявляет к одному, а другому нет. Уже это наша не жизнь. Мы с вами её недолюбливаем, а раз у нас есть каприз, кто на тебя обратит внимание?

Врачи у нас — учёные люди — они своей болезни не болельщики, они не любят её. Руки спиртом моют — уже брезгуют. 39. Это их работа, она не даёт человеку никакой реальности. Природа не пойдёт этому навстречу, а она пойдёт навстречу моему практическому делу, оно через любовь. Я целую, кто бы ты ни был. С какой болезнью ко мне ни пришёл, я его люблю. Особенно с Природою дружу и люблю я с кругозором. Целую я всех — этим моя работа выигрывает, и везде и всюду током убирается боль. Я как таковой человек живу близко к Природе, она меня за это избрала, доверилась. Я в ней заслуженный человек, она мне свои силы поручила, я ими владею. Через органическое тело силы природные переходят как здорового характера. Человек эти силы получил, а тогда хоть в море иди с этими силами — не простудишься и не заболеешь. Вот что Природа на теле Иванова — она друг ему.

40. Сказано в людях: «Не надо сто рублей, как сто друзей». А у меня к вам ко всем есть пятиконечная звезда, я вам её преподношу как ваше это здоровье. Надо вам всем это делать, это учит Идея наша всех одному. Эволюция, она такое желание имеет, чтобы мы все до одного человека пошли по примеру Паршека: никому из всех не помешать и обиды никому не сделать, а своё найденное в Природе — небывалое — в людях поставить. Первое, что будет надо человеку делать, — чтобы не простуживаться и не болеть. А второе, что он сделал, у него получилось, он заслужил от людей — чем быть ему. А теперь вы как таковые должны знать за первое в жизни начало. Мы с вами по всей истории, которая на людях прошла, люди, учились. Их учила Природа. 41. Мы сами начали, и всё время делали, рук своих не покладая. Нам хотелось одного — чтобы наша такая собственность в русских людей ввела.

Мы с вами рождались в природе живыми, а впоследствии старые люди нас старались одеть, обуть, накормить и в постель уложить. Сказать милые слова: «Спи, моё дитя прекрасное. Баю, баю!»Мы, каждая мать, это делали, старались сделать ещё лучше от этого дела, а дитя, оно всё это вот понимало, старалось от этого лучше понять. А в деле так ничего не получалось, дитя стало психовать, оно стало нервничать, оно рыдает, плачет. Мать, и то она и другое, а чтобы понять дитя, не пришлось. У дитя это осталось, он физически болеет. К врачу, он ему делает техническое — все анализы. 42. Это делалось им, делается. Нарождённое в Природе, а утушить это некому.

За первое явление, которое сделали мы сами живому энергичному телу, а удалить вон мы не научились, — это всё сторона проходит техническая. Природа так его не встречала, она его встретила естественно: Водою след ему промыла, а Воздух его вытолкнул, Земля приняла, как это и полагается. А мы это делать не захотели, взяли, своё выдуманное ввели. Этим человек окружил себя, он не смог остаться без всякой болезни. Она нами сделана. А сейчас над ним крутится, вертится наш учёный врач. По всему этому ему надо его точная болезнь, а у него на это есть рецепт, стандартное указание, на чём медицинская наука базируется. Ей надо в этом таблетка, ей надо шприц, ей надо нож. Мы помогаем не человеку как таковому — мы помогаем болезни. 43. Она его окружила, он ею страдает, а чтобы в этом вот помочь, это невозможно. Техническое с живым нельзя, сравнять тоже нельзя. Опутались, окружили себя мы этим до самой болезни, а болезнь есть болезнь, её посадила на тело человека Природа.

Она на это всё дело свои силы заимела, а теперь этому человеку надо выпутаться. На это есть знание, а знание живому человеку — не техническое, а надо знание естественное, живого человека силы, они надо живому телу. Это Воздух, это Вода, это Земля. Что тебя родило, то тебя и сохранит от всякого заболевания. Нам это всё принесла наша новая Эволюция. Она по морям, по горам и лесам летала, своего вида она не показывала. А то, что было в людях, она своими глазами просмотрела. Они за Землю природную до крови дрались, 44. к своему имени присваивали. Они, эти же самые люди, на своих местах ждали каждый день и ночь этого времени, а оно так же само приходило, и таким оно уходило.

А земля наша лежала, нас к себе. Мы должны к ней со своей снастью приехать и с нею повстречаться. Мы такие есть люди со своим оружием, с живою силою — к ней. Осенью мы её пашем, под снег её кладём. Про неё мы думаем, под головами держим, с нею на расстоянии говорим. А про весну мы не забываем, знаем хорошо, что наше ясное тёплое Солнышко оно и к нам придёт, себя оно высоко поднимет, а лучами осветит снежные поля, и снег где он денется, растает в Воду. По яркам сбежит как таковой большой и бурливой волной прокатится, вся земля высохнет и покажет наши работающие поля. 45. А мы на эту пахоту набросились. Станешь её волочить, делать с неё грядку, а потом мы возьмёмся за зёрнышка, мы его посадим в землю, в глубокую влагу. Мы скажем слова тебе. А всходы наши заволокут зеленью поля. Мы тоже от этого всего ждём урожая. Сама Природа нам помогает, в этом дождь посылает, и урожай растёт и цветёт. Мы им радуемся. На наших местах делается какое–либо дело, прибавляется. Это наше есть всё в этом богатство.

Здание на здание ставим и говорим сами с собою, какие мы есть люди и с таким умом, с такими руками. Ходим на ногах, смотрим глазами, видим далеко, слышим мы любой шорох. Каждый день нам приносит новое небывалое, а мы с ним таким стараемся вместе жить. Да, от него, от такого времени, плоды мы с вами получаем. Это всё нам даёт цвет. 46. Это всё делалось нами, всеми людьми, и при частной индивидуальной собственности при угнетающем обществе, это делается сейчас коммунистами, и будет это всё делаться людьми. Враг был, враг есть, и враг будет меж нами, такими людьми. Мы с вами привыкли искать по Природе, чтобы от него было хорошо и тепло. Это мы раньше так делали, и так мы с вами до сих пор делаем. Это своего рода есть жизнь, идущая по Природе. Это мы, учёные люди. Они жили, они живут, полагаются на это всё. Это мы с вами, если так перестанем мыслить, не будем смотреть на это всё хорошее. Это наше с вами вовлечение: мы с вами хотим, мы от хорошего не уходим. Наше дело — думать, а потом это всё делать. Мы делаем сами, и будем мы делать сами.

47. Я родился в том году, когда наша партия (б) организовалась — под 20 февраля, ночью в пятницу. Как раз на масленицу третьего дня до великого поста меня как такового люди встретили так, как всех, техническим способом. Меня близкие матери родные на руках вынянчили. Моё имя прозвучало по всей деревне. Я Паршек. Мой родитель, отец, Корней Иванович, с предков — шахтёр. Он любил водочку выпивать, отец его тоже любитель водочки. Меж ними такими я свою начальную молодую жизнь провел.

Она меня заставила с дедушкой Иваном Тимофеевичем в сельском хозяйстве. У пана недоимку, за Землю сено в скирду слаживали. Я был ему помощник. Пас на пашне волов, во время отдыха, это происходило совсем мало времени. 48. Скоро мой дедушка своей стихией… Она на поле во время перевозки хлеба с копен. Мы были двое на двух парах волов и на горбах. Одну выпрягли. А первой, на которой ехал мой дедушка Иван, он копну под мои ноги в арбу вбросил, подъехали под другую копну. Где взялся вихрь в Природе, моего дедушку убил. У него силы пали, он сделался неживым. Что мне приходилось делать, если бы не эта Природа? В ней всё на это есть люди, а без них, хоть кричи «Караул!»Два пастуха одного имени Иваны, один Матюха, другой Горюха: Матюха пас волов Абрамчат, а Горюха пас волов Лысёвых. Они мне как обиженного Природой дедушку положили в арбу, а мне наладили обе арбы, вывели на дорогу. Я поехал домой с больным дедушкой. Он плохо в жизни делал. Ему приходилось меня, чтобы с малых лет я работал. 49. За это он меня брал с собою, он успех имел.

Он тоже задолжал государству недоимку: поставил дом, а платить не хотел сам. Приехал из другого села старшина, прислал десятского. Помню, бил палкой об окончании. Дело было в понедельник. От базара он отстал, а платить было надо. Я у него, внук, — помощник горю, его беде. Он кладёт у дроги овец, в Успенку, где был базар, промышленный район. Мы — туда. Дедушку за это хотели посадить в кордегардию. Он с внуком вместе на лошадке, мне по дороге рассказывает, как люди в людях богатеют. Он мне про Забугу рассказал, про самого одного богача. Он жил, имел три пары волов, во время косовицы люди убирали хлеб. Многие вязали, клали в кресты. А в воскресение праздник, всё живое бросали в поле, сами айда праздновать, Богу молиться в церковь. 50. А он, как за своим: запрягает три пары волов, едет за снопами, выбирает снопы, и, как своё, накладывает на свой ток. Это его был такой заработок.

Я вывожу итог всей исторической намеренной жизни: частнособственническая, индивидуальная самого самодержавного царя Николая и революция советской власти, коммунистической партии (б). И Иванова — естественного характера Природа: Воздух, Вода, Земля, признанная одна из всех. Люди делали, сделали, оно получилось за всё плохое прощать, а хорошее, тёплое признавать. 1976 года под 15 декабря так бубновым красным указателем юноша, молодой человек, принял. Показал всем людям, что это есть, и это будет на веки веков. Кто, чем согласится, тот пусть и будет таким, как сами люди хотят.

51. Эволюция — за всех. Это было, это есть. Никому не надо в этом обвинять. Живите так, как живёт Природа, Воздух, Вода, Земля.

А дедушка мой по отцу, он поболел, язык отнялся, на Михайлов день он умер. Его хоронили, в церковь носили, мимо дома несли, остановились, простились и на веки его не закопали. Он будет поднят. Я и двоюродный братишка жили вместе, но мне, как побольше дураку, доставалось. Надо дяде Федору Ивановичу в его хозяйстве — он брат моего отца. Ему приходилось отцовским добром распоряжаться. А отец мой, шахтер. Ему хозяйство — это его нарождённые люди, его дети. Их любила и выхаживала Матрёна, мать наша, да была помощница — бабушка Александра. Она нас величала внучками. Всегда она с нами, её любимый сын — Корней.

52. А в деревне, знаете, какие есть люди ненавистные. Чтобы заступиться — этого нема. Мы жили на середке, возле дедушки Егора Тимофеевича. Он торговал бакалеей, керосином, дёгтем и солью. А мы же есть дети пронырливые, на что посмотрим, то мы сделаем. Я был больше от братишки, всегда его обижал. Вижу его, другим он сам себя показал — ест копеечный пряник. Я к нему, а он не даёт. Я — физически. Он улыбается, дал мне попробовать. Я этим не распробовал.

А он мне хочет сказать, это был наш сбоку клад. Мы его вдвоем это дело начали. Он мне говорит, я, мол, взял в лавке. А к ней надо подходить, к наружным дверям, с улицы. Она была к Чувахиным окнам. А филёнчатые — на замке наружном прикрыты. А для замка был ключ — Иван братишка подобрал от материного сундука. И пошёл он, сам уворовал, да повёл меня тоже воровать. 53. Что, а это привьётся. Хорошее какое–либо, оно не прививается, чтобы сказали: «Дети молодцы». Вдвоём пролезли, взяли, что надо, и ушли. Это воровство чужого, за это бьют. А мы свои руки протянули в церковь, в титорку, поминальнец набрали, пришли домой, на печь свою.

А наши нашу тишину заметили: к нам да и подсмотрели. А мы эти книжечки перелистываем, думаем, что–то на них написать. А мать моя Матрёна это дело увидела, тут же она испуганно закричала: «Что же вы сделали, этакие!»Стала пробираться к нам на печь. Мы испугались: «Что делать?»А она, моя этакая мать, за рубаху холстинную сама держит, а сама кулаком под мои бока. Я перед нею заработал, и брату тоже досталось. А школа предстояла, нам надо идти в школу учиться. Пошли, записались, ходим, учимся, нам выдали буквари. 54. Мы, можно сказать, деревенские шалуны, а в школу мы ходим за буквами. Слова мы читаем, а вот их делать нечем. Нам купили чернило и ручки с пером, а бумаги нет, и ходим взад, вперёд. А у меня родилась мысль своя: «Надо свои виды поставить в букваре». Мало того, что в своём букваре я поставил видики и в братишки. Я молчу, и молчит мой брат. Я иду в школу, и идёт брат. Я не читаю урок, и не читает брат. А все школьники читают. А учитель идёт, он видит, что в его классах делается. Он заметил нас, мы не читаем. Он всех через нас двоих остановил, спрашивает: «Почему не читаете?»А мы молчим — проштрафились. Мы ни слова не говорим, а ждём одного ответа. К нам в сумки учитель полез, а в букварях рисунки мои. «Кто же это», — спросил учитель. Кто же, как не я лично. 55. А ребята, все ученики, — свидетели этому всему, как учитель бил меня, да велел на колени на уголь поставить. Ну, виды, так виды, значит заработал. Есть, чем похвалиться.

А впереди не то будет встречаться. Ещё лучше будет встреча с людьми такими, как мы в Природе, да ещё в такой, как она есть сегодня. Утром праздник, воскресение, пал на воду большой мороз, лёд на ставу образовался. А мы как таковые дети люлечки сделали ногами и провалились мы в воду, как один. Особенно мы, братья, в новых сюртуках в воде поплыли. Где деваться по–нашему? Да, на огород. Там бабушка Александра как внучков встретила и обсушила. А вслед дядя пришёл с хворостинами нас за это бить. Одежда не виновата, а по голому телу сек. Он, как хотел, так стебал. Мне досталось как здоровому дураку, а Ивану больше. 56. А когда бьют кого–то, заступиться некому. А тогда–то и собственность, она в деревне на такую молодёжь, как был большой необразованный мальчик Паршек. Он учился русскому языку, чтобы читать, писать и решать. Ему мешало славянство, которое было связано с Евангелием, Псалтырем, что и мешало Паршеку учиться дальше. Самые уроки подходили к весне, их приходилось запоминать читкой, устно запоминать. А чисто писать мучили Паршека церковные молитвы. Особенно молитва была тяжёлого характера «Помилуй, Боже», а вторая «Верую в единого Бога Творца», что не шло в голову. Так это должно быть.

А дяде в хозяйстве приходилось помогать Паршеку: он пас волов, он их водил, делал по пахоте грядку, сеял зерно. Частная собственность росла, 57. она держала крестьянина в кулаке — в режиме. Перед ним стояла на своём месте церковь, но она с Богом встречала и провожала человека. Скоро поднялся на ноги свои у своего отца. Он вместе с братом не захотел жить да тужить — у него была шахта. Разделились они пополам: Корнею землянка досталась, он скоро хату построил, огородился жизненно, чем Паршек не был доволен. Ему приходилось отрываться, идти к пану работать. Уже от меня эта индивидуальность частной собственности уходит, а начинаю я приходить к найму. Я делаюсь уже в наймах панского быта. Я в день зарабатываю деньги — 67 копеек, живу на своих, на бедняцких, правах. Чтобы было сало, этого мы в отца не заслужили. Сало поели богачи, а нам досталось ячного помола хлеб да недопеченный. Жизнь была бедняка–шахтёра.

58. Куда бы мог обратиться с просьбой, чтобы кто–либо дал муки? Так нет, тебя считают не своим. Я считаюсь не крестьянин, а просто пролетарий, бездомный человек. Хоть кланяйся, проси, а помочь тебе такому не помогут. Вот поэтому не вытерпишь и идёшь воровать. У меня родилось такое здоровье, его излишки, люди заставляют его у пана сдыхать. Я несу на плечах хлеба на неделю. Если бы не вода да не соль, жить нечем. Работа работой, а еда едой. Можно бы жить, если бы к этому хлеба, да соль была, можно работать. Всему дело — это еда. Она, как следует, не доедается. А воды вволю пей — она не пьётся. И так на сухомятку больше живёшь — даром пан деньги не заплатит, у него свой расчёт. 59. А работать можно. То я ездил на конях, а то меня взяли на скирду. Я с ребятами вместе две недели поработал, заработал десять рублей, их матери принёс, отдал. Какая была отцу родному тогда помощь. Я, Паршек, уже работал, эту копейку в карман клал. А в ребят сложилась своя хитрая мысль — они сделали забастовку. Пан деньги уплатил, а они бросили — условие заставило панское.

Осень на камнях приходила, а жильё — кошары. Они имели у себя солому, она нас как таковых хранила — мы в ней, как в перине, спали. Поздно ложились, рано вставали. На это было у нас будило — утрешнее Солнышко. Мы, хотя были люди молодые, нам надо была улица — это не в деревне, а в пана: во дворе собаки ночью выпускаются, ходит по двору черкес. Опасается пан.

60. Вокруг живут в сёлах свободные люди, они строят жизнь свою, как только хотят. Они своего рода хозяева. Так они жили в своём великом недостатке. Они на это дело весь год бились, колотились в Природе в своих условиях, в которых жил этот пан. Его имение расположилось недалеко от Картушино Лебедева, куда мы как таковые вот ребята с Ореховки попали. Нашей группой командовал сам Петро, его дразнили Булан. Он эти слова нам обдуманно сказал за наше панское условие: печки нет, а осень дождливая может быть. Куда пойдёшь и кому, что скажешь? Мамы здесь нема, папы тоже нема. Один этой экономики управляющий. Он распоряжается всеми нами, чтобы мы у него, как куры своими ногами сор гребут, так и мы за работой. Она нас заставляла и поила всех, чтобы мы с вами делали, творили у него своим трудом, 61. а мы им гуртом, артелью сами распоряжались.

Сказал нам всем Петро: «Мы одного села есть люди!»и устроили этому всему забастовку — мы этому пану не стали служить. Это наше начало. Мы идём туда работать, где наши отцы, наши все люди заставили хозяина быть во славе. Это была первая начальная в моей жизни шахта. Её хозяин был Павел Васильевич Мордин, штатский советник, генерал–майор. Он был моим эксплуататором, я у него эту копейку колупал: брал физически этот уголь, бросал на решето. Он мне в день платил один рубль. Сегодня хоть наработайся, а завтра ордер бери, выписывай, и — айда в магазин. А в магазине — чего хочешь. За рубль неделю можешь жить. В такие условия я попал, где мы жили, отдыхали как–то своим селом. У нас казарма 62. была общая, парная, где помещалось 75 человек. Семьдесят — это так условия всех людей держали. Были татары, были орловцы и тамбовцы — каждый человек по своим местам, он приходил и уходил с работы. Так жить, как жили мы в то время, они не жили, а мучились в грязи. Мы каждую субботу каждый раз домой ходили, нас там вода с мылом обмывала. Это наша такая проходка 15 верст — ходьба такая. А работать надо — условие бедняцкое, оно человека пихало. Жить–то надо. Не имеешь — так пойдёшь воровать.

Я работал недолго: точил уголь, а потом спустился в шахту. Она меня приняла быть плитовым, я в ней вагоны ворочал гружённые, они мне физическую силу развивали. Я тут тоже недолго был. Скоро меня взяли в копали в лаву, она меня заставила по ней уголь кидать лопатой. 63. Такая моя жизнь, она для практики, она между людьми проходила. С нею я всю молодость отдал, проходил по этой вот дороге. Одно думал: чтобы такую молодость, кому зря, не отдать. Боялся я смерти — она была над головой в шахте. А та смерть, которая брала с собою людей, она как будто и не была.

Я стал встречаться с другом по детству Сурином. Он меня называл Паршеком, а я его Иваном. Мы дали слово друг друга не забывать до самой смерти. Он и я были, мы двое неотрывно. Ходили по улицам к девчатам, а деревня какая? Если надо быть в этом краю, скажем, конец Калинчевой горы, или скажем, от Синякиных до Хриловых, или до Бирюковых. Я про эти места никогда не забывал и не забуду. Мы там свои песни начинали, и там мы их кончали. Наши голоса, они криком кричали: «Ох житьё да бытьё, солдатское горе». 64. В деревне так бывает: молиться, так молиться! Богу все люди верят, но когда доходит, надо выполнять ему, то очень и крепко тяжело. Вот что в людях говорится, и не плохо: «Бог то Бог, да не будь сам плох!»А мы, все люди, живём одной мыслью: она не хотела, чтобы мы по–своему, по людскому, поступали, мы не желаем другому того, чего сами не хотим.

Я своё физическое здоровье положил, вручную все подземные работы прошёл. Это самое главное — отбивать лаву, ставить под крышу клети. А потом пришёл час такой, я распростился, шахту оставил позади. Меня мой близкий дядя Иван Петрович через Крысина устроил на заводе старшим аппаратчиком. Забыл я в это время всех. А Природа за моё зазнайство, за моё всё нехорошее, сделанное мною, как непригодное к этой жизни — я не должен делать порох. Как небывало полетел. 65. Войну русско–германскую надо было уничтожить как таковую. Немец влез, немец тогда выигрывал, и сейчас его превосходство. Немец со своими всадниками у Паршека взял мешок зерна лошадям. Его стали со всех сторон жать, особенно Махно и петлюровцы с большевиками.

Немец мешал революции, и тогда–то союзники им как немцам помешали. Всё это делалось на пользу революции — они такую территорию окружили народом. Люди и капиталистов к себе не допустили, советскую власть для примера в жизни восстановили. Он был в этом зачинщик, его как таковая шашка на нём блистала, он спалил ради восстания этот казацкий самолет. А за это их отцы пострадали Новочеркасской тюрьмой. 66. Благодаря этому всему они были освобождены с указанием военного трибунала Верхне–Донского. Их оставить пожизненно, чтобы мой отец за меня, что я спалил самолет, они его хотели держать в Донщине. Я–то сын его родной, вместе с Красной армией в духе на Щетовский курган выходил их как пленников встречать. Я был против такого режима, не хотел я, чтобы казацкие донцы со своим таким поступком: они моего отца за моё неучастие в войне, они, казаки, двадцать пять шомполов по чистому телу. Это издевательство. Поэтому ни один генерал из Антанты не устоял, а все были отброшены. Я не на шутки родился таким. Они, все люди, вся эта система, они напрасно с моим телом занимаются. Меня обижать никто не имеет.

67. Я воевал с партией вместе, везде и всюду выступал, доказывал свою всю правоту. Я это сделал сам лично. Не побоялся Природы, её условий, а пошёл я прямо к ней — к Природе. Поклонился, чтобы она как таковая заступилась, и то она сделала, чего я сам добивался. Этого люди давно сами хотели, им не хотелось плохо мучиться и холодно быть. Они сами в это вот через дело попадали, ошибались, а как человеку никакому не желалось умирать.

Гляньте вы на сцену похорон Якубовского. Он когда–то этого не знал, а пришла и к нему эта наша смерть. Для неё все люди одинаковы, все они технически вооружённые. Против этого всего Якубовский, маршал, генерал, полковник, да ещё Варшавского дела. Спросите у него, или спросите у самих себя: 68. те люди, которые стояли на трибуне мавзолея, разве не знают за своё горе или за беду, которые их когда–то окружат? Они же умрут хуже, чем Якубовский. А что они делают сами, чтобы не получилось это с нами, мы не задумались и не спросили у них.

А может это и правда есть, что к нам пришёл наш русский человек со своими средствами, со своим учением нас всех от этого спасти. Мы его не хотим слушать. Он же наш друг по нашей жизни. Причём тут мы с вами, все живущие люди есть? Он же подружил с Природою, любит её, а она есть Воздух, она есть Вода и есть Земля — самые милые неумирающие друзья. Они нам в жизни сделали, мы от неё получаем, этим мы живём, ничего мы не делаем. Нас за это Природа стегает и кладёт нас в постель, мы крепко болеем. 69. Ну как после этого всего, как мы с вами подумаем, будем ли мы с вами говорить как об Учителе?

Он таким не был, его на это сделала Природа, она ему для этого силы дала, ввела. Мы с вами этого мало проследили за Якубовского. Он тоже человек такой же самый, как и все те люди, которые не спаслись, от этого дела они не ушли, от нашей смерти. Мы с вами их не видим, они похоронены сами там где–то своими близкими. Без людей это не делается. Всему дело — это люди. Они зарыли Даллеса, американца миллионера. Он когда кончался в жизни своей, сказал свои слова людям: «Лучше бы я, — он говорит, — камень на камень не клал». А был деятель американский, он тоже так же умер, как все люди умирали. А Черчиль, англичанин? Он не стал жить. Сталин предрешил врага Гитлера, 70. и он так исчез, что его тело не нашли. И не найдут самого злейшего врага, как был Гитлер. Всё человечество он поставил на ноги, убийца всех людей.

И на это тоже не надо обижаться. Люди за свою такую трусость они заработали, им приходилось перед Природою отвечать. Их заставила Природа, чтобы они не делали такую продукцию, она должна кем–то употребляться. Это всё сделал в жизни сам труд. Люди боятся на Белом Свете жить. До самого ус… жрут, а на себя одевают, делают техническое тепло.

Люди думают, что от него человеку будет тепло. Надо иметь тепло внутреннего естественного характера. Тулуп не обогревает, а давит. А мы делаем машину, пускаем её в такое глубокое расстояние, и хотим мы, чтобы эта машина была окружающим полезная? 71. Делайте, хоть как бы вы не думали, но от врага вы не уйдёте. Он такой цепкий и распространительный — с ничего что— то сделает. Враг это есть враг. Мы ему как таковому в Природе своим развитием ничего не сделаем.

Это есть люди — всему делу враг: мы не хотим, чтобы кто–то другой то делал, что ты уже сам сделал. Твоё это дело, которое ты начал у себя делать, ты его недоделал, а своё здоровье потерял. Ты устал, у тебя от этого дела свой большой недостаток: ты заболел, болеешь своей болезнью, она твоё тело окружила. Ты её слышишь, что она такая у тебя зародилась, мучительная боль, ты при ней и мысль хорошую не создашь. Твоя думка, она теперь одна: как бы это так сделать, чтобы нашему врагу не понравилось. Это его развитие, и оно от этого ушло вон.

72. Люди учёные ищут в Природе эти вот средства, но трудно их разыскать. Они же делаются из Природы людьми, люди их рекомендуют. А природное дело — посадить, у неё на это есть силы это сделать. А вот облегчить люди не находят таких средств, и нет такого человека. Пытаются люди технического характера учёной стороны: с Природы делают всякого рода медикаменты или делают таблетку, составляют какую–либо жидкость, которая через шприц попадает в тело, медикамент пьют с водою, а чтобы добиться реального. Природа этого не признает за помощь — болезнь была, она и есть, она мучительная, с чем человек свою здоровую жизнь заканчивает, доходит до ключа жизни.

Это сердце, которое работает и даёт жизнь мозгу, а раз мозг мыслит, он находит дело. 73. Тогда–то человек живой, когда он делает. А когда у него сердце стало, мозг не мыслит, уже жизни нет, получилась на человеке смерть, он умер. Мы как таковые люди, все мы этим обиженные. Пока мы с вами на ногах ходим, да кое–что мы с вами делаем, нас Природа пока держит, мы считаемся в ней людьми. А у нас есть свои силы, с нами не считаться — мы не гарантированные люди, в этом сможем мы умереть в любое время. Она его как человека получит, от него силы отберёт, а потом его или её умертвит. Вот чего мы с вами в Природе сами в жизни добились.

Мы ведь жили и веселились, да творили чудеса, а теперь мы умерли, лежим по своим местам в прахе в земле. Мы тоже думаем за нашу Мать Природу, такую кормилицу: «Она нас всех сюда прибрала — у нее это есть своя такая болезнь: она родила человека, она должна человека умертвить. 74. И она должна.

Придёт такое время, найдётся такой в жизни человек, частную собственность он проанализирует, в ней полжизни проживёт. А потом революция такая настанет, он будет в ней участник. Признает: всё это — не то, что надо в жизни человеку. С этими людьми поделится, им своё оставит, а своё найденное возьмёт. И скажет им всем: «Живите вы со своим хорошим и тёплым. А я пойду в холодное и плохое, которое не начато, никем оно не пробовалось».

А сейчас люди дождались и окружили себя, пришли к Учителю на приём, стали его своей просьбой просить с душой и сердцем. Он их как обиженных всех людей принимает, им силы свои даёт. Они тогда идут в холодную Воду купаться, Воздухом удовлетворяться, по снегу разутыми пойдут босиком, людям бедным будут ради этого помогать со своими сказанными словами. 75. Говорит сам себе человек: «Я даю этому человеку за то, чтобы мне было хорошо. Потом 42 часа не есть, не пить. А потом после этого всего в субботу не покушал, протерпел до воскресения до 12 часов. А в это время надо кушать. То надо тянуть Воздух вовнутрь и просить меня как Учителя, чтобы я ему дал своё здоровье. Это будет делать в неделю один раз. Харкать, плевать не надо на Землю. Не пить вина и не курить табак.

Всё это завоёвывается лёгкое. Людьми делалось, людьми делается, и ими будет делаться. Они до этого тяжело умирали, а теперь легко будут жить через это идейное учение. Мы долго от этого дела ожидали от Природы. Всё же мы, бедные люди в этом, дождались: к нам на Землю пришёл человек — болельщик и любитель этого дела, и помощник всему этому. Ему от всех нас будет какая–то благодарность —. 76. мы в этом остались довольные.

Что можно этому сказать, если человек лёгкое ввёл? Не надо болезни помогать тогда, когда она заболеет. Её надо предотвратить, чтобы на тело не напала болезнь. Это мы в Природе нашли, испытали на самом себе и вводим на других. Разве людям, прожившим такое большое своё время, разве этого не было тогда, когда люди в кабале жили? Они Богу крепко верили, но чтобы сделаться им, они не подготовлены в этом. Мы с вами все такие есть люди, со своим здоровьем встречаемся с днями. Они для нас рождали новое и небывалое. Оно не останавливалось. Земля новые залежи открывала — нам как таковым эта продукция, она нам для социалистического строительства понадобилась. Мы этому добру оказались хозяева. Мы учёные дельцы, архитекторы, геологи, всех людских специальностей, мы конструктора. 77. Нам нужен трактор им Землю пахать, мы его сделали. У нас есть сталь, мы режем, пилим, делаем машину, сами ею владеем. Из хаты делаем города. Это всё делают сами люди, им это надо. Они со всеми удобствами вводят дома. Что им понадобится, они своими руками делают. Все они не научились оставаться без преступника, чтобы не попадать в тюрьму. И не учились, чтобы не ложиться в больницу. Это самое главное для человека в Природе. А он делает базу в экономическом явлении, а потом, как на своё, набрасывается и его присваивает, делает своим. А его находят, начинают разбираться, дело юстиции создают, начинают судить. Ему дают срок, он сейчас сидит, бедняга. Его окружила беда, а такой беде не рождалась мысль, чтобы в этой беде помочь. Всё это сделано в Природе Природою. Она его повышает, она его понижает, он в ней живёт.

78. Скажите мне, пожалуйста, чей администратор есть? Наш. А чьи люди? Тоже наши. Сделано нами, добыто наше, и также наши есть тюрьма и больница. Мы не скажем за тюремщика, что он не наш, а вот наше, какое учение ему? На воле он для этого ничего не делает, чтобы сюда опять не попадать. Мы больного изолировали как такового, а он подлечился, должен опять туда прийти. Он тоже такой стал, как все люди, он на очереди ждёт своего дня: он должен его как такового повалить и держать его в койке. Он, и другие все, они ничего такого пробуждающего не делают, у них есть на них техническая сторона: они сшили фасонную тёплую одежку, её на себя надели, ею перед всеми хвалится, говорит: «Вот я, так я! Наелся досыта, оделся до тепла, 79. теперь меня пуля не возьмёт», — так он думает. А получается иначе — это всё на нём не помогает, а больше в жизни оно мешает. Чужое это, да к тому Воздух не допускает, а полон живот г… Ты как таковой зверю пахнешь, а Природе воняешь. Вот ты, какой есть человек.

Ты непригоден Природе, она тебя за это гонит с колеи, ты делаешься в этом бессильным, тело твоё становится утомлённым, твоя жизнь с Земли уходит. Какие были люди, если только нам, всем людям, с этим делом разобраться. По всему нашему селу жили ведь люди, да какие они были хозяева на всю нашу такую деревню. У них была живая сила, волы, лошади, коровы, и был гулевик, в добавку — свинья и овцы да птица была. Всем он раду давал, а сами ходили, в чём зря. Да ещё им завидовали — 80. у них такой нужды не было, как была у беспомощных — они на картошке, на хлебе сидели. Не забывали про это сказать: вот, мол, такие богачи из всех Абрамчата, Сергушкины, Забугины и Писарята. Словом, они, как и все, своё огромное оставили, а сами ушли на вечный покой.

Мы малые, мы и дюже богатые, с нами Природа не посчиталась, забрала всех: наработались, наделались, а теперь идите на вечный покой. Землю занимали, за Землей ухаживали, от неё ждали источника, сами себе находили сырьё, жгли, палили, делали мы чугун, потом железо. А из железа слили сталь, она нам дала качественную продукцию. Она нам помогла загатить греблю и задержать море Воды. Она вертит турбину, ток она даёт.

81. А сейчас таких богачей нет, все люди культурно живут, прилично получают, собирают деньги, за них покупают машины да так–то один другого перегоняют, а сами себя в этом разбивают. Им простительно.

Помню, на моих глазах, как себя новая экономическая политика мужика заставила: она ему вывернула карман, у него посыпались деньги на Землю. Она стала родить хлеб, люди стали окружаться богатством, они зажили по–старинному: была сила в волах да в лошадях, люди забыли баррикады, взялись за эксплуатацию. А партии — уже не то: то у Сталина кружение в голове, он не посчитался с людьми, сделал на их житьё–бытьё разорение. Прогнал их, кого куда, за что, про что, а надо было это в людях сделать, чтобы они знали за эту новую экономическую политику. Она многим указала совсем расстаться с жизнью. 82. Она не хотела так поступать с людьми, но жизнь пришла на Землю такая: надо некоторых людей поучить, как будет надо.

Для этого дела — вооружаться. Враг ещё не нарождался, он не думал этого делать, что от него люди обиженные ждут, а они его как такового боятся, они ему как злейшему врагу нашли свою статью уголовного кодекса. Это такая наша в людях соображающая юстиция. Она у нас для этого в людях создана, чтобы человека виновного наказывать, чтобы он знал за это и не делал этого. Это же есть наука в людях такая, чтобы людей со своей ошибкой наказывать. Это люди–мстители, они хотят Природу переделать своим умом. Люди для этого делают в жизни своей, чтобы в этом ошибаться.

83. Когда учёных Ленин заставлял строить социализм, они написали такую статью в газете «Правда», «Наука и техника». Они к правительству обращались в случае их какого–либо ошибочного дела, чтобы их правительство не наказывало. Какая ошибка? Тот человек, которому не приходится делать, он не ошибается. А социализм люди учёные впервые взялись делать, поэтому их робость окружила. Они шли в этот бой и оглядывались назад, сами с собою они говорили, а какой был для них враг, они про него не знали. А он был, он есть, он и будет для этих людей, которые строили другим людям хорошее и тёплое: они брали с себя, сами себя огораживали, а других они наказывали. И это такое было: тот, которому приходилось его как виновного сажать, а ему гарантия не позволила удержаться, он тоже сюда попал. Магнит притянул.

84. Мы с вами научились гордыми оставаться, вежливость у нас не процветает. Надо было поступать, как это надо: научиться не наказывать, а надо было учиться преступнику прощать. Было бы от этого атмосферно лучше, люди бы такие не были, как они оказались. Если бы они считались со сказкой царя Солтана, они бы согласились, и то они между собою сделали, что его слуги. Они у него заслужили, их надо бы расстрелять, по закону юстиции. Но сказка есть народная есть сказка, она введена есть правда: она велела царю Солтану их пустить по домам. То, что мы с вами сделали в людях других национальностей, люди по истории никогда не забудут.

А вот рождённая Эволюция, всем она как нарушителям прощает. 85. Вот чего нам, этим людям, наша небывало рождённая Эволюция приносит через тело Иванова — нам жизнь, но не смерть. Мы должны этого дождаться, и это надо нам сделать, чтобы мы знали, но не делали такого. После такого вот помилования, у нас не будет рождаться в людях никакой преступник, и не будет между нами рождаться любое заболевание. Административное лицо, он себе откажет своё место занимать, к нему в это учреждение перестанут люди поступать. Этот администратор для себя найдёт свою дорогу, она их заставит сама себя отказать от этого всего. Мы с вами уже пришли, окружили себя, сделали, у нас получилось — люди стали, не такими они поделались, 86. их вежливость, взятая от идеи Иванова, она нас всех до одного человека учит, чтобы мы с вами не ждали от других людей их вежливость, а своей козыряли. Это было бы от всего нам, всем людям мы в этом деле выигрываем этим, во всём нас встречает бытие, сознание.

Мы видим человека одного из всех, он нас не знает, а мы к нему своё извинение послали, говорим ему, чтобы он нас извинил. Мы этим его как такового опознаем, он с нами такими людьми не отказался меж нами разговаривать. Мы ему хотим во всём его деле помочь, он от этого не отказался, сказал нам: «Пожалуйста!»Мы, прежде чем дать ему, сами себе говорим: «Мы тебе даём за то эту помощь. Она должна нам сделать. Своё хорошее мы в этом получаем и говорим: «Спасибо тебе, дорогой ты наш Учитель, за твою такую зародившуюся мысль. Она нас заставила это делать, мы делаем сами.

87. Я так говорил, говорю, и буду я так говорить про эту историю. Она наша, начиналась нами. Это то, что мы сделали, все наши люди. Этого люди у себя не хотят делать, они не находят нужным, их неумение и незнание. А раз они отказались от этого, у них своё пожелание, они его сейчас не бросят — их гордость никогда не оправдает их.

Это мы делаем не для них или нас. Мы это делаем для того человека, кто нас с вами не знает. Мы дом для этого построили, чтобы люди, им нуждающиеся, в него шли и находили в своей беде помощь. Старались в этом доме обнаружить такого человека, кто на это всё нашёл в жизни своё спасение. Не дом тут играет роль, в этом сама Мать Природа, Воздух, Вода, Земля.

Мы, все люди, знаем хорошо, что без этого не обошлось, а самое главное — это сама Природа. 88. Она везде и всюду: доступ Воздуха он даёт во всём, как и Вода, и Земля. Мы от Матери всё сырьё получаем, и вся жидкость идёт для того, чтобы машина ею удовлетворялась. Машине требуется для смазки масло и горючее, бензин, да и Воздух с Водою требуется. А человека дело — во все приборы наблюдать. Ему этот профиль на глазах — водитель видит, перед ним любой знак ему напоминает о расположении какого–либо населённого пункта. Люди должны об этом расстоянии знать, самое главное — это местность, а в этой местности — кто из каких героев проживает. А этим людям приходится знать, стараются об этом живом факте ясно разузнать.

Люди это есть Природа, она без ничего не остается. Возле этой параллельно посажены густой посадкой леса, 89. протекают большие глубокие реки. Всё это даёт людям надпись. А люди здесь едут с разными знаниями и многие национальности. Всем доступно здесь бывать, и знать, чем здесь эти вот люди занимаются, и что они у себя делают. Можно здесь нам встретить по этому сельскому хозяйству, человек может быть простым колхозником. И он может как таковой следовать на любом транспорте и в любой местности, по дорогое той, по которой ему приходилось ехать. Он едет в гости проведать своих близких родных — по письму они сговорились, чтобы встретиться в такое указанное время.

Мы как свои люди обязаны вспомнить про тех наших умерших людей, они тоже когда–то сами не забывали про своих. Их жизнь заставляла своим окружаться, она им место давала, 90. они это место в этом климате сами облюбовали, сказали: «Вот тут мы должны своё время прожить да проделать. Мы этой работы являемся мастера». То есть нас люди старожилы указали, своё время ожидают, а оно к нам приходит со своей идущей атмосферой, которая человека заставляет о ней думать. Она там где–то, она неумирающая жила, она живёт, и будет она так жить, как мы её встречаем. Мы к ней как таковой ежедневно готовились, делали мы сами, эти вот люди, эту вот машину со всеми удобствами. Мы заложили за проезд деньги, нам создали небывалые в своём месте условия. Так раньше господа, наши прежние люди, они этого дела не имели, чтобы на такой автомашине, и на такое большое расстояние. 91. Их тогда частная собственность окружала, они сил таких раньше не имели.

Нам Природа помогла, нашему архитектору, так додумать, так сделать. Мы едем по–новому адресу, нас уже там таких ждут, и приготовились со своим столом. Раньше куда ты мог поехать, если у тебя одна лошадка? Ты смог по местности, по своей, где надо, где не надо. Ты тогда как собственник своего места был, твоё дело одно — что и где взять, то есть раздобыть, и в свой двор любыми способами притащить. А когда оно находится во дворе, мы, все люди, считаем своим добром. Его как таковое бережём, как своё око.

Тогда мы все были такие вот люди, мы такое расстояние в жизни нигде и никак не имели, а сейчас наше условие — мы своё место поменяли на другое, ушли, поэтому наше дело такое. 92. Мы ожидаем к себе своих близких гостей, они едут. Тоже им эта местность интересная: сколько хуторов, сел и городов. Мы этой дорогой проехали да продумали об этом. Мы как таковые никогда тут не были — это нас заставили ехать наши родные. Мы с ними долгое время уже не виделись, а теперь сама жизнь подсказала. Есть на чём сюда добираться — люди сделали такую шоссейную дорогу, которая идёт поселениями, под дворами. Наш автобус дальнего следования, мы едем на своих мягких спальных местах. У нас, таких едущих со всех концов, краев, со своими словами они не нарадуются. Что нам за своё житьё–бытьё рассказать? Мы, они хвалятся, живём в сельской местности, работаем в колхозе механизаторами. Наши дети учатся на инженеров. 93. Мы с вами в Природе то делаем, что люди не начинали.

Они подходят к одному трое, грубо у него десять копеек спрашивают. А он отказывается: «Нет у меня за душой». А ему шлют такое предложение: мол, идём с нами, мы тебе вывернем карманы. Мне деваться было некуда, у меня деньги есть. А сам знаю про эту вот такую историю, она меж молодёжью редко, но бывает. У меня одна надежда в этом осталась перед собою — это мой дорогой Учитель. Я к нему обращаюсь, прошу: Учитель, мол, спаси меня от этого варварского наступления. Будут бить, они и заберут имеющуюся копейку. А сам Учителя крепко прошу, говорю, мол, Учитель, спаси от этих людей, они меня под командою ведут. Моя надежда — это сам наш дорогой Учитель. 94. Прошу его в этом. А Сашка наш близкий, дядя мне приходится — в эту минуту, где он взялся. Я — к нему, он в военной форме. Они видят эту со мною такую штуку, мы пошли. Я был ученик Ровенецкого горного техникума, мне мать дала на обувь денег. Если бы не Учитель, я был бы этими ребятами обижен. А Учитель — тут как тут, он этого человека прислал. Он мне не дал этого сделать. Как же мне, говорит Сергей своей родной матери. Она его как своего сына в этом деле прослушала и сказала ему об этом, как за живой такой факт, он никогда не умирающий.

Приходит сама родная мать этого сына к Учителю, 95. начинает про это вот рассказывать. Уже решилась между молодёжью Эволюционность, она этого мальчика спасла. Этой истории сам Сережа свидетель. Он эволюционно сделал на себе бытие, что ему в этом его сила доказывает таким перед Природою оставаться. Он такой меж нами не один в своей жизни заслуженный. Он это давно хотел попробовать, ему такое грабительство на людях — это впервые. Он его встретил и с ним простился ради самого Учителя. Он стал на пути этого всего.

А разве между такою молодёжью не бывают свои такие необдуманные грешки? Они их одно время на других таких молодых ребятах совершают. Они это не знают, чем наш Сергей окружен. Он не зря утром и вечером на дворе холодной водой купается. 96. Он заслуженный в Природе через нашего дорогого Учителя. Он не имеет у себя таких вот слов или такого намерения, чтобы наши такие вот, как Сережа есть. Он недаром в Природе такую ванну принимает — он в этом всём гарантирован: он не простудится и не заболеет. Его окружил, и такие вот силы он их своим доверием оправдал сам себя. И не растерялся в этом деле, стал Учителя просить. Он как таковой тут как тут сбоку оказался, уже ему энная есть между ними такая помощь. Она не начинается с чего зря.

Она началась, эта вот история, с маленьких ярков и вершин и пришла в большую, огромную балку. Там где это расположилось село с большими тремя улицами, да такими переулками, которые были в этом селе, не признать теперь. 97. Там только примета осталась одна — это колодец: Вода, она оставила след там, где жил наш Учитель, он там свою такую молодость провёл.

Этого он не думал, и не гадал он про это. Это заставил напомнить Сергей, он это выпросил, чтобы о нём Учитель так своими словами рассказал, за это вот самоё село. Его имя Ореховка. Она нашего Учителя с маленьких лет приняла, и он в нём таким, как и все, возрастал, и то он делал без всякого Учителя. Я, говорит Учитель, в этой местности вырос таким шалуном, какого Природа нам не рождала. Все люди нашего села сходились со всех своих концов этого большого села: они сюда приходили для того, чтобы попробовать свои силы на другом каком–либо человеке. Я тоже туда пришёл не для этого. Я любитель, сам не знал, чем я, мол, как таковой храбрец. Из засады по–моему лицу, по губам ударил кулаком. 98. Кровь побежала, я в этом деле заплакал. Он меня ни за что так крепко обидел. Но это есть между таким возрастом.

Были тогда кулачки, они имели такой вот день предназначенный: они тогда на Белый Свет появлялись, когда на арену ложилось зимою по снегу. Филипповка, она человека продержала в своей халупе, в своём собственном дворе. Он, собака, увидел безвинного такого человека, как был тогда я. Надо было соболезновать, а наши люди меня обвинили: сюда не приходят рот разевать, а тут в ход идут по сопаткам кулаки. Так оно и получилось.

А Природа своё в этом недовольство так даром, она не оставила. На войне русско–германской империалистической этому герою руку отбило, он пришёл домой без руки. 99. Вот каким я был: за хорошее — хорошим, а за плохое — плохим. Теперь ты, Сережа, понял обо мне, кто я есть в жизни.

А Юрочке — как своему близко родному — он у меня спросил, а что это есть такое в жизни Эволюция? Ты помнишь, когда–то ты мне писал письмо? Ты мне жаловался на свою такую жизнь — она тебя окружила не так, как это надо. А я твою обиду остановил и сказал: «Не гонись за большим, а будь таким, как тебя родила Природа». Ты мне, что сказал в этом? «Спасибо тебе, Учитель, за твоё ко мне хорошее».

Меня за моё к людям хорошее, они так меня не забывают. Я им по пути свою вежливость вперёд бросаю. Они меня считают, Юра, «Он такой человек наш хороший!». 100. Понял меня, в чем есть Эволюция? В сознании твоём, а бытие само придёт. Юра сказал мне: «Пошёл я за маслом в Должанку, его дают в руки полкилограмма. А вспомнил про Эволюцию, стал, свою вежливость передаю. Перед продавцом ставлю: «Пожалуйста. Вас прошу, дайте мне в руки полтора килограмма масла». Она меня послушалась, и в этом слова не сказала, и дала в руки масло. Я её поблагодарил, сказал: «Спасибо!»Прихожу домой к Учителю, говорю ему как таковому: «Вот я и сделал теперь по эволюционному».

Учителя давно эта история, она на практике делается в людях. Учитель нас всех просит, своею просьбою, и умом нас он окружает, чтобы мы с вами его нигде никак не забывали. Здороваться, и спешить будет надо самому, а не ждать от них, когда они тебе скажут. Ты их беспокой своей вежливостью. 101. Есть такие у Бога его слова: «Не надо иметь сто рублей, а надо иметь сто друзей». Я тебя как Учитель люблю за то, что ты любишь мою Идею. Понял, что ты получил в жизни своей. «Я, — говорит Учителю Юрик, — много раз курил, водочку попивал. А сейчас, дорогой Учитель, этого не делаю». Вот это и есть твоя любовь.

Сашу ты знаешь, он нас как таковых возит на машине. Мы ему себя доверяем, он наш. Он тоже пил, он тоже курил, и мат не выходил с уст. А теперь он переродился на эволюционного человека. Он не курит, он не пьёт и не ругается. За это всё его сделанное я его как коммуниста полюбил и люблю его как Сашку, и никогда его не забуду. Он мой есть ученик. Он делает то, чего я и не думал. А у него родилась мысль, он её мне как таковую решает. Он же за меня, за мою Идею. 102. Таких Сашков Природа не теряет, она их у себя держит как таковых.

Мы это есть все в Природе. Не один такой. Один из всех Сергей есть. Сбоку стоит Юрик. Он не хуже и не лучше, а такой же самый. И другие могут через Природу стать. Они не знают, они не умеют, а то их от этого всего не оторвёшь. Это не Учителя одного такое дело, а нас всех таких дело. Мы его делали, мы его делаем, и будем мы его такого делать.

Эти же самые люди, которые отвернулись от этого дела, они так боятся, как никогда, этого дела. Это для них незнаемое дело — это холодная Вода или белый такой холодный снег. Как ты по нему пойдёшь, если ты с роду по нему не ходил? Это твоё такое бессилие. Не один этот пацан Сережка, он тоже ходит по снегу по Природе, сам разувшись, босиком. 103. Это не наша с вами есть система. Она может передаться самому маленькому такому человеку, которого мы не знаем. Он где–то есть, его силы не начатые, они должны так же само воссиять.

То, что я сделал в этом, его мало. Я помогаю, вы хорошо о деле знаете, больше об этом приходилось бы знать. А кому не хочется быть в Природе таким человеком, кто сам себя сделал в людях для жизни их полезным? По делу человек, он перед нами оказался.

Самое главное на Земле — человек! Он Бог земли за своё спасение, у него силы природные, они помогают всем людям стать в Природе таким, как он. Он есть всему дело, хозяин всей Вселенной. Она его хранит за это дело, и будет она его хранить как такового. Вот чего надо добиться от Природы.

104. И к этому рассказу подключается со своими словами, как он жил со своей родной семьей. Он говорит: «У нас с Любой, женой, было трое детей: один был сын Сергей и две дочки: Катя и Галина. Они в школу ходили, без наставления Учителя они не оставались. Мало чего им приходилось как детям. Они ежедневно Водой холодной зимою и летом обливались, а то, что делалось ими устно, они без просьбы не оставались. Им как таковым приходилось в людях хвалиться, они такие мягкосердечные от родительского наставления, всегда были они довольны. Петро, отец был этому всему, он не нахвалится таким рождённым в семье порядком. Всем казалось, это какое–то дело секты. 105. Петро сам лично говорит: «Я остался доволен всем учением Учителя. Мои дети, они определены. Спасибо за всё его такое наставление. Мои дети по наставлению Учителя пошли в техникум, двое учатся. Без него — мы ни шагу».

Что можно сказать за это действие? А оно делается людьми. Мы тоже такие есть люди, как и все они, мы близкие такие люди. Они боятся, уходят от неё, говорят: «Она есть враг». Какой же есть в жизни враг, если замусолился, весь сделался грязный, ты лезешь в воду, чтобы обмыться? Вода заслоняет тебе дыхание, ты хочешь вынырнуть, чтобы воспользоваться в дыхании. Что тебе это всё даёт, если ты потянул вовнутрь своё дыхание? Ты проглотил живые с Воздуха бациллы. 106. Ты как таковой человек, твоё тело, оно погружено так, как ты окружён в Природе людьми. Ты им делаешь своё такое хорошее, они от тебя слышат, они тебя видят, как ты с ними такими обходишься. Твоё такое тело, меж ними оно в Природе делает то, на что другому человеку приходится смотреть и видеть это всё.

Надо нам, всем людям, браться и делать. Мы, люди, со своим богатством, со своей экономикой зашли в тупик. Гордыми мы с вами стали, ненавистные, умнее от всех, не хотим мы смотреть. Мы считаем: это всё, что мы делаем, оно не наше, оно чужое. Мы есть Природа, которая нам рождает свою небывалую мысль. Она нам, всем людям, рассказывает про нашу жизнь, как мы на Белом Свете так хорошо и тепло прожили. Да, мы много пищи поели, а одежду фасонную да тёплую сносили, 107. а в доме со всеми удобствами мы с вами прожили. Казалось бы, нам, всем таким людям, жить в этом добре. А они заболели, простыли и умерли на веки веков. Они теперь лежат все в прахе. Они ждут к себе на помощь Эволюцию. Она нам, всем людям на Земле, простит, и нам таким скажет. Ну что ж, жили, живёте, и будете так вы жить по–самодержавному, по–капиталистическому, по–революционному, по–коммунистически. От вас это всё право не отбирается, как вы жили. Вы делали своё дело, не доделали. Вы при начале умерли, умираете, пока у вас не родится то сознание, которое определит своё бытие. На ваше место придёт сила природная, вам на смену вашей всей жизни. Это Эволюция беспокоит: вашего места не станет, всех вас до одного человека распустит по домам. 108. Это время идёт, оно обязательно будет. Эволюция на носу, вот–вот придёт. Она нам всем скажет и прогонит всех нас от себя.

Я еду в Москву не зря, чтобы так это наша поездка осталась бесследно. Мы с вами едем к тому человеку, кто нас никогда не видел, и не ждал он нас, а он услышит про Учителя, у него народится своего рода желание. С нами он встретится через наше одно дело, которое ему будет надо. Это ему надо здоровье, оно мною даётся не ему одному, а многим — всем нуждающимся больным людям. В числе этого всего окажется на арене он. Он скажет своё слово, попросит Учителя, чтобы Учитель ему дал его здоровье. Учитель будет рад этому всему, что про него не забыли эти вот люди. Они пришли и с собою привели этого малыша. 109. Он был рад, что он встретился с Учителем. Учитель его принимает: как и всех, так он его примет. Он будет делать, что делают все люди: он вместе с ними окружит себя Идеей Иванова и будет здоров. Вот по этому всему мы едем 24 декабря вечером «Тихим Доном», вагон 3.

Мы — без всякой мысли, которая нам вперед даёт дело. Оно это есть наши люди. Мы им везём свою силу воли, чтобы эти вот люди никогда и никак не болели и не просуживались. Им будет от этого естественно хорошо и тепло. Не думайте и не гадайте про наше житьё–битьё, оно солдатское горе. Мне так очень холодно, я терплю не для самого себя. Моё терпение это все есть люди, они живут в Природе хорошо и тепло, 110. а я живу: мне холодно и плохо, не боюсь Природы, не страшусь смерти. Живу я вместе с Природою, ежедневно её встречаю и провожаю. От неё беру силы, их раздаю всем. Я тоже есть частица маленькая, мизерная, но начальная к жизни, но не смерти.

Еду в люди, им везу здоровье. Строю, ставлю на ноги Эволюцию. Если я такой буду надо Природе с таким делом, с такой мыслью, то она меня сохранит. Она меня ведь такого родила, чтобы приходилось ехать и там своё найденное им отдавать. Они его берут, за это всё, даденное мною, благодарят. А блюститель этого порядка, он претендовал, говорит: «Этого нельзя будет делать». Это здоровье, которое даётся мною, я его не продаю, не покупаю, а отдаю сам лично всем этим людям.

111. Есть в Жданове Сартана, ул. Курганная, 10 Поклонский Михаил Иванович. Он мне такому верит. Как только какая беда к нему пробирается, он видит горе его, у него на это есть для защиты Учитель. Он ему как таковому в его жизни помогает. Он Победитель природы, Учитель народа, Бог Земли. Он знает за это хорошо, у него как такового получается. От него это всё не отберёшь. Он говорит, по всему этому есть правда, она между людьми так выросла на человеке. Он не раз встречался, говорил, видел мою всю на человеке полезную помощь.

Я принимал в городе по ул. Торговой, 16, а у него была любимая кума. Она мне так сказала: «Я была в бабок. Я была, — она говорит, у дедов и профессоров. Никто моему радикулиту не помог». Я ей как таковой больной говорю: «Ты неверная душа. 112. Ты не верь мне как таковому. Ты поверь моему делу. Пусть я перед тобою останусь в вине. Я тебя приму. Так приму для всего Мира, чтобы они знали твоих бабок и дедов, да профессоров. А потом ты сама о моём деле скажешь. Я буду тебя так принимать, как принимаю я вас всех. У меня люди все одинаковы больные, нуждающиеся в помощи. Мне твой радикулит не будет надо, — я ей говорю. Мне надо будет ты, живой энергичный человек, твоё тело!»

Золото всё снимаю, а силы ввожу, Воздуха хватает, Воды — море сбоку. Я тогда не купал, у меня помощников никого не было, был я один для всех. В Жданов дорога моя одна: Миллерово, Мариуполь — станции. 113. Меня часто встречал на Сартане Поклонский. Он меня считал своим близким по его детям. Особенно Леня и Николай, они были у меня. Я так поднял на ноги город, все люди были этим довольны.

Что мне такому приходилось делать, об этом узнали врачи, но с моим таким делом были согласны. Даже блюститель города молчал. Словом, эта тишина, она меня заставила обратиться к советской власти. Мне думалось, так надо поступить. Я к председателю горисполкома со своей историей, она его встретила впервые. Он не смог от этого отказаться. Люди его получали здоровье, они всему дело. Как избавиться от такого человека? Уже было в Николаевской области в станице. Я там одну принял женщину с головой: она носила двенадцать платков на голове, ей холодно, и всё. Что за диагноз? Ни один врач не смог к этому привести, чтобы определить точный диагноз. 114. Болезнь не уходила, а стояла, она жизни человеку не давала.

Я эти платки снял и оставил её в батистовом платке да ещё зимою. Где взялось для неё тепло, скажите, пожалуйста? Люди пригласили, чтобы Учитель им помогал. А советская власть, она видит правду, как от неё сдыхаться? Берут, везут из своего района в другой — пусть он наших людей не беспокоит. Я тут через районную милицию — они меня держали в своих условиях, старались вести свой разговор. А в дверях стояла толпа людей с требовательностью: «Отдайте его нам, он не виновен».

И так они держали до самого вечера. Люди разошлись, они меня на станцию сажают, а другие говорят, чтобы я на первой остановке сходил, и опять в город. Они в этом не нашли вины, только хотели, чтобы он людям помогал. 115. Я так делал, мой труд не уставал. Я трудился на благо всего человечества. Вот, что я делал в людях.

Я не сажусь — на ноги стал, стою, стоял и буду стоять. У меня здоровье природное, естественного характера. Это мои друзья: Воздух, Вода, Земля. А для меня средство есть везде и всюду. Я принимал не в одном Жданове. Для меня Природа, она имела место в Сталино и в Макеевке. Принимал я в Харцысском и в Амбросиевке на улице Урицкого. В Усима Тараса Васильевича. В Енакиево, в Хоцапетовке. Мой был приём в Дебальцево, в Чистяково, в Снежном, в Крандычевке, Красном Луче. Тоже принимал в Ворошиловграде, Харькове, в Киеве в Шевченковском посёлке. Словом, — в колхозах. За это никаких денег не берётся. А если дают, — это всё идёт на сохранение меня лично. 116. А когда меня люди так все опознают, это не будет браться, вся потребность не будет нужна.

А сейчас я еду с людьми для встречи с учёными. Они хотят, чтобы я как таковой в жизни им рассказал про свое житьё–бытьё. Они будут меня слушать не как частного собственника, человека капитала. Он мог быть и в данное время коммунист, экономист, умелое лицо в этом. А сейчас придёт на замену человек эволюционный. Он сознание своё заимеет и определит бытием. Он будет природным человеком — неумирающим. Его это дело всё это сделает в Природе, чтобы не получилось в жизни то, что было — не вернулась обратно наша нами развитая на нас смерть. Она нас не будет обижать. Люди в Природе, они своим поступком в ней заслужат. 117. Люди по всему этому так умирать не будут, их Природа пожалеет. У них поток сменится, больше делать они не будут.

Им поможет Эволюция, она их так научит жить: не будут ложиться сегодня спать, а про завтра думать, чего будет надо кушать день. Пришедшее время, оно не принесло с собою кушать. День — такой день: он без аппетита, вкуса у него нет, а есть одна энергичная сторона, она всех нас принимает и окружает. А чтобы кого–либо от себя прогнать, этого день никакой недели, он делать не сможет. Его дело одно — он с самого утра пришёл, и ушёл он вечером. Мы, все люди, это видели, мы слышали. А чтобы его как такового пришлось уловить, мы это не сделали. Он для нас оказался таким небывалым днём: побыл и тут же возле нас исчез. Мы не смогли даже рассмотреть — он от нас ушёл, его не стало.

118. Мы с вами ждём другой — небывалый. Он нами встретился так, как никогда. Мы его, как и всех в этом, проводим. Наше дело одно было — встать. На Солнышко не надо будет смотреть, не надо его своими умами гнать в высоту. А мы это делали, делаем и будем делать. Наше время, оно не стояло, оно с одного в другое двигалось, а нас, таких людей, заставило, чтобы мы такие готовились. У нас на это есть дело, оно нами делалось. Мы вчера про это думали, а сегодня приготовились делать. А в самих себя в руках держим нож, он нам помогает чистить картошку, крошить её. Суп с пшеном, он нами на огне варится, мы сами готовим. А у самих аппетит развивается: поел бы — на наше такое дело не до устали.

Мы люди все такие больные, ждём завтрака. Ещё не приготовились, как следует, надо остыть. А желудок как никогда раскрыл свои проходящие условия. 119. Желудок, он так развит, как никогда, к себе ожидает нового продукта. А когда новое поступает, то старому приходится оттуда уходить. Это делалось Природою, оно и делается ею.

Только закатилось Солнышко за вот эту гору, оно уже ждётся восхода. Мы это сами ждём, а пришедшее гоним вон. Так и жизнь наша людская в Природе делается: только мы с вами народились, произошли на Белый Свет, уже стали думать, а потом делать стали. Это их дело они сделали, у них получилось.

Это частная собственность, она стала делаться человеком одним. Он жил, ничего не думал, у него никакой нужды не было и не будет до того момента, когда к нему придёт второй человек. Он её дождался, она к нему пришла как таковая, она есть, она стала его как такового своим умением учить, он её так стал слушаться, как никогда, никто. 120. «Я, — говорит, — одна крестьянка».

Она приехала на базар, привезла с собою много съестных продуктов. Она весь год напролёт на своей Земле всё лето буравила. А когда было нужно ей, она собралась. Этот продукт она сберегла, а теперь она со своей силой, с умением приехала, и по своей придуманной цене всё это реализовала. Ей потребовались деньги, она их собрала. А люди это подсмотрели, пошли на преступление — это всё ограбили. Их за это обнародовали, их добро осудили. А юстиция крылья распустила, этого человека опутали, дело на него такого создали, и везли как обиженного сроком осудить. Администратор этому делу был рад — к нему прибавилась живая душа, она заставила, чтобы за ним как таковым смотрели и давали покой в этом. Он сидит на замке — ему это сделала эта не людская тюрьма.

121. На Севере лежит не такая погода, там не такое условие, как на Юге сам климат. Здесь Земля грунтовая, мы за нею так ухаживаем, так на ней труд закладываем. Говорим: «Если бы эта вот Земля, которая нам в одно время даёт урожай не плохой, а хороший». Мы с ним физически управляемся и убираем его вовремя как ценность, это всё засыпаем в закрома. Говорим: «Это есть наше собранное для жизни богатство».

Для нас есть мёртвое в капитале богатство, мы его храним, как око своё. Оно надо любому и каждому человеку, он им так вот живёт: мелит на муку, делает тесто, его печёт. А хлеб есть хлеб, чем человек одно время живёт да думает, как бы на следующий год обхитрить Природу. Она нам не каждый год даёт свой урожай. Природа Мать наша.

122. А вот на Севере водится зверь — кровожадная единица, она хищная. Особенно между нами живёт бедно заяц — у меня и заряд приготовлен на него. А бывает в дороге всё: идёшь по Природе, а где тут, как тут, возьмётся волк — и на это есть патроны.

Это в Сталино семья: Макеевка, ул. Малиновского, 97. Индекс. 339014. Игнатьевы Павел, Надя, Люба, Сережа, Саша. Сперва женщины две принимались, они взяли, бросили. А их взяла болезнь прежняя крутить. Они не растерялись, скорее к Вере Воробьевой, она им посоветовала обратно к учению Учителя вернуться. Они стали делать то, что их учит Учитель. Они стали делать, чему всех людей учит Учитель. Он всем прощает.

123. Теперь муж взялся за это дело, бросил курить, водку пить. А взялся за учение его, он учит всех одному. Даже дети, они тоже восприняли учение Учителя, просят его, а он им помогает. Где только они не бывают, и чего они не делают, с ними беда встречается — они тогда к Учителю, скорей его просить. Эта беда, она, где девается. Ребятам в голову не идёт учиться — они к Учителю тоже с просьбою. А память появляется, и также боли всякого рода исчезают. Как же не благодарить в этом Учителя!?

Мы же в прачечной стираем бельё больницы, это же работа, она такая тяжёлая. По времени, уже надо будет болеть, а у нас проходит всё удачно. Мне надо не хвалиться, а говорить за это всё: «Спасибо нашему дорогому Учителю. Он нас в этом спасает, и будет он нас спасать, мы его есть ученики».

124. Вот какие проходят меж людьми и Учителем прекрасные в Природе дела. Надо бы не делать. Учитель говорит: «Иди вот это расстояние разутым»— я иду, его слушаюсь. Люди, все они на тебе сделают, ты же больная женщина. А раз больная, болезнь люди снимают с дороги. Они тебя как такового увидят и чего–либо скажут, может, даже в этом посмеются. А смех бывает на твою сторону: возьмёт, болезнь и уберёт. И это бывает. В Природе ничего не пропадает.

Хожу, милые мои вы этакие люди, я слышу этот холод — он же во мне такой находится. Я хожу разутым не из–за того, что я вроде Святой. Я хожу, милые мои люди, я вам пожалуюсь, — из–за болезни. Она меня мучает, я иду. Учитель зря не заставит, у него к этому есть душа и сердце, он нас этим жалеет. Хочет Природу за это заставить, чтобы мы в этом не мучились, не болели. Так по его получается на Белом Свете. Это делалось, оно делается, и будет оно делаться.

125. Мы ещё не рассказали про всех. А вот самое это у нас есть в людях. Мы её называем экономка. Она Марка жена, Ольга. Какая она верующая в это, говорит по своему этому выводу: «Это обязательно будет, это дело, которое Учителем делается. Это всё надо людям, они спокон веков это ждали. А теперь он и к нам не сверх естественным пришёл, как будто его Небо спустило сверху. А он таким родился, как и все люди, произошёл так он. Он воспитывался человеком. Он в людях делал тридцать пять годов. Всё он делал, всё он творил в людях, убивал животное, воровал. За это он ловился, его люди водили, как это надо. Он знал, это всё делали, они без этого всего не оставались. А работал очень тяжело, но надо было делать».

Она тоже это делать делала в этом 126. эта Ольга. Она хотела, чтобы Учителя Победа произошла. А Учитель ещё не подготовлен. Как в гостях ни хорошо, но дома лучше. Я так думал: «Неужели так люди понимают? Люди хорошо знают, что это всё проходит так, как никогда оно не проходило на человеке. Я кричу на весь Мир, на всю Природу. Она ведь слышит, она ведь видит. У неё есть такие силы, с которыми нам надо считаться. Кто может сам себя заставлять, чтобы ходить так по снегу, да при таком холоде или морозе? Этого всего мы с вами, все люди, не хотим. Даже такой мысли такого дела мы как таковые люди не хотим знать. Это есть великая для нас Природа, она нас повышает, она нас понижает. Это есть не сами люди, а сама из всех она. Наше дело одно — надо подумать».

127. А если бы в этом деле не было такой правды, которая знает о тебе? Она свои силы оставляет следом. Это же есть та самая единица, которую мы решили обогнать. Это же наше есть Солнышко, оно находится от нас высоко и далеко, а свои лучи оно распростёрло — оно хочет человеческой жизни в этом помочь. Мы для него люди такие: если только рано утром с постели поднялись, уже мы своими глазами внимательно оформили, говорим: «Наша это в Природе беда, она с нами вместе как с таковыми, она от нас уходит». Это не первое явление такое в жизни проходит. Всё это мы с вами видим и хотим громко об этом всём сказать. А часы наши стенного покроя свои стрелки показывают: вот–вот, скоро. Пока двенадцать. 128. Вот какое дело в этом нашем местечке. Мы с вами так давно по этой части проживаем. Наше дело такое, как это полагается.

Моё это имя и фамилия уже давно живут. Мы так всё это дело делаем. Мы говорим, доказываем с нашей стороны, которая держится Природой. Она нам ничего такого в жизни показательного, у нас этого нема. А вот сама Природа, она сможет из человека сделать то, что это надо в его такой начальной жизни. Мы ведь такие есть люди: только что встали с постели, мы через своё окошко на атмосферную систему смотрим. Это же первого дня, его такое начало. Как мы с вами долго и неожиданно мы это проследили. Казалось бы, скоро оно от нас такое ушло. Мы с вами это вот не ожидали, и не это вот мы видели. 129. Нас скоро неожиданно встретит наша незабываемая стихия. Людям надо будет стоять на своей стоянке, чтобы не было, на что надеяться. Это будет нам указанная такая дорога, она нас приведёт как никогда к дому. А там у нас таких людей сохраняются злые дворовые собаки, они хозяина предают, у них есть как никогда проигрыш.

Мы, люди такие, учимся очень много и хотим знать немало. Как смотреть приходилось на это. Место мы с вами захватили, считаем, это дело наше. Оно облюбовано нами, такими людьми, кто это вот ценит, хранит его, как око своё. Мы с вами это место захватили, хотим сказать: «Это всё наше». «Я, — говорит человек нам всем, — то я делаю, что делают все наши люди. Они не помогают никому, а вот мешать своей мыслью, они мешают. Их будет такое дело. 130. А я такой есть человек, которому надо низко поклониться, и сказать всем своё спасибо за то, что я так много для этого дела сделал». Обо всем Природа не молчит: она рыдала, она рыдает, и будет она за это рыдать. Человек идёт по пути, по той пути, по которой ещё люди не ходили. Мы с вами как таковые в жизни своей не хотим, чтобы сегодня вот на этом месте не получилось то, что будет надо.

Я, говорит Сашка, наш ростовчанин. Он видел меня на сияющем Солнышке. «Как виделось ясно», — он рассказывает всем сидевшим близким. А Николай тоже. Он ехал в метро и начал вроде чего–то рыдать. А мне он говорит: «Кажется, я нахожусь в бездонной атмосфере. Это было одно Небо голубое. А звезды ясные себя так показали, которые стали сдвигаться: «И вот ваш Учитель», — образ на арене показался.

131. Это есть и была одна истина, она всем ясна, она должна в этом быть. Люди об этой истории слышали, но видеть, они не видели. А только она тихо–тихо ложилась, и много времени она лежала. А вот мы как таковые люди боимся, считаем, это для нас враг есть, а его надо удалить. Я к этому всему готов любыми средствами помочь. Я стою на арене одного — это есть здоровье, которое надо всем нашим людям. Вот чего я в этом всем добиваюсь.

Люди эти вот, которые получили от него личное здоровье, он пришёл вместе с Учителем к министру торговли с просьбой, чтобы Учителю разрешили купить машину у государства без очереди. Учитель просит людей знающих, чтобы они заручились как за истину. Она была, она есть и будет. 132. А это будет надо нам, всем людям. Они этого в жизни своей добиваются, они хотят помочь нашему дорогому Учителю для того, чтобы к нам приезжал и нам давал своё здоровье, которым мы, все люди, нуждаемся. Учитель эти средства нашёл в Природе, ими он окружил себя. А теперь ими хвалится, говорит всем нашим людям: «Ваше дело одно — унижение, то есть просьба ваша. Надо просить меня. Я этого от вас заслужил.

У вас появилась беда, одно из всех горе, от этого всего приходится очень трудно избавиться самому человеку. Это всё сделала Природа — она его как такового выбросила на Белый Свет. Она этого не хотела, а пустила в ход своими ногами ступать, а глазами смотреть, быстро видеть. 133. А когда тебя окружает какая–либо беда или какое–либо горе, оно даётся нам Природой. А в Природе один я — Учитель, — кто болеет о Природе, о людях, считает их дело ошибкой. Оно нас всех так нехорошо в жизни своей окружило.

Я хочу упросить нашу родную Мать Природу, которая имеет душу и сердце, нам всем таким людям за всё наше сделанное простить. И больше она не будет нас таких беспокоить своей бедой и горем. Мы как таковые упросим её, будет дело. Она всему этому добру, у неё Воздух, у неё Вода и Земля. Они посадили это тело человека, а ему не пожелалось одному такому жить. Он раньше мысли не имел такой, чтобы за другое какое–либо думать, и он об этом не думал ничего такого. А сейчас люди богатого характера, они не забывают за прибыль. 134. Она ловит, она хочет, она не перестаёт так думать, как думают о прибыли богачи. Они с Природы берут плоды, она им даёт без конца и края. Это всё люди делали, они делают, и будут они всё время делать. В этом деле им не хочется оставаться одному. Это всё делает природа. Она для этого рождает одного живого индивидуума, а к нему другое какое–либо, лишь бы оно было такое, которое надо будет для Природы.

Надо Природа. Это такая вещь в жизни, она необходима. Человек, он для этого народился, чтобы возле себя был другой человек, такой, как мы не хотели. А оно в Природе родилось, он или она этого захотела. Ему или ей далось право это сделать, человек начал в жизни это делать. Не сумел одного сделать, как другое было надо. 135. Мы со своей наукой не стоим на одном месте, а обязательно движемся дальше. Так же само и всё остальное ходит взад и вперёд, думает из одного в другое. Разве можно остановиться на одном том же месте?

Я как таковой роюсь в этом самом, хочу эту истину раскрыть. Поэтому я должен быть в Природе таким, как есть, не должен свои силы потерять. Мы так об этом деле узнали как никогда, стараемся в людях это сделать, чтобы наши все люди, живущие на Белом Свете, были здоровыми. Вот тогда–то будет, чем хвалиться.

Я, — говорит Учитель, — к этому иду и за собой веду людей. Они должны мою Идею поддержать, и то они должны сделать». 136. Всему дело это есть люди, они должны это сделать. Только что проглянули глазами и наступили на ноги, а тут, как тут, где взялось дело. Оно никем не было тронуто, и никто за это вот не брался. Мы всегда, как только начинаем встречаться с каким–либо первым делом, то нас это заставляет об этом думать, после чего мы делаем — хотим сделать это дело, чтобы был живой показательный факт. Это всё делалось человеком, и им делается то дело, которое началось.

Первое дело — он умылся чистою холодною водою. Ему стало свежо, он себя от этого, от Природы сам защитил. У него есть какое–то недоверие ко всему сделанному, он стал сам защищаться. На себя, на такого человека, надел рубашку, одел брюки и ботинки. 137. Шапку на голову натянул — сам себя показал в красоте, сделанной им. Он уже технический в искусстве человек, ему надо химия. Он прожил с нею семьдесят лет. Тридцать три года окружался со всеми людьми. Как они жили, так они остались на своих местах, а я эти свои собственные индивидуальные мысли оставил и пошёл в Природу искать общего характера мысль. Она нас всех так окружила. Мы, все люди, остались этим довольны.

Моя мысль, это есть Природа, она меня так научила быть между всеми людьми полезным. Она мысль мне такую создала, которая стала нас всех учить одинаково: все стали учиться в Природе одному естественному природному делу. Это надо всем нам быть здоровыми людьми. Они должны общими силами, все до одного человека, окружить себя, 138. и то мы должны, все до одного человека, делать одной мыслью, для всех одинаково мы должны делать.

Природу надо любить, уходить не надо, общими силами надо жить. Мы с вами такие есть люди на Белом Свете: ещё день завтрашний к нам не пришёл, мы к нему к такому небывалому приготовились. Мы никогда этого дня не видели, и не знаем, какой он и к нам придёт, а у нас есть всё для жизни нашей: есть пища всякого рода, есть наша приготовленная одежда, и есть жилые дома со всеми удобствами, а мы в этом дне умираем. Что нас заставило умирать? Наше незнание.

Мы вооружены для того, чтобы жить, а на нас, таких героев, как мы сами себя показали в этом, нас за наше всё, сделанное нами (мы Природу не любим, наша гордость в Природе плохая) на это всё Природа смотрит, убивает всегда за это.

139. Оружие, не оружие — это всё не помогает. Разве Якубовского смерть была ясна? Он умер так гордо, как все помрут. Они не хотят быть вежливыми и в холодном, плохом. Мы же учёные люди, мы умеем жить, хвалимся чужим, говорим: «Это всё наше». А когда мы помираем, чьё это есть место? Мы его захватываем, стараемся на нём жить столько, сколько нам Природа даёт своего времени. Она распределяет всё это, она захочет — она сделает, у неё на всё наше вооружение есть свои силы, в бараний рог свернёт.

Мы живём вчерашним делом, мы то делаем, что делают все: от людей мы уходим, мы их не любим, вниз их посылаем. Только заболеем — мы, скорей, «Скорой помощью»в больницу. Какое наше такое желание есть другому человеку? Сам не хочешь, а другого посылаешь, там умирают люди, а тебя как больного туда везут для здоровья. 140. Вот, что мы с вами делаем другому. Сами не хотим, а другого посылаем.

А моя общая мысль ведёт всех нас к тому, чтобы не уходить от другого, а наоборот мы ищем бедного нуждающегося человека, перед ним извиняемся, хотим ему помочь — это наша такая задача. Мы его любим и помогаем ему. Наша задача, чтобы люди жили одинаково и не мешали друг другу своей ненавистью. Мы не индивидуалисты, не собственники своего места. Мы просим всех нас людей, чтобы мы такими вот поделались. Наше есть ваше, а ваше есть наше.

Мы с вами, все люди, не хотим умирать. А раз наше всё нами сделано, нас Природа не жалеет, а нас за это вот сжигает. Мы в этом сами заработали, нас наше незнание крепко окружило. Мы не имеем средств, и на это нет человека. А только есть у нас каприз и гордость.

141. Семьдесят девять лет жить так, как живёт наш Паршек — не фунт изюма. Он не нуждается ничем, его средства природные, естественные, независимые, он делает для Природы пахучее. Все люди этого времени, они со своим добром, от их тел воняет — в Природе так даром не пропадает. А вот сегодня такой день — он этому году есть начало. Мы свою жизнь делаем за счёт того, что было, мы имеем в запасе, у нас есть, в чём жить. Мы с вами ещё не жили, а у нас есть всё.

Я как таковой в жизни человек — не с таким мнением, не с такой мыслью, и не с такими силами. Надо будет согласиться с живым телом. Он же делает не то, что делают все они, им Природа воздерживается, не даёт. Вот какие происходят жизненные дела в людях.

142. Раньше до этого вот времени таких не было автомашин. И не было таких автобусов, чтобы за такую скорость такое расстояние люди добирались до своего места. И такого удобства в поездах пассажирских тоже не было. Люди о людях беспокоились, ухаживали друг за дружкой. Мы только брезгуем другим человеком, да ещё как. Есть это рубашка, это тряпка, она мысль тянет назад. Мы с вами в 1976 году запаслись фондовым запасом на 1977 год полностью. Сами думаем жить, но то, что мы будем умирать в этом году, нас это дело не касается — у нас на это силы свои есть. Только с нами наша Природа не считается, берёт свои силы подсылает. Она нас врасплох встречает за то, что мы в ней ничего не делаем, чтобы наши тела не терять, стараемся чужим огородиться и сказать свои слова: 143. «Я же наелся и оделся до тепла, мне теперь жить надо».

С нашим всем этим она не считается, берёт и нас как таковых наказывает своим здоровьем. Мы не предупреждены этим, не хотим и не умеем, считаем себя в этом сильными без всякого этого дела, которое нам наш дорогой Учитель преподносит — это наше счастливое и хорошее здоровье. Он им, таким пахучим и энергичным своим телом, перед всеми людьми хвалится. Он нам как таковым рисует картину, которая есть в Природе, неумирающей и неисчезающей. Это для нас есть Воздух, есть Вода и наша Мать Земля — милые мои и ваши неумирающие друзья. Они мне во всём помогают и так же вам через имя моё: «Учитель, дай мне здоровье!». Если это вы от этого всего получаете, то вы такие уже, как Учитель наш есть. 144. Он пока такой один. Но скоро раскроются такие вот ворота, будет доступно нам всем.

Мы же есть люди такие, как все мы, зависимые от неё. Нам — «Дай!», мы больше ничего не понимаем, да ещё побольше. А когда мы этим окружаемся, то мы уже делаемся техническими, искусственными, в химии, людьми нелегальными. Мы Природе не пахнем, а воняем. Кто же нас таких людей в этом полюбит?

У нас есть один человек в Природе, проявил свою любовь, желает нам всем счастье, здоровье хорошее. Как хотите, меня судите, я от вас никак не убегу. Я этому делу есть в людях болельщик, хочу, чтобы мы, все люди, на Белом Свете не готовились сегодня, чтобы завтра им пришлось жить. День небывалого характера, он и к нам впервые приходит, свои силы он и к нам несёт. 145. А мы как таковые люди с добром, считаем, что мы без этого добра жить не сможем. У нас есть для этого дела зубы, мы ими кусаем, жуём до самой слюны, до того, чтобы с Воздухом проглотить. Мы глотаем, мы посылаем туда, куда это следует, — в желудок — в то самое место, где это горит, киснет на непригодность. Мы сами это вот делаем, у нас каждый день то же самое в жизни своей. Недоели сегодня, то доедим завтра. Этого Природа не ждала, она от нас ждёт другого — сознательности, чтобы тело не употребляло. Люди этого не хотят делать, у них всегда старая история лежит в Природе, чтобы весь год напролёт делать, чтобы это дело давало прибыль какого–то материала. Он у нас собирается запасом. 146. Мы его бережём, как око своё. Он у нас лежит годами. Мы говорим сами, для этого мы годами делаем, годами упраздняем, только не знаем мы, где это девается.

Природа не стоит, она нам ежеминутно даёт своё новоё, мы от неё получаем, а вот то, что надо, мы только думаем, а чтобы получить, мы этого не хотим. А у нас оно не получается, у нас цель одна — как бы его родить у себя хорошим и тёплым. Вот мы, какие есть люди на Белом Свете, такие любезные, доброжелательные. Лишь бы мы с вами надумали, а сделать, мы сделаем обязательно. У нас на это есть ум, наши глаза, что видят, а руки наши, они мастерят любую вещь, они сами это сделают. У них на это добытое сырье, из него заводами делается продукт, а из продукта создаем деталь. 147. С этих деталей делают объект. И это всё перед нами стоит мёртвый капитал. Это всё делают люди технического характера, да ещё они огорожены искусством, введена химия.

Чтобы сказать, это всё живое? Оно — неодушевленная сторона, может исчезнуть, а чтобы жить естественно — живым, энергичным, независимым для того, чтобы не умирать, то есть не исчезать этому телу, мы не заслужены в людях. А раз мы не заслужили в этих людях, нам некому нас оправдывать. Мы заболели, у нас есть недостаток, мы с вами думаем, как бы от этого всего избавиться, у нас нет того средства, и нет того человека, который бы смог это заболевание упразднить.

Хоть гриппа воспаление, от которого врач выписал Владимиру Алексеевичу на всю неделю медикаментов. 148. Если это так, что может быть от этого всего лучше. Я был болен гриппом, у меня температура 38 градусов, а я Учителю по телефону звоню, говорю, у меня температура. А мне Учитель говорит, чтобы я искупался в холодной воде. Я его как Учителя в этом деле послушался, искупался под душем, мне стало легче. Я Учителю звоню опять, говорю ему: «Стало мне легче». А он меня посылает на снег разутым. Когда это всё провел на себе, то мне стало лучше. Я избрал такое время, когда удалось созвониться с Учителем, ему как таковому за это всё, сделанное им, благодарю. Спасибо и спасибо тебе за это всё, что ты от меня прогнал своим учением злейшего врага — это был на мне грипп. Владимир Алексеевич говорит за это всё, что ты это делаешь. Тебя я поздравляю с Новым годом, с силами своими. Особенно с нашими болезнями, они от этого всего исчезают сами. 149. Это для них есть конец жизни. Мы общими силами с дороги удаляем врага. По этому всему делу дал Учителю своё слово, чтобы приехать к Учителю, его надо поблагодарить, об этом Учитель знает.

Он нас к себе ждёт всех заболевших, больных людей. Чем бы только он не заболел, лишь бы обратился нуждающийся, больной человек — он же заболел своей болезнью, которую посадила Природа. Она с этим делом не посчиталась, взяла и напала на маму. Учитель Варвару Ивановну — он её зовет мамой, ей 90 лет — с нею в декабре встретилось. Стихийная по старости своя неожиданная болезнь, она её по старушечьему делу скрутила. Я, говорит, с Учителем, заболела, передаю Учителю всё заболевание. Она болеет, о чём узнал Учитель. 150. Передаёт дочери её Дусе, чтобы Дуся ради её болезни, чтобы она взяла пять рублей и нашла человека нуждающегося, и ему дала со словами: я, мол, даю за то, чтобы не болеть ничем. И отдай. Она это сделала, и у меня пошла на убыль эта болезнь.

Но самое главное, чтобы, Учитель наш дорогой, Спаситель нашей жизни, так наша Варя Ивановна сказала: «Он приедет 25 декабря. Мои ножки не ходят так, как это вот следует. Приходится ждать Учителя в Москву, он дал слово обязательно приехать. И Татьяна Федоровна тоже заболела. Надо быть Учителю, а время не указала. Я, говорит, со своими глазами всех заставила, чтобы люди обращали как на болезнь своё внимание. Мы дождались времени, нам Учитель говорит. Встретили люди москвичи с поцелуем. А Тамара, дочь Татьяны Федоровны, она со слезами встретила Учителя. 151. Она стала просить, чтобы Учитель ехал к ним, к Тамаре. Он дал слово ей быть у них.

Мы старались в таком виде меж людьми пробраться по перрону до стоянки такси, чтобы дежурный по распределению такси дал нам вне очереди. Мы это всё от него получили, нас наши обстоятельства окружили. Мы поехали прямо по переулкам на проспект Мира мимо Выставки до Медведково. Нас водитель привёз к нашему дому. Нас встретила своим ожиданием Татьяна Федоровна, с радостью окружила нас своим поцелуем. Она стала просить прощения, чтобы я как таковой её простил за её прегрешения. Они, все люди, этого названия, хотели и считали себя грешными. А кто за их дело, сделанное ими, должен простить? Они технические люди, искусственно окружённые, а химию себе ввели. Это не естественная сторона, чтобы не быть зависимым. 152. А чтобы Природа оправдала тело человека, чтобы в Природе остаться на веки веков независимым живым энергичным в Природе телом, чтобы тепло не искусственного порядка создавалось, а естественного характера. Я, говорит Татьяна Федоровна, по всех наших людях, которые обращали большое внимание на мою изложенную болезнь, она их заставила, на меня думали не так, как мне хотелось. Это болезнь из болезней, она меня так окружила, как никогда. Она ожидала приезда Учителя, он только мог помочь в моём горе.

У него на это есть средства, они распложены в Природе. Только силы его, они найдены естественно, чтобы человек этим добром пользовался. Это не продающаяся единица, она близкая к нам, с нами вместе как никогда окружается: 153. Воздух, Вода, Земля — это неумирающие везде и всюду милые друзья. Их заставляет условие, где захотят, там они и окружаются, это их сила. А мы люди такие есть, которым всё это надо будет, люди наши этим нуждаются. Воздух их тело окружает, а внутренность удовлетворяется. По Земле ногами ступать, глазами видеть. И тут же в Природе рождаются небывалым живым, быстро бегающим. Это животное, его надо будет убить или поймать для своего употребления. Мы это в Природе родили, то разреши его такого живого зарезать и так разделать, чтобы употребить как приготовленную пищу. Она нами делается, мы её на огне варим, с водою готовим, а потом это всё поедаем как хороший вкусный продукт.

154. Это наши такие вот в природе действия, мы в них болеем. А раз заболели мы в этом, нам надо будет помочь, чтобы мы не болели. Природа нас окружила, на нас она набросилась и хочет нас как таковых от себя убрать — мы оказались в ней непригодные в её жизни. Природа любит пахучее ядро, энергичные действия.

Берите восходящее Красное наше утрешнее Солнышко. Оно нам показалось в атмосфере без всяких туч. Оно еле–еле взошло, и своими лучами тёплого вида Природа лучами осветила, вся энергия из жизни на Земле ушла. Мы этакие вот люди живого характера, воздухом мы окружили себя, нас встретила струя. Мы с вами окружили себя тем, чем это надо: на нас оделась одежда, пищей мы наелись, а в доме стали жить, от чего мы не отказались. Вот вам жизнь человеческая, она стала нам известная. 155. Вот и жизнь такая показалась, люди зажили. Трамваи по улицам пошли, а автобусы нас как таковых всех подбирали. Нам это будет надо: мы спешим на работу, она нас к себе ждала, нам надо это. Мы до этого города очень много времени ехали большое расстояние, приехали в самый центр, на улицы попали, говорим, какая удивительная красота всех стоящих домов. Возле них росли большие деревья, они от жаркого Солнышка делали холодок. А люди знали климат их от этого хорониться и прибегнуть к самозащите.

А машины, весь принадлежащий транспорт, он по своему руслу идёт, людям приходится ехать от остановки до остановки. Каждый человек, он своё место не забывает, где его условие. Он там живёт, и то он делает. 156. Ему надо, приходится идти на свою работу. А до работы надо ехать. А поездка — транспортом, да ещё каким. Люди по специальности имеют разное, у одного своя машина, а у другого человека есть своё физическое здоровье. Он на ногах быстро ходит, руками делает без всякой ошибки. Человек старается для себя сделать в помощь своей силы какую–либо техническую машину или какой–либо станок. Какое–либо оружие, оно нужно для всех людей. Иголка, она не делается с дерева.

Надо найти в Природе какое–либо сырьё, с которого можно получить чугун. А из чугуна железо получить, а потом сталь в этом сделать, которая будет надо всем людям. Они по Земле прокладывают свои шаги не напрасно. Струну для балалайки протянут и натянут, это всё для весёлого характера. Мы для этого имеем ум. 157. Он у нас находится в голове, он работает через сердце. Ключ дают ему чувства, а чувства тело получает в Природе.

Она нам таким людям открывает недра, мы их находим в глубине, вертим, геологи достают эти богатства. Окружаемся заводами, они нам дают продукцию для того, чтобы с неё сделать в природе какую–то вещь. Она у нас делается, продаётся за деньги. А деньги, они экономятся людьми. Их делают люди, вводят в мёртвый, нечеловеческий капитал, который хранится, как око своё, людьми.

Они за Землей ухаживают, растят на ней урожай, чем разводится живой скот. Они его разводят для продукта. Хлеб, мясо — самое главное, это есть всему дело, в жизни человеческой начало. Человек с этого всего готовит самую лучшую в питательности пищу. Она нас держит в пути. 158. А в деревне, в такой нетехнической, она нас, всех людей, держит своей отсталостью — того в ней нет, что сам город имеет. В нём есть всякого рода для детей школы, техникумы, институты, университеты и так далее. Вот чего город по своих сторонах имеет.

В нём улицы асфальтированные, дома жилые по–последнему архитектурному слову — многоэтажные дома, от которых наши автобусы развозят. Мы в своей местности сами себя заставляем физически с места в другое двигаться, чтобы знать, и то мы должны сами делать, как люди делают. Они устно сами с собою разговаривают, мыслят о чём–либо новеньком, особенно за сегодняшнюю дорогу. А по дороге, бывает, встречается стихия, она обидела человека со своей такой бедой, она ввела горе человеку — ногу переломил. 159. Очень тяжело человеку, к нему «Скорая»примчалась, с собою привезла врача и санитаров. Хотели свою техническую помощь создать, а пострадавшая Ирина не захотела их химию, искусство принимать, отказалась от насилия. Кое–как добрались до больницы, а врача лечащего нет. Говорит потерпевшая, она его ждёт, вот–вот он должен прийти, и этому больному перелом направить. А время идёт, врач пришёл. Он заговорил, ей как больной говорит: «Ты, больная, одна из всех помощью нашей не нуждаешься», — и не думает, ничего не делает. А травма ногу беспокоит, что–то врачам надо сделать. Я лежу, терплю, жду своего применения, оно зависит от самих в коллективе врачей. Они группой собираются, решают об этой болезни. Она приняла это дело в палатке как травмированная, всё это видела. Пусть она как таковая.

160. На страницах этого письма она нам таким людям расскажет: она видела, она слышала всю эту их историю, которая ими, как врачами, делалась. Это один кошмарный ужас. Мы, все люди, этого дела на себе испытываем — мы же для них есть зараза, их работа, которую надо любить. А мы после их моем руки. А раз мы этим делом брезгуем, уже это не работа, любви к этому нету.

Я, как таковой Учитель, рождённый Природой не для того, чтобы в Природе место своё захватывать или чужим, как своим, распоряжаться. Его можно менять, продавать, покупать — чего нельзя этого делать. А вот своё найденное нами вновь небывалое: мешать никому, а своё надо поставить своею вежливостью этого врага, который мешал он жизни.

А теперь такой поступок, такая Идея родилась в Природе. 161. Этому врагу приходится исчезать. А вновь наступающий, он не в силах этого сделать. Все идейные науки всех своих дорог, идите и делайте это ваше дело. Вы его сделали, вы его упустили в жизни. А моё это: мои руки, мой ум, моего тела не беспокойте. Он был, он есть, он будет. Это польза всех наших людей. Мы собственность, индивидуальность сами ввели, у нас получился капитал. Люди буржуазией сами себя окружили. Живут они хорошо и тепло. Живите, у вас это никто не отбирает. Также революция ввела нам, всем людям, советскую власть. Ввела её народам, экономически окружила. Люди стали жить хорошо и тепло. А враг в этом всем, он был, он есть, он и будет. А Эволюция на человеке к нам пришла для того, чтобы враг в жизни исчез. А тот, который появляется в жизни, он бессилен самого себя заставить, чтобы в людях ему жить.

162. Эволюция его, внутреннего и внешнего врага, прогонит, удалит прочь его. Он с таким человеком больше жить не сможет. Враг это есть дело, а за дело платятся деньги, которые пошли в Природе другое искать. Мы за деньги купили здоровье, и за них мы потеряли. Всё это сделали люди, им потребовалось это место, они на нём окружили себя экономически. У них есть деньги, за них они приобретают другое, этому конца не видать. Люди сделали машину, заставили её, ею управляли, и в ней разбились. Если бы не нож, человека не зарезали. Если бы не лошадь солдатская, с которой прослужил три года солдат, а когда он уволился, он пришёл с ним проститься, и неожиданно его рукой ударил по заду. Он испугался и ногой солдата убил. Вот где есть горе и беда этому солдату. Так и капиталисту миллионеру с деньгами пришлось умирать. Он не смог окупиться в жизни, его Природа убила.

163. Всё изделие рук человека, оно есть дело, сделано руками, оно губит человека. Возьмите любую вещь, сделанную руками — она что–то стоит. Хотя мы растим зёрнышко не одно, а много их, так же всё имеющееся прибавляется, за чем гонится человек. Он хочет, чтобы у него была не одна живая вещь, а две или три. Знаю хорошо богатого имеющего человека. Он заимел тысячу овец, ему хотелось одну овечку на вторую тысячу, а ему это не далось. У него получилась убыль — одна из всех овечка упала. Хозяин духом пал, у него начался недостаток, одна за другой стали падать. Хозяину невмоготу — такое горе, беда окружила. Люди стали пугаться — хозяин заболел. Поболел и умер. Такая история, она не нравится никому, особенно зависимому человеку, техническому, в химии. Он на одном месте не стоит, ему надо одно и другое. Наука есть наука, которой надо пространство, то есть атмосферное пространство.

164. Мы одним не удовлетворяемся. Одно есть, а другого нет. Это искание по Белому Свету. Мы как таковые люди, стараемся то в жизни сделать, от чего другие люди ужасаются, им приходится так крепко терпеть.

Особенно они испытали на своём теле гитлеровскую шефскую компанию. Она на людях долго умами своими сосредотачивалась. Как вихрь себя вверх поднимал, так и это дело на людях рвало на кусочки их тела. Они так себя заставили рваться. Это всё делалось нами, людьми, они эту картину создали. Как только что такое в своей жизни, уже, говорят люди, мы заболели. Мы болеем своей такой болезнью, которая нам в жизни мешает. Мы эту болезнь получили в процессе своей жизни.

У нас спрашивает Иванов, Учитель всего народа: «Мы с вами живём, окружаемся, 165. делаем то, что надо, у нас получается, а вот по части нашего здоровья мы с вами ничего не делаем, кроме одного. Мы с вами стараемся, чтобы в Природе нам было так хорошо, так тепло. Мы для себя делаем трудом хорошую вкусную пищу. Также мы смастерили свою фасонную, эту прекрасную одежду, которая висит на нашем теле всё своё время, она своим неодушевленным характером от живого энергичного тела отбирает тепло, мы этим хиреем. А дом жилого характера, нас всех он индивидуально огородил своими стенами. Мы в нём, в этих условиях, чего только не делаем, сами в нём боимся жить — считаем, другие люди, они для нас есть люди нехорошие в своей жизни.

Им приходится думать и про это гадать. 166. Они живут сбоку возле этого близкого соседа, он тоже не про это думает, чтобы соседу было хорошо. Мы думаем и делаем для себя хорошо. У нас огорожен двор.

От кого это мы все в Природе сделались королями, окружили себя. Мы считаем, это всё наше родное, кровное одно из всех. Это наша физическая и умственная работа есть в людях. Мы думаем, мы делаем, у нас хорошее и тёплое в Природе получается. Это есть, всё делаем, мы готовимся, ждём как никогда этого времени, а какое оно придёт, мы не знаем.

У нас на это всё сделано оружие. А без этого сильного оружия мы не сможем воспользоваться этим делом. Наша такая вот охота, мы про это вот всю зиму продумали да прогадали, как бы нам удачно убить медведя. На это всё готовили оружие. 167. Ружьё такое приобрели, заряды на это сделали, а счастье на это не получили. Они двое шли по этой дороге, с ними встретился старик, они ему слова не промолвили и не сказали «Здравствуй», головкой не поклонились — гордость свою они в Природе показали. За что им это будет Природа давать?

Она им сказала: «Идите, идите, вам дорога одна закрыта. А раз ворота, то дела не будет, вам зверя Природа не даст». Так оно и получилось, и пропели люди про свою неудачу песню. Это было одно: они расположились в Природе, а она им не дала зверя, их пропала стрельба. Они не заслужили, чтобы воспользоваться этим зверем. Он к ним не пришёл.

А время это в Природе проходит, охотники психуют, нервничают, друг на друга говорят, это, мол, ты виноват, что–то сделал. 168. А фактически, если разобраться, вернуться назад, то их гордость попутала. Им надо было, а Солнышко, оно с утра для них всходило, им их дорогу просветило. А забыть за свой вечерний заход за Землю оно приходило к этому. Охотникам не к месту, они сами себя поднимали, и надо было возвращаться назад. Это была не им одним беда. Многих так окружила своей неудачей. Как же им все время была такая удача, а сейчас мы остались, охотники, перед всеми не оправданны.

Теперь шагаем по дороге ненормально. Природа пожелала им ихнее дать: зверь на пути оказался, в него приходилось охотникам в два ружья залпом стрелять. Они четыре залпа ударили, а зверь в опушке скрылся. Охотникам время не подсказало управиться со зверем, он был ими оставлен до утра. А утром пораньше придём, разделаемся. 169. Так решили наши охотники. А мысль ихняя разбила: один одной дорогой пошёл, а другой другою пошёл — не той, которая будет надо. Не стал своего любимого по охоте через это дело слушать, взялся за свою, за хитрую: не стал утра он дожидаться, чтобы вместе воспользоваться этим медведем. Он как такового лицо уже не охотник, а жизни предатель. Он всю ночь не спал, сам готовился в этом деле, хотел зверем воспользоваться.

Взял до зубов себя вооружил, двух зарядное ружье, и на это он не посмотрел. А рано взял за пояс нож, и за пояс заткнул, думал, его будет победа. А Природа — не фунт изюма поедать: она на это послала этого охотника, чтобы людей как таковых разделить. Чтобы они знали, как это делают люди, они окружились своей неправдой. Один из них жив остался, другой погиб за этого зверя.

170. А зверь к этому делу не собирался, он себе спокойно лежал и стонал от раны. Он лежал, её облизывал, а своё это не забывал — про охотников, такое психическое в Природе дело. Он к себе на это горе ждал, как обиженное в этом деле лицо. Оно к Природе было ближе, а за него как такового и Божья сила не забывала. Она хранила за их дело обоих, она пустила их на арене в бой, чтобы люди про это знали, но не говорили, что он или он виноват.

«Я, — говорит человек, ни перед кем не виновен, дело само в этом виновное». Так оно получилось между зверем в Природе. Она этот показ в людях создала, чтобы люди про это вот знали, что они своим оружием делали. Это было в жизни искусство с одной стороны, а с другой стороны естество. 171. Определяйте вы, люди, сами: они хотели вдвоем убить этого зверя, а получилось, один человек захотел им воспользоваться. А Природа за него — за зверя заступилась, она ему позволила полное право к себе ждать этого вот человека. Он на него обрушился со своим оружием. Он не знал, на кого идёт. Это обида, из обиды обида — его поранили охотники, а он забрался в такие условия, где он целую ночь пролежал да продумал по–своему.

Ему этого не хотелось, чтобы человек шёл со своим намерением. Со своей силой он шёл добыть зверя, а Природа этого не допустила, взяла их свела — искусство и естество на арену живыми телами. Она им дала полное право за это взяться. Оружие не оружие, а Природа не Природа, оба живые тела в бою скоропостижно погибли: 172. У одного ружье отказало в живое тело стрелять, а у другого были когти череп с головы снять. А у человека на это был нож, он старался живот ему прорезать, у каждого животного такая своя задача, перед этим мысль была в голове. А когда они это стали делать в жизни практически, они не успели это дело совершить. Они оба очутились на Земле убитыми как никогда.

А сбоку крестьянин клал на воз сено, он видел эту всю развитую ими историю, привез её в станицу, заехал в дом этого охотника. Это дело, что сам сделал этот охотник в своей жизни, о чём люди все узнали за его эту проделку. Ему захотелось своего друга обмануть, он эти действия сам обрисовал и стал в жизни их применять. А люди в жизни стали делаться судьями этого дела, они судили человека. 173. Его близкие привезли мёртвым, сделали условия, как следует: гроб сделали, о нём плачут — как же так, погиб молодым.

Это стихия неожиданная в Природе, подготовленная самими людьми. Она их заставила ждать это время, как мы ждём завтрашнего небывалого дня. Он и к нам таким людям приходит со своими силами, он нами такими не радуется и не хочет, чтобы мы были такими, как мы с вами с вчера приготовились жить. У нас на это всё пришедшее такое в Природе время есть пошитая для самозащиты одежда, мы её приобретаем за наличные деньги. Фасонную хорошую тёплую одежду ещё не видели и не дождались, а сами уже это имеем.

Как капитальный лежит вечно на Земле фонд, мёртвое строение. 174. А для пищи лежит всякого рода приготовлено заранее зелень, засолка, засушка, и, причём, её надо готовить вкусом. Всё это делается людьми. Дома, строения поставлено со всеми удобствами. Мы в эти дома тянем живое и мёртвое, говорим этого вот мало, надо нам таким людям всё, чтобы было.

Оно было, оно есть, оно и будет, а вот человека живого мы не сумели сохранить. Он у нас как таковой ничего не делает, чтобы не болеть и не простуживаться. Мы кволые люди, зависимые от неё: от неё её качества берём и тащим, присваиваем, говорим: «Это наше». Мы в этом деле помираем. Нас как таковых Природа не жалеет, берёт в этом деле наказывает. Мы болеем, мы простуживаемся и болеем. Мы болеем до того, нас окружает немогота.

175. Нас Природа убирает — не хочет, чтобы мы с вами так жили. Мы всё время богатели, делались дельцами, обогащались добром, считали сами себя в этом: мы живём. Да ещё как мы об этом думаем, чтобы нам жилось хорошо и тепло. А Природа, она вовлекает в это вот хорошее и тёплое. Мы ошибаемся тем, что стали от Природы получать одно и другое. Нам этого мало, мы хотим получить очень много, да ещё, чтобы было хорошее.

Мы люди есть все такие, чтобы были учёными, делающимися теоретиками — такими людьми, которых в жизни не было. А они как были при капиталистах, так они и остались такими же самыми на сегодня, никакой пользы человеку они не сделали, а своим умением как заставляли его делать в Природе, так они и на сегодня его заставляют. 176. Он пошёл туда и своим неумением ошибся, в Природе погиб, и гибнут учёные в процессе.

Мы возьмем полёт Леваневского или Гагарина. Они были как герои своего времени. Их незнание заставило пасть жертвой в Природе. Административные лица, правители своего народа как Рузвельт, Черчель, Сталин, Деголь, Мао Цзедун, да были богатыри, князья, рыцари — все они так тяжело покончили свою жизнь в этом. Никто им не нашёлся такой учёный человек, чтобы они отказались от своего дела, а взялись за спасение своей жизни в Природе.

Все люди, живущие на Белом Свете, они ничего не делают в Природе, чтобы им от этого дела было плохо и холодно, они свои силы в жертве кладут, чтобы им было хорошо и тепло. А хорошее и теплое, оно нас ведёт всех к плохому и холодному. 177. Ни одни администраторы жили хорошо и тепло, их не стало, они умерли, и померли все живущие люди.

Учитель Иванов, он учит для спасения своей жизни, говорит, прежде чем быть учёным человеком, надо быть дураком. Дурак в сказке бывает, он никогда так не помирает. Умирает умный человек, делается дурным, а тот, кого признали учёные люди дураком за его Идею, он Природой не будет обижен: она его огородит дарами, он будет в людях за своё всё, сделанное им, — это человеку больному, обиженному помогать. Он пришёл с бедою, его окружило горе, а Учитель такой один из всех помогает таким людям. Он их всех своими силами принимает, вводит их. 178. Такие им силы вводит, которые у больного исчезнут как никогда, вновь идущие болезни они не в силах на него напасть.

Если бы не было теории, то и не было ей противополагаемой. Она в людях сделала своего рода поступок революцию, взяла — поделила людей: одних, других, третьих, четвёртые стали — из тёмного класса сделались образованные, учёные. Они стали проходить высшее учебное заведение, стали друг от друга уходить, гордиться, не стали свою имеющуюся вежливость ставить перед собой и перед другим.

Они забыли старое, прежнее, начало, встречу, которая была введена первыми людьми, они редко встречались и с радостью приветствовались. Их это было начальное первое дело друг другу сказать, мол, здравствуй. Ему или ей отвечают: «Здравствуй». 179. Стали один от другого огораживаться, уходить со своим имеющимся делом. Стали обогащаться, приобретать и подглядывать. Стали друг на друга нападать, обворовывать. Словом, гнались один за другим, кто больше сделает, у кого больше было людей крепостных, или больше Земли и разного скота, и птицы. Всё это жилось людями для самих себя лично, чтобы было хорошо и тепло. Этого человек делал и хотел. Он этим самим по Природе приходил к заболеванию. Он в Природе простуживался и болел, мучился, и до сих пор он не находил для этого дела средств.

И не было такого человека во всем капиталистическом мире, люди не хотели и не умели эти качества отыскивать и вводить в жизнь, чтобы люди это делали — они свои тела чтобы пробуждали, были крепкими.

180. А Воздух раньше был, и Вода лежала так само, как сейчас лежит на Земле. Все люди к этим качествам боялись прикасаться, ни капиталисты, ни социалисты, никто этого не хотел пробовать в своей жизни. Мы с вами как таковые люди проследили всю частную собственность, буржуазное дело. Богатели, как хотели, а чтобы полезное сделать, мы не брались. Дождались революции, она нам кровью досталась. Мы на баррикадах взяли власть, восстановили советскую власть. Она нам дала право хозяйничать, распоряжаться как народной собственностью. Она ничего нового нам в жизни не дала. Как была Природа перед всеми людьми злейшим врагом, так оно и осталось. Она их своим добром окружала, давала им их здоровье, они в ней тяжело трудились, им приходилось богато жить, иметь её добро.

Как своим, распоряжались, 181. а сами как чуть что такое в жизни, уже простыли, заболели. Обижаются на Природу, сами с собою воюют, говорят, мы есть всему дело, хозяева присваивать к себе чужое. Они говорят: «Это всё наше».

Ни капиталисты, ни социалисты, никто не имеет право присваивать к себе чужое. Они двое завоевали на Земле свою жизнь, которая не знала, что за ними идёт Дух эволюционного характера. Капиталист — это по истории лежит Бог Отец. Социалист — советская власть, Бог Сын, рождённый людьми. А вслед идёт Эволюция! Она Бог Дух Святой, она ничего такого не присваивать, своим не называть, а это всё природное, общего характера.

Если я как таковой человек естественного характера, не зависимый ни от кого, природный человек, должен жить, дружить в Природе, все условия любить.

182. Идёт день завтрашнего характера, он и к нам идёт не с чем зря. В нём не начатая атмосфера, никем она не опознана. А как приходил он с разным видом, так он и будет к нам таким приходить. Он знает свои силы, свою волю. От Востока до самого Запада надо Солнышку пройти да лучами прожарить. А мы есть люди такие на Белом Свете, зародились как никогда, сами себя сделали техническими в физическом тяжёлом труде. Особенно нам, таким вот людям, забота лежит перед нами всеми. Она нас, таких вот забияк, кто день и ночь одно всё думает, да готовится к своему в Природе бою.

Я вам уже об одном факте рассказал, теперь рисую картину, как хитрецы мужики делались воры. Мой дедушка Иван Тимофеевич мне как внуку рассказал за наше родное село. 183. Оно было большое — семьсот дворов. Вокруг села находилась удобная чернозёмная Земля, ею пользовались крестьяне весь год напролёт от самого Солнышка восходящего до самого захода Солнышка. Они вручную делали свой посев, и поля с корня снимали, друг перед другом косили свои ручки, клали рядок аккуратно. Вслед женщина вязала снопы, а потом сносились и клались крестами в копны по шестьдесят штук. Где был урожай, видно издалека, как люди трудились. У них был хлеб да и соль с Водою.

Они это делали всю неделю, а когда приходила суббота, то церковь давала им знать, чтобы люди бросали своё всё сделанное и ехали в село праздновать Христа Воскресенье. Мы должны праздновать, Богу молиться да просить у Бога здоровье, которое вымаливать в церкви. 184. В это деревенское время люди как на хорошем базаре, церкви во все звоны бьют: один большой колокол далеко слышно, а другой церкви — ещё больше, а третий — ещё больше, а четвёртый — поменьше, он только призывает своих прихожан, чтобы они знали свой такой порядок в людях.

Это одно его дело — лежать отдыхать, а за Бога, по предковому явлению, надо нам всем посещать церковь, туда за своё прегрешение поставить какому–либо Святому свечку, с усердием какую–либо молитву, чтобы устно у себя прочитал. Грех целую неделю он или она копили, а сейчас надо будет отмаливать. День один — это не неделя: не успеешь пообедать, а тут уже полдник, а вот на носу наступает и вечер. 185. Солнышко, уже оно так заходит, люди к завтрашнему дню так тяжело они на целую неделю готовятся: чтобы у косаря была коса острая, рукоятка ловкая, и грабки нужные, а вязальщику надо грабли. Не забыть, самое это главное, на Воду ведро, да напечь хлеба, да соли, чем надо питаться.

Перед людьми стоит их просьба, чтобы послушался Бог, продержался со своею погодою — пусть люди поработают, это их есть жизнь. Она каждого человека заставляет не забывать глянуть на пространство, на Небо: оно чистое, нет ни одной тучки. А у людей на это время, где бралась их сила, такую работу делать весь день напролёт.

А Забуга — мужик богатый, три пары волов имеет, работника. Это его день воскресение — поехать в степь на такое поле, и там хозяйничать: 186. снопы чужие забирать, своими делать, а другому человеку в этом деле горе создавать, а себе как хозяину богатство приобретать.

Своими руками своим физическим трудом эту копейку очень трудно приобретать. А тому человеку, который всю неделю пробился, эту работу проделал, а когда приехал, он глянул на своё место, а снопов нет. Что делать, кому что скажешь? Неожиданное такое горе, оно его заставило психически болеть. Он уже не по–настоящему думает, тех же самых в жизни дел не будет: рад бы чего–либо лишнего сделать, да не с чего. Раз лишнего украли, то иным надо будет жить.

А чужим долго ты не проживёшь — умер этот Забуга, рассыпалась вся хозяйская система, не удержалось чужое. Так и дедушка Иван. 187. Он любил меня как внука родного с собою. Пока был жив он, держалось хозяйство, два сына Федор и Корней, считался хозяином. А когда умер, и хозяйство не удержалось. Сыны через жён не поладили, разделились хозяйства пополам. А нам досталась землянка, что заставило отца: в шахте он работал, трудился под Землёй эту копейку добывать.

А землянка — это та местность, в которой я как Паршек народился. Её пришлось отцу упразднить, а построить нам, детям, дом — какую–либо хату, чтобы она так не текла. Скоро ли долго, мы ждали, пока собрался с материальностью, со средствами, камня навозил, леса купил, а Ивана Потаповича нанял делать обстановку. Скоро стены завиднелись, верх на них появился, а мазали горище, накладывали близкие родные. 188. Уже нам под черепицей есть хата. Мы залазили на печь, вся наша детвора вместе с бабушкой Александрой на печи как с внучками. Им она разные прибаутки рассказывала.

Это было такое время, нас оно крепко стращало — оно касалось нашей загробной жизни. Это в 1905 году перед школой мне было семь лет, а в 1914 году мы соорудили эту вот хату. Она нам принесла войну русско–германскую, в которой мне приходилось участвовать со своим отцом. Мы сами не знали, кого в своей жизни защищали. Мы были обиженные Природой люди, за нас Природа заступилась. Она между капиталистами ввела революцию, она подняла на ноги всех крестьян–бедняков, и всех рабочих людей против заставила: с оружием в руках пошли отбирать права у самодержавия, у царя власть отбирали. Я был партизаном начального восстания.

189. Война войною, а жизнь жизнью. Я не бросал отца, и не бросал я мать с дробными детьми. Шёл в Природу, находил нужное в Природе — это всё, что было надо, его тащил, присваивал к своему имени. Делался советским хозяином. А тут революция пошла нам навстречу — взяла, ввела советскую власть, стала делать коммунистов. Они были за то, чтобы люди жили в Природе хорошо и тепло.

На помочь всему этому ввалилась новая экономическая политика, она пришла к хитрым людям за средствами. А нам как таковым пришлось своё село оставить, а на Провальскую Землю выехать как переселенцам. Основали хутор Иванов, он достался по жребию на мою фамилию. Я был ходоком, эту экономическую политику, это всё делать приходилось. Мы там за пять лет своего дела на новой земле сделались богатыми людьми, хлеба у нас уйма. К нам советская власть со своими людьми приехала, чтобы у нас как таковых купить хлеб. 190. А мужики, старого вида люди, им не хотелось помогать советской власти. Я был по всему этому Паршек, завоевывал её, он знал, что это надо ему сделать, своего отца просил как шахтёра, продать ей свой хлеб. Это сделал мой родной отец, он от сына не отказался, повёз хлеб государству, повезли другие мужики. Я был в этом помощник, где заслужил своё доверие к коммунистам. У меня кровь была большевика, я стал жить между людьми только для партии. Она видела такого одного между всеми. Я был не такой, как все, держались за красного экономического человека. Паршек жил у отца. Чтобы он имел своё жилье, — этого он не старался иметь. Он знал, что ему не понадобится никакая мёртвая жизнь. Он вёл себя к тому, чтобы быть в Природе хозяином, он не за отца.

А у него были серые лошади, как звери: 191. жеребец и матка. Отец через них заслужил имя, отчество. А я видел эту штуку, это всё на этой Земле через меня пришло — отцу моему разбогатеть. Он стал жить не по–шахтерскому, а по–новому — экономическому. Всё у него есть.

Но душа и сердце осталось у Паршека. Он оставил свой физический сельского направления труд через вступление в коммунистическую партию в кандидаты, в Гуковскую сельскую ячейку. Секретарь Борщёв, он сейчас генералом с Пролетарки. И так моё вступление в партию заставило по течению спуститься к самому городу Красный Сулин. За моё сделанное у отца он купил дом, и подарил моей жене его за то, что она помогала в его хозяйстве жить. Я был отцом двух рождённых детей: Андрея и Якова, мне приходилось их своим умением воспитывать, как никогда нигде.

192. Меня встретила моя Идея по дороге не таким, как встречала всех. Я стал учиться в партшколе, она меня заставила читать, писать и решать для того, чтобы в Природе пришлось встречаться с людьми и с ними на русском простом языке разговаривать, их просить, чтобы они это вот бросили совсем брезговать. Не любить и не делать того, что они всё своё время делали. Они между собою ввели эту ненависть, у них нет любви к Природе, и нет такого пожелания, чтобы сказать, как желает всем счастье, здоровье хорошее Паршек.

1977 год 13 января. Учитель Иванов

Паршек

1983 года 1 января

Мой подарок молодёжи

Изложение в литературной обработке Ю.Г. Иванова

Я попробую затронуть тему воспитания нашей молодёжи с позиций Учителя Иванова. В 1983 году он написал одну из последних своих тетрадей «Мой подарок молодёжи», которую мы выпустили в виде книги в середине 90–х годов. В своё время Учитель просил своих последователей переписывать написанные им тетради или, прочитав тетрадь, написать своё понимание её сути. Эту тетрадь он начал писать 1 января, а через 3 месяца Учитель ушёл из жизни, поэтому она имеет большое значение с точки зрения предложений и советов в дополнение к тому, что сказано в «Детке».

В данной тетради, на мой взгляд, был поднят главный философский вопрос — как сделать так, чтобы во всём Мире воцарился мир? И что может сделать человек для этого. Прошу разрешения у Природы донести моё видение рукописи Учителя Иванова, чтобы человеку, не знакомому с рукой Учителя, было легче познакомиться с её текстом. Некоторые страницы я постарался обобщить и кратко изложить их содержание. Слово Природа я пишу с заглавной буквы, так как для меня она есть коллективный разум народа, и она для нас Мать–родительница. Прошу прощения за неточности, которые вполне могут быть, так как и сам текст сложный, и буквы иногда было трудно разобрать. Особенно трудно сопереживать Учителю Иванову, когда он пишет о своих гонениях и издевательствах. Поэтому мне больше хотелось познакомить людей с выводами и философскими размышлениями Учителя, в этом ключе и описывается текст тетради. Итак, начинаем изучать рукопись:

Учитель пишет, что он видит в будущем многих людей, которые будут расположены к его делу. Как было в его 20–ти летней молодости, когда люди шли стенка на стенку и просили его помочь одной из сторон. Тогда он помог слабой стороне ударом кулака в грудь противоположного лидера, так как никто этому битку не мог дать сдачи. После чего наши, как пишет Учитель, погнали иную сторону. Но Учитель тут же ушел от этой драки, вернулся. И сейчас, когда ему уже 85 лет, также смотря на происходящее, он задумался над решением международной проблемы — сделать мир во всём Мире. Ведь он же делец своего дела, закалки тренировки, считается Победителем Природы, он и Учитель в людях для нашей социалистической молодёжи. А капиталистическая молодёжь потом перед ним извинится, как перед отцом родным за свою сделанную ошибку, голову склонит, чтобы быть друг перед другом не капризными, недоверчивыми и злыми между собой. Для этого надо им помочь, свою любовь перед Природой показать, сказать за наш с вами холод, что это наш неумираемый друг. Этот холод нам в любое время поможет. Учитель же, несмотря на всё нехорошее в людях, останется в любом месте без всякой потребности.

Для поиска средств Учитель 50 лет проходил, продумал и проделал своё дело, но ничего лучше и легче не нашёл. Дело Учителя — любому и каждому человеку помочь. Люди же средств не нашли и человека такого не нашли, который бы смог им помочь, они мучаются до тех пор, пока не умрут. Это было, это есть и это будет. А по закалке тренировке этого не происходит — она же есть наука для всех наших людей и источник жизни. Хочешь жить по Паршековому делу — живи. Он твоим не интересуется — это всё опоздавшее, то боль чужая, это не твоё есть, оно мёртвое. А ты с нами живёшь, поживёшь, повольничаешь и умираешь, а чтобы удовлетворить себя — этого нет, а есть одна любовь между человеком и Природой. Я прошу всю молодёжь, чтобы она обратила внимание на мою такую просьбу, которая не зря прозвучала в Природе. Меня Природа закалила, дала свои силы, чтобы мы с вами жили в любви и не воевали с ней и сами с собой, а поступали так, как я поступил в своём пути, где появился журнал «Огонёк» со своими словами и делом корреспондента Власова. Он написал нам, чтобы мы понимали, а самое главное, делали. Тогда между нами войны не будет, будет мир во всём Мире. Вот чего нашёл в Природе Паршек, он раскрыл карты в закалке тренировке для вечно неумираемой жизни.

Он нашёл место это, в нём окружился Природой и теперь всей молодёжи предлагает, чтобы мы его поняли и стали делать это дело. Закалка тренировка нас научит поделаться в жизни любимыми друзьями, и мы как труженики, закалим и выходим свои сердца как у 25–тилетнего человека. Мы не будем бояться врага, даже смерти и мы будем говорить не за какое–либо чудо, а за великую Мать Природу, за физическое и практическое явление вдоха и выдоха чистым воздухом, за снежное пробуждение, за мгновенное выздоровление нашей центральной нервной части мозга. Мы, вся молодёжь, полюбим больного человека, узнаем его душу, сердце, захотим помочь, и своим током через руки будем убивать боль. И это не слова, а всё это уже делается нами. Мы пишем, что это справедливо и в этом есть какая–то правда. В этом деле мы будем Мать Природу просить и через такую просьбу будем здоровыми, а кому это не надо, нашему юноше молодому? Это дело мирового значения, нам всем надо ценить мать Природу и хранить её как око, тогда болезнь не будет играть роль над человеком, а будет стоять человек над болезнью. Нам нужно учиться учению Иванова, чтобы не попадать в тюрьму и не ложиться в больницу, а жить свободно, не лезть на рожон, и какая нам будет слава, если мы свои головы низко поклоним дедушке и бабушке, дяде и тёте, молодому человеку скажем своё слово «Здравствуйте!»

Эх, и жизнь наша тяжёлая, поймите наше терпение, свои сердца закалите, милые мои вы природные люди. Вы гляньте на солнце, вы увидите правду — своё выздоровление, в этом быть Победителем Природы, Учителем народа, Богом Земли. Если мы захочем, то сделаем. У нас это получится. Природа указала место нам людям — это место Чувилкин бугор. На этом месте всей нашей молодёжи нужно заиметь все условия жизни, заиметь такую возможность, чтобы наши люди, вся молодёжь научила себя оставаться без всякой потребности. Мы на это место, на этот бугор, должны выйти как один разувшимися, с нами Паршек, и в один голос скажем за наше райское место, а человеку будет слава бессмертная. Мы с вами добьёмся того, что если мы будем делать, то Природа всех нас помилует, и мы так умирать не будем. Вожаком у нас является Паршек, он веха всему этому, низко кланяется и просит нас всех за это дело браться и делать без конца и края.

К нам вернётся жизнь, которая была раньше. Отец с сыном (капитализм и социализм по Учителю) отнеслись к Природе со своим капризом, один против другого вооружились, для того чтобы убивать. А Паршек им на смену эволюционно пришёл. У людей ввёл Дух, принёс новое и небывалое и дальше мы так не будем жить, как жили отец с сыном. Земля нам не будет таким источником, мы пахать перестанем землю, сеять зерно мы не будем, потребление с колеи уйдет, и мы будем с вами естественные в жизни люди. Вся техника с искусственными предметами и химией нам уже не понадобится. Дух Святой нас всех освятит, и мы такими уже не будем. Чужого у нас не станет и не будет у нас мёртвого, мы поделаемся живыми людьми, что мы не попросим у Природы, она нам не откажет, а нам всем она жизнь нашу даст, да в Природе практическое учение. Мы станем все люди мудрецами. Капитал и вся экономика уйдут, закалка тренировка же на землю пришла не хозяйничать, она окружит людей силою и энергией, смерть она прогонит, жизнь во славу введёт, люди поделаются богами, любовь воспрянет, уходить от неё никто не будет.

Паршек говорит всем верующим людям о том, что они про Бога хорошо знают, что он в жизни есть и ему надо крепко верить как таковому. Но спросите у них, как они выполняют? Он сказал свои слова — пожелай тому человеку того, чего сам не хочешь выполнять, а раз ты не выполняешь, то лучше совсем не верь. Так у Паршека сложилась мысль о том, что Бог то Бог, но не будь сам в этом деле плох. Надо себя в людях в своём деле показать, что ты есть в Природе Бог, тебя как Бога знают люди, просят тебя, он помогает во всём, это есть бога ты (й).

Паршек просит молодёжь — пусть она тебя просит как Бога, тогда войны не будет, мир во всем Мире будет, мир. Это все сделала в жизни и в Природе закалка тренировка. Она упросила журнал « Огонек» статью написать о Паршековом деле. Он пришёл на землю для того, чтобы смерть как таковую изгнать, а жизнь во славу ввести. Где люди возьмутся на этом бугре, они громко скажут слово своё, это место наше райское, человеку слава бессмертна. Паршек поднимет всех мёртвых, а живых не опустит в землю.

Вот чего молодёжь сделает, она, разувшись, придёт на землю, и провозгласит это. После этого всего земля нами не будет пахаться, а будет цветами зарастать, ароматом запахнет, вонючее уйдет. Молодёжь окружится закалкой тренировкой, все станут заслуженные в Природе, станут в жизни лёгкими людьми, им дорогу покажет эволюция. Святым Духом их она их окружит, вот тогда мудрость придёт на арену. Слава всем откроет ворота. Своего не будет такого, как мы имели, а сегодня всё будет в общем виде. Наш человек, как и все люди, останется в жизни на веки веков. Будем знать — она по планете проходила, проискала, видела очень много, говорить приходилось, но чтобы на это дело кто–либо из людей согласился и в след пошёл, ни одного человека не оказалось, все остались при своём деле. А как же я Паршек, 50 лет проходил, не побоялся я Природы, вместе с закалкой тренировкой зимой и летом в шортах, разувшись, спросить не у кого, а всё же я для этого прошёл свой путь, я сделал и делаю, не бросаю, Духа Святого несу. И буду нести историю всей эволюционной жизни, чтобы на белом свете было новое.

Моя дорога лежала к жизни. Я по ней шёл не боялся никакого оврага, никакого врага. Я в Природе не торговал, не открывал недра. Мне не требовались деньги. Я презирал золото и серебро, я искал людям здоровье. Мне приходилось бывать в сёлах городах, меня вызывали люди по списку, я ехал к ним. Я ни где таким не был, а работал на производстве, была такая возможность — об этом человеке писал много, практически делал. Я нашёл для человека источник в этом деле с полезной стороны. А люди как к знахарю отнеслись, как к лекарю. Этому всему сделанному делу пришел конец, технической, искусственной, химической стороне. Через Паршека нашлись в Природе эти средства, он ими в Природе естественно окружился через закалку тренировку. Она, тренировка, Паршека закалила, он в дружбе стал с Природой через его любовь к ней. Это я нашёл опытно на себе, применил, а когда мне стало хорошо, то я это хорошее стал другому близкому человеку передавать. Ко мне обратился больной человек, нуждающийся в здоровье, а я, Паршек, его имел. Я не посчитался с трудом, опытом своим стал человека нуждающегося учить тому, что в Природе нужно делать, а в Природе Воздух, в Природе Вода, в Природе Земля. Они самые главные в жизни — эти три тела. Они человека посадили как клетку и заставили его искать по Природе чего ему нужно. Он нашёл для себя пищу, он сшил одежду, ему пришлось дом построить, казалось бы, он этом удовлетворён, а Природа его для этого дела не рождала чтобы он от неё уходил. Его заставило делать это дело самоволие. Он этого места не имел, он кочевал с одного место в другое, его условие заставляло. Он источник имел, друга — несловесное животное, им своё время жил, что ему в Природе помогало. Он кочевал до этого времени, а потом он жизнь свою сменил на облюбованное место, он стал этого всего хозяин, собственностью окружился. У него во дворе курочка своя, собака своя, кошка, лошадка, корова. Он ими распоряжался, он к этому свою заимел землю, что он хотел то и делал. Он за эту землю убивал человека. Его Природа не полюбила за его такой поступок, она ему за это все нанесла болезнь, он ошибся, заболел и болеет.

А я, Паршек, пришёл этому всему помочь. Надо свою жадность в Природе сменить на сознательное дело, мы, люди, должны оставить всё то, чего мы делаем, а надо взяться за другое. Отказаться от этого всего, ведь это есть мертвое совсем дело, которые мы делаем. У нас есть всё, но оно чужое. Природное она нас для не рождала, чтобы мы этим вот так распоряжались, она не хотела, чтобы мы её, Природу, покупали и продавали. Мы этого права не имели делать, свою за счёт этого прибыль, это золото, это серебро — оно чужое и мёртвое. Земля присвоена, она стала моей, я купил недра, ими стал торговать. Она открыла людям эту торговлю, люди стали пахать, сеять зерно. От этого они прибыль имеют, они жизнь создали в этом деле, за что они деньги получают, за это золото брали, серебро. А я, за это всё сделанное мною не должен ничего не брать и не имею на это право. Природа нам дает всё своё не за какие–то деньги, она нам родит без всякого. Всё мы присваиваем, говорим моё, а когда нам за это покажут золото, то мы его рады получить. Нам Природа дала всё так.

Базар в жизни ввели, торговлю открыли, поделались предпринимателями. Заводчики, фабриканты пошли над землёю, а чтобы это все как чужое добро удалить, нужна война. Капиталист без крови не останется, он с этим умирает, а чтобы решиться — он бессилен, его мучает техника, его мучает искусственное, его мучает химия. Он у этом деле бессильный человек. Он так как и все остальные бедные люди умирает на веки веков. Люди чужим они всех за собою тянут, им как богачам не хочется тяжело работать. А за ним вся беднота, со своим здоровьем стараются вслед подражать, условие его гонит к богатею, он к нему идёт и нанимается по договорённости. Ему делает то, что ему нужно, он у него выслуживается. Хозяин ему доверяется как хорошему заслуженному человеку, но не нашлось такого в своей жизни человека, чтобы он от своего имения отказался. Не один человек по боговому слову не жил. Это надо другому пожелать того чего, сам не хочешь. А у нас в жизни такие люди не рождалось, и нет их, кроме одного Паршека. Он один пока рожден таким. Его дело самородка, его источник жизни обрела закалка тренировка. Я один есть такой на белом свете, тружусь на благо всех людей.

Далее в тетради Учителя Иванова «Мой подарок молодёжи» с 19 по 32 страницу подробно описан один из периодов гонений на П.К.Иванова в Ростовской области, когда его сажали в тюрьму, в психиатрические клиники и так далее. В то же время Учитель описывает свой опыт помощи людям, когда он открывал глаза ослепшим и больным. В результате этого Учитель пишет следующее:

Администрация под угрозой сняла с меня волосы и бороду, а впоследствии сократила с работы. Как же не может быть в этом людская обида. А я в Природе закалился своим опытом даю обиженному и нуждающемуся здоровье. Я Паршек это делаю, но она, психиатрия, на меня со своим теоретическим знанием набросилась, меня окружила сама не знает за что, что я ненормален и делаю это при своем паранойном развитии личности, шизофрении. Она дала инвалидность в труду, первую группу. Я испугался, а Природа меня увидела такого и говорит мне: «Чего ты пугаешься, я тебя не делала таким, а сделали учёные, они будут передо мной отвечать, я одна за тебя заступлюсь, ты такой у меня один, ты хочешь людям истину донести, а тебе не дают, они идут против твоего дела, не они являются самородками, а ты. Пусть они делают что хотят, но они технические люди, бессильные они, а ты Паршек естественного порядка. Я за тебя за такого одна, ничего они не сделают, они против Природы пошли».

Далее в рукописи Учителя с 32 по 37 страницу продолжается описание своей истории. О том, как его держали в спецприёмниках и психиатрических клиниках Одесской, Кировоградской и Ростовской областях, о дальнейших гонениях и издевательствах. Продолжая рукопись, Учитель пишет про себя:

А он для этого закалился с помощью тренировки и каждому любому человеку не жалеет передать своё здоровье. А блюстители порядка на это дело проявили свой гнев. Но об этом теперь люди узнали, а их за это дело обвинять надо, они больные люди, им нужно здоровье, но они его не сумели получить, обозлено выступили, хотели своею не правдою убить человека. Но Истина была за Паршеком, он для этого дела проходил полвека по Природе. А врачи, вся юстиция и административные лица обозлились, против Природы пошли. Она же мать наша, а мы на её обиду положили, мол, она наш враг, она простуживает нас, мы болеем в этом. А как же Паршек? Он этого не получает, а за него взялись книжники и фарисеи, он же пришел с востока. Тогда когда людям церкви надоедят, дар божий отпадет, он всё по–своему сделает это, Паршек. А когда это время настанет, об этом никто из них не знает и не может об этом знать, ни ангелы, ни архангелы, а только знает мать Природа. Она на это у себя имеет своего сына родного — Паршека, ему как таковому доверилась, дала свои силы, его таким окружила. Он у нас такой в Природе один с закалкой живет, любит Природу. Она за него душу свою отдаст, читайте мою победу — это Истина моя.

Я никому из всех ни чем не мешаю, у них не беру — это всё есть чужое. Вас за это всё Природа наказывает. В ней добра хватит, мы воры, мы убийцы и трусы мы. Это такая есть в людях привычка — деньги, заставили их делом приобретать. Они умело хранятся, а у меня на первом плане их попалить, это моя задача. Здоровье нигде и никак не продается и не покупается. А жизнь наша вся в делах, она продается за деньги, так как человек нужен любому заводчику, любому шахтовладельцу и пану, а также богатому человеку. Бедный человек ищет эти условия, хочет, чтобы они были, человек их делает, хоть ему тяжело, но он их делает. А в деле он своё здоровье теряет, ежегодно ему нелегко, так оно всегда делалось людьми — все больше и лучше. А, в конце концов, мы то в жизни, что надо достигнуть, мы не достигаем. Надо бы жить, а Природа эти мысли не допускает и она приостанавливает эту человеку мысль. Брежнев он бы не хотел умирать, но его силы покинули, как и у всех наших людей. Мы с вами этого в жизни не хотели, а Природа это от нас требует, она не считается ни с чем. Если нужно этого человека с дороги убрать, она свои силы кладёт чтобы на этого человека напасть. Она в этом сильная, духом его окружит и посадит болезнь любого характера. Она не считается ни с какими силами, лишь бы ему помешать в его деле, он заболевает и потом он умирает на веки веков. Его люди закапывают в Землю.

Люди всей нашей Земли не удовлетворены своею Жизнью, я же своё живое тело взял со своим здоровьем и дал согласие с ними поделиться им, а то, что есть у них — всё оставить. Я никогда в жизни не был попом, а им захотелось мою дорогу поломать. Они сделали так, как хотели — якобы они мне предложили работу, а я от неё отказался.

Далее в рукописи Учитель описывает период, как его арестовывали и направляли в психбольницу на территории Луганской области, о том, что в Минводах он поднимал на ноги больных людей, и как ему мешали это делать, опять остригли и дали инвалидность. Но Учителя Иванова это не остановило. Он пишет далее:

А Природа мне так говорит про это: «Тебя сделали больным учёные, пусть они за это будут отвечать». Они обидели меня. Я же продолжаю это делать. Паршек на Землю пришёл, для того чтобы в людях не было смерти. Я поднял всю Историю детского времени, я вспомнил как другие дети, мои ровесники, хотели меня обидеть. Яшка Иларионов ударил кулаком — вскоре и скончался. Наум Родякин хотел утопить — вскоре умер. Бердецкий на кулачках нос разбил — руку ему война оторвала. Я помню, купался в Колдобане. А отец мой мне жизнь отделил своим наделом. Он говорил так людям: «Вся жизнь Паршека была на Чувилкином бугре». Я своей Идеей взялся на этом месте окружиться (слово «окружиться» в нашем понимании примерно такое — «создать атмосферу» и «занять», прим. ред.). А создавшиеся условия не дали, чтобы была такая возможность другим людям остаться в Природе, в Жизни, без всякой потребности. Я там хотел без этого всего дитя родить, это место никем и никогда оно не занималось, а мне блюститель не дал. Я от этого всего остался обиженным, но чтобы про это все забыть — я это не забуду, я на это скажу людям следующее. Я со своей закалкой тренировкой изыскатель в Природе здоровья и я научился его другим передавать. Эту местность пришлось оставить на провале (т.е. дело временно провалилось, прим. ред.). Мы переехали, землю другую получили, своё сельское хозяйство расширили, которое у нас у отца сделалось. За убой животного ему дали высылку 5 лет в Архангельскую губернию. Я его выручил, привез помирать в Сулин, где скоро он скончался.

Учитель далее пишет в тетради о своих трудных годах в Ростовской области, где ему пришлось работать на разных работах и где продолжалось непонимание и унижение. Но это не остановило эксперимент в Природе, который проводил Учитель:

Я просил Природу, чтоб она мне дала жизненное Учение. Она меня учит, она дала то, что будет нужно для моей жизни, она от труда меня оторвала, я стал у учёных ненормальный, меня погнали по психбольницам. Я с врачами не спорил, но своё время не упускал. Оно проходило, ему надо поклониться, за него держаться. А оно бежит, не стоит. Я его только держал, ценил, хранил как око а своё не жалел другому человеку здоровье передать. Я то сделал, о чём когда–то говорил нам Христос. Товарищи вы все наши земные люди, неужели я с этим в жизни своей так ошибся? Если я обиженному больному нуждающемуся помог, я думаю и хочу так узнать от вас — за это меня учёные сделали ненормальным? Я в этом деле в Природе проходил с закалкой тренировкой 50 лет. Я практический человек, испытатель самого себя. Опытно эту болезнь изжил. Разве это будет людям плохо, если не будет над человеком врачей, если у нас не будет над человеком такой техники, искусственных вещей, а также не будет химии? Это будет одна Истина в Жизни. Мы сохраним свои тела. Вот чего Паршек в Природе нашёл — истину одну из всех. Нас она его, такого человека заставила от всего этого отказаться, и признать всё это имеющее чужим, оно нам не помогает, а мешает.

Продолжая рукопись, Учитель описывает историческую жизнь людей, которые живут зависимой жизнью, стремятся иметь прибыль, тяжело работают, тянутся к богатству. И как он, Иванов, в молодости помогал своему отцу вырваться из бедности как сын. Далее Учитель делает следующие философские выводы:

Мы теперь разбираемся с первым начальным человеком. Он был источник всей индивидуальной природной жизни. В Природе, с чистым телом он был прикреплён к земле. Чистым телом его окружала вселенная. Он был энергичен, силён в своём деле, он от Природы получал то, чего ему надо. Он не имел света, и тьмы не было ему, не было знатно, что было на земле. Вода разделила Землю лес, озера, горы снежные, и Дух носился над этим делом. Его мысль привела к тому, чтобы увидеть второго человека, желание такое у него родилось. Он долго мучился в этом деле, и всё же ему пришлось дождаться. Он был в процессе всего этого, ему пришла действительность (т.е. реализация. Прим. ред.) Природа ему откликнулась. К нему пришла на помощь Ева, женщина, она прислана Природой для того, чтобы Адам знал, а что есть в жизни, в Природе. Ему раскрыла всё через похоть одну. Он окружился своим местом. (т.е. занял, прим. ред.). Это был Рай. Он до этого всего сближения не употреблял ничего, а когда они родили детей, то им пришлось от этого места оторваться и своё место осваивать, кто чем начал на своём месте. Люди со своим здоровьем расположились по своим национальным языкам. Это было раньше. Человек своё не забыл, сам себя кормит, одевает, а в доме жить — Природа она на это ворота всем в отдельности отворила. Люди своё место они самовольно захватили, стали Природу разорять, тянуть в свой двор, люди на это поделались в Природе охотниками, дельцами, словом, оно то так делалось, и будет делаться. Такого мира которого хотят по договорённости, люди не получат его. Он в индивидуальности со злом живёт, это есть имеющаяся и большая разница в этом кипучем деле, какой должен мир. Если люди сами живут в чужом материале, они в Природе окружены мертвым, они не признают своё живое тело. Мы не хотим признавать самое главное в жизни это для всего Мира, для всех людей — закалку тренировку. Она осуществлена для всего Мира, для всех людей, чтобы они знали, что надо общими силами делать. Не надо такое добро забывать, она написана правдиво, окружена истиной. Если бы этого не было и этого человека не было в жизни? Но она держит в живых его, в этом духе воспитывала. Скажите, пожалуйста, если кто читал или будет это статью читать, слово сказано кем–то? Это всё делал сам Паршек, он так эти свои дни и недели, и месяцы, и годы он продумал одно, а другое он проделал–то практически. Эти опыты им делались для себя и для всех остальных, кто читал и тот, кто будет читать, это нужно для всех других людей. Этот «Огонек» находится в библиотеке, а история расскажет всем, пусть людям будет известно. Эта история делалась человеком на нашей земле всего–навсего в своей жизни. Это было такое. Проходило дело Паршека на белом свете 50 лет в этих условиях. Он делал, чтобы люди узнали. За всю эту историю можно было любому человеку 1000 раз умереть, и я в жизни рождённый для этого Природой для жизни, живу и мудро в этом разумею. Если мы из жизни упустим идею и бросим ею заниматься, то наш человек с колеи уйдет. Это же есть в Природе для человека живое тело, его надо спасти в жизни, в Природе естественным порядком. Ему, человеку, помогли избавиться от этих цивилизованных людей. Они им стали брезговать, а он долго ходил и об этом думал. Как же так, что мы все такие вот этакие люди в своей жизни не были удовлетворены этим, а он Паршек мудро разобрался с этим делом и дал своё согласие пойти в Природу. Он пошёл в неё искать истину в жизни и такое место с такими условиями, которые дали Паршеку заиметь возможность, чтобы нашему любому человеку научиться в Природе оставаться без всякой потребности. На это дело люди подхватятся, и скажут свои слова — это место наше райское, человеку слава бессмертная.

Он с Природой близок, стал с нею вместе жить. За его такой поступок, за его всё им сделанное она его как на человека чужого, не любила, а своего, такого как Паршека, с душою и сердцем полюбила. Он у неё такой один так ходит без всякого чужого. Если мы с вами это не сменим в жизни своей, то мы все поодиночке уйдем в землю. Так оно было, так оно и ест, так оно и останется между нами такими, кто не захочет любить Природу. Она никак и нигде и ни чем не одета, и не огорожена, а как была раздетая, так она и осталась живою своею Природою. Она такая есть, была она и будет такой огромной единицей. Она наша есть великая мать, она нас родила для того, чтобы мы в ней стали так жить.

С 62 страницы тетради по 71–ю Учитель пишет о том, том люди болеют, как им тяжело приходится зарабатывать деньги, но всё равно они имеют недостаток, Природа укладывает их в постель на больничную койку, а медицина ищет болезни, работает за деньги, брезгует больным человеком. А люди продолжают искать в жизни удовлетворения, но не находят. Далее Учитель пишет:

Деньги — это есть в жизни ничто. А вот жизнь должна остаться без всяких миллионов. Здоровье есть Природа, оно не должно продаваться и не должно покупаться. Живое есть природное. Чужое же, мертвое, делается людьми, и будет оно так делаться, и каждое сделанное дело ошибочное. Мы её (Природу) копаем, кулупаем на кусочки — это всё есть убийственное дело. Мы, люди, все это делаем. А что из этого всего мы получаем — смерть. Нас Природа этим окружила, она нам наносит урон жизненный, на наше тело сажает язвочку или грибок, не излечимое такое дело. Это есть для медицины минус, она бедная в жизни. Люди такие не живут, а отмирают. Смерть человеческой жизни развита ими. Я, Паршек, в этом деле стал противоположник. Думаю о этом деле, а самое главное — делаю. Для жизни в Природе нашёл такое место, которому надо людям всем низко поклониться и попросить Природу, чтобы она свои силы оставила и разрешила быть на этом месте, как никогда небывалому человеку, чтобы он жил, да так он думал, а самое главное, это все делал. Мы с вами всю свою жизнь о этом деле думали годами. А когда пришло такое на землю, человек этим он окружился, проходил для этого дела полвека, опытно изучил для всей жизни людей, а теперь эти зёрнышки сеет на людях, чтобы они этот приход знали и считали этот приход славой.

Человек и его возможности. У нас в гостях член коресподент международной ассоциации парапсихологии почетный член международной ассоциации Наумов Эдуард Константинович. В программе: 1.Психоэнергетика 2.Нетрадиционные методы воздействия на организм человека 3.Резервы нашего организма, этический аспект психоэнергетики, расширение полей сознания. Демонстрация документально–тематических фактов. Эта изложенная наука, которая сделана людьми для того, чтобы люди знали, они видели то, что нужно делать. Он на это смотрит, из этого определяет — как это сделать самому жизнь, какую мы продолжали всё время, делая дело. А сейчас мы прочитали с вами эту статью, а сами от этого всего ушли, не хотим этим заниматься, считаем, что это всё для нас страшно. Мы привыкли, чтобы нам было тепло и хорошо, это наши условия жизни, мы в этом научились так умирать. Куда наши все люди такие подевались? Их так в этом деле не стало.

Продолжая рукопись, Учитель пишет о том, как Природа взялась за Паршека, когда он стал материально помогать своему сыну. Всё равно это вышло наружу, Природа разбила машину его сына. Учитель написал, что Природа не позволяет ему, Паршеку делать так, как это делается другими отцами со своей жалостью. Учитель описывает действия других людей, которые приезжали к Учителю, выздоравливали, что большую роль в этом сыграла статья Власова в журнале «Огонёк». Далее на 78 странице Учитель пишет следующее:

Другое, совсем иное, мудрое, не умираемое — Чувилкин бугор, это природная тайна для людей. Она нам должна родить человека небывалой стороны. Мы должны поверить с вами не прошлому, что у нас до этого времени было, а нынешнему. Мы с вами должны сменить существующее положение, нам довольно так рождать человека живого, как мы его рождали раньше. Чувилкин бугор должен сделать то, чего следует. Мы об этом должны подумать и так сделать: то мы с вами рождали дитя в условиях там, где было одно и другое, третье. Это было. А сейчас будет создаваться то, чего не было. Паршек займёт своё место, и то он сделает, чего не было. Паршек об этом всем нам скажет, такая будет для всех нас слава в его деле. Проследите вы все мои написанные тетради, в них об этом конца краю нет, из них вы узнаете за моё дело сделанное. Оно есть, оно было и будет вечная в жизни слава. Это моё дело в Природе не умираемое. Я для людей это делаю, для жизни.

А мы все люди, живущие на белом таком месте, самовольно и необдуманно его захватили. Люди на нём живут и воруют как никогда. Мы с вами видим по телевидению всякого рода стихийные бедствия, они создавались Природой, они и дальше будут делаться ею. Людям это предупреждение за наше сделанное на земле. Это делается, для того, чтобы люди знали за приход на землю спасающего всех человека. Он не пришёл на землю, чтобы гибли люди. Он говорит нам умирающим людям, и мы слышим его голос об этом деле, которое видим. Что он не такой, как все они. Старается сделать людям, чтобы люди остались им довольны. Он в Природе нашел для них такое здоровье, теперь он его с такой любовью отдаёт. Детей мы рождаем в Природе, они у нас на белый свет появляются, и мы их всему по–своему воспитываем. Это дитя мы именем называем, говорим ему о том, чтобы он знал, что ему надо делать то, что его касается. Мы, люди, в жизни сваей не сидим, а что–то делаем и без дела не живём. Мальчик маленький смотрит на старшего — а куда это он и зачем пошёл? Он его видит, слышит, а что ему говорят? У него одно — вслед за старшим по его дороге идти, становиться таким как же.

Далее Учитель пишет, что малыш становится на ножки, идёт, найденное берёт руками, присваивает. И он также, когда был маленьким, то учился у отца камешки собирать, дом строить и так далее, но вот увидеть то, что нужно ему не пришлось. Вся детская наука научится делать так, как у взрослых — занять тяжёлым и долгим трудом своё место. Эти условия гнали его в бой. И мы все по этим дорогам ходим, свой дух вкладываем в свои следы. А вот одного мальчик не сделал — сам себя не познал, этого в жизни его не было. А сейчас появился человек, какого мы в жизни не встречали. Он нам любезно повстречался и рассказал про своё дело. Я, говорит он, пришёл к вам своими босыми ногами в жизнь вашу.

На 87 странице рукописи Учитель описывает, как он помогал приехавшему к нему больному человеку Анатолию Константиновичу. Он спросил Природу про его здоровье, она сказала, что ему стало лучше. Они взяли вдвоём неделю сознательного совместного терпения без еды с понедельника 10 января 1983 года. Далее он описывает этот процесс, что и как происходило за эту неделю. Учитель сравнивает это с ростом маленького мальчика в человеке:

Маленький мальчик растёт, поднимается со своим здоровьем, это Идея идёт прямо по Природе по пути этого дела. Люди хотят видеть этого закалённого в людях человека, он для этого дела проходил по Природе 50 лет. Тогда люди были слепые, не видали, а сейчас после «Огонька» посыпалась жизнь, радость в жизни, закалка появилась в людях, она опыты свои принесла. А Учитель Паршек их на людях сеет и говорит свои слова. Я остался в Природе 234 дня, а сейчас такое настало время — надо в воскресенье кушать, в неделю раз. Мальчик этого потока не видел и не может видеть. Надо самому делать, чтобы плоды от Природы получить. Это одно в жизни счастье — любить Природу как Мать родную.

Учитель описывает, как он обращается к Природе:

В три часа без пятнадцати минут меня как такового по плечу толкает. Это в жизни так бывает. Я вышел на двор, там был небольшой снег, я как обычно на нем уютно постоял, руки вверх поднял, сказал Природе, её попросил, чтобы она дала мне мою такую жизнь, чтобы я учился опознавать Природу, так как её надо любить, хранить как своё око. От чужого надо в Природе отказаться, а своё живое энергичное надо людям показать, что оно такое есть у нас. В условиях жизни оно пришло к нам для того, чтобы людей в Природе, в жизни спасти. Такое в жизни дело нельзя дальше так продолжать, не надо с Природою бороться в жизни, не надо её кусочками брать и задерживать Воду, чтобы она не двигалась.

Во второй раз выходил в Природу. Руки поднимал, просил то же самое. А у самого на голове, где каждая волосинка питается и от неё отходит своё неумираемое дело — это мысли Паршека. Он их поднимает в высоту в бесконечное пространство. Я захожу сюда, где лежит эта моя тетрадь, беру ручку, у меня рука не дрогнет это все живое описывать, если бы кто взялся за эту штуку и начал бы это делать, какая это красота. Мы эти качества в Природе завоюем, сделаем то мы что в жизни надо. Спать мы с вами перестанем, лучше будет нам не спать. Лег в постель, полежал да подумал. Меня тревожит мысль. Такое условие жизни (лежачее — Прим. ред.) никому реального не дало, а вот это нам даст — я поднялся, и тут же буква за буквою стал писать словами, фразу стал строить, чтобы это пришлось нашему брату читать и это всё понимать. Эта фраза умственная, самая в жизни дорогая Идея — оставаться любому и каждому человеку без всякой потребности. Это наше Райское место, человеку Слава бессмертна.

Продолжая этот эксперимент, Учитель пишет:

Полтретьего... дня проходит этого времени, меня к еде не тянет, и не делается чтобы, было в жизни плохо. Мозговая система у меня ясная. Я не делаю себе такого, чтоб от этого было плохо. Я делаю это для всех. Пришло время — надо будет купаться в горячей воде, а впоследствии купаться холодной водой. Это делается в неделю два раза, в среду и субботу. А сегодня пошёл уже четвертой день этого недельного первого эксперимента. Очень в этом проходит прекрасное время в Природе. Терпите, для вас это мое здоровье, оно вас ведёт к вечной неумираемой жизни. Я не маленькое лицо, читайте Детку. А в Детке вся наша природная жизнь. Мы её для эксперимента делаем — сегодня 14 число моему недельному делу. Детка правдой окружена, Истина нас ведёт к неумираемой жизни. Моё это есть ваше, вы только делайте, пойдёте дальше естественным порядком.

Природной Воздух Вода Земля сами три друга они вечно жили, живут и будут жить вечно. Умирать Паршек из–за этого не будет, он ищет путь жизни. Мы двое выходили на двор, в Природу, воздухом подышали, это неумираемый азот, вечно он так живёт с нами, с нашим телом. Наше дело такое в жизни — как только что встал с постели, сейчас же берись за писанину. Начинал полвосьмого утра 13 января 1983 года, четвёртый день уже пошёл нашего эксперимента. Мы делаем ради москвича Анатолия Константиновича, он был расслабленный заболеванием своим, он парализован. Я его своими опытами принял, он свободней себя почувствовал, а водою не стал обливаться. Ему эта система показалась дюже страшной с холодной Водой. Он потребовал отъезда домой, но Природа сказала ему — лучше мы ради его здоровья, если это правда и ему будет лучше, то мы должны пообедать. Он нами принимался, как и всем людям, Природа ему опытно помогла. Он остался доволен нашим приемом, сказал спасибо, а наше дело сознательно терпеть. Мы оба пока не употребляем ничего, кроме одного воздуха, он нас удовлетворяет, мы верим естеству Природы. Она нас хранит, пока мы двое идём по этой дороге. Она нас ведёт двоих прямо сюда, мать великая Природа, она нами хранится, мы её храним, как око своё. Это время живем за счёт сознания. Люди этого не хотят видеть в себе. Им одно дай, да ещё много, они мало не любят. А вот чтобы огородиться сознанием — они не хотят, и просто они от этого уходят, считают, что это есть большая неприятность. Мы не попали на ту прямую дорогу, а сбились с неё, это наше развитое незнание.

Наша в Природе жизнь нами делается, и она обязательно свершится. Мы двое оказались с естественной стороны в деле. Мы это сделаем и станем победителями. Мы же люди разумного характера и делаем для всего Мира, всех людей, чтобы они за это брались и его делали как Паршек и Валентина. У нас образовались силы, мы с ними идём по дороге по той, которая ведёт нас вдаль. Мы пошли в этом дальше, а Природа за наши действия всех полюбит и не будет нас наказывать. Мы ей головкой низко поклонимся и скажем во весь голос своё спасибо за твою милость и твою доброту. А как же нам её такую мать не благодарить за то, что она нам таким сделала? Мы все время простуживались, болели, а теперь она нам изменила свою атмосферу. Для нас всех у неё на этот счёт встал вопрос жизни. А людям не докажешь, они своё дело знают, их дело не останавливаться, кушать и кушать до самого отвала. А сейчас мы с вами переходим на пятые сутки. Мы ведём себя, не употребляем никакой пищи. Если вы люди понимающие, в этом вы видите меня, какой я есть в Природе. На мне нет никакой самозащиты, нет одежды, а пища не помогает, а наоборот как чужая. Природное живёт одно время, а другое время оно плесневеет, оно долго жить свежим не может. Что же меня может в жизни такого спасать? Если я в Природе хожу не так как все люди, я не самозащищаюсь, так как все люди. Я не технический человек, у меня искусственного нет, химия не вводится, а одно есть естество Природа. Она меня спасает. В этом я её люблю, как великого друга жизни. Это мои милые никогда неумираемые, вечно живущие в Природе друзья. Я не когда от них не ухожу, а всегда сними в месте, я их люблю как друзей. Все люди не такие в Природе. Технические бессильные, чтобы в Природе жить. Вы живёте за счёт чужого добра, это не ваше, а природное и совсем не твои. Природа эти качества имеет, но мы их нашли, стараемся взять, ими воспользоваться. Это считаем всё нашим. Мы его нашли и говорим, что это есть моё, а ничьё либо. А когда я умираю чьё оно есть? Оно переходит в другие руки, уже хозяин делается над этим добром. Более 2 часов прошло ночи в пятницу, я об этом пишу, об этом говорю, моя такая мысль об этом мыслить. Сегодня 14 января 1983 года пятница. Новый год по старому прежнему стилю, это история прежних давно прошедших людей. День нового небывалого дня, которого никогда не было в жизни, чтобы человек у себя заимел сознание оставаться без всякой в Природе потребности. Пятый пошёл день для этого недельного эксперимента. Ещё день и готовая пришла в этом деле неделя. Благополучно всё, спокойно прошло это же такое в жизни человеческое дело, чтобы делать для жизни вечного характера. Нам это нужно всем. Мы, люди за это доброе дело сознательно взялись делать для всего Мира. Стакан выпил квасу не для наслаждения, а для анализации. Думаю, что это всё не улучшится, а ухудшится. Во рту много собралось слюны, еле–еле их удалил. Семь часов утра, пятница, а здоровье моё такое — я стою энергично пишу об этом. Искупался, хорошо. Словом, это будет и нам хорошо, это не личное такое явление. Мы это делаем, чтобы в жизни людям после этого всего нашего дела было хорошо. Мы делаем не из–за какой–то болезни, нас заставило наше сознание.

Мы не останавливаемся. Наши люди нам пишут свои изложенные в вопросах письма. Они хотят знать о том, что мы в Природе сделали. Мы не побоялись никакой в жизни смерти. Нас двоих окружила Истина. Мы не для самих это всё делали, закалка тренировка есть для каждого нашего человека наука. Если мы бы этим не занимались, нам бы Природа свои дары никакие не дала. Мы ищем в Природе Истину, ею хотим окружится. Нам она поможет. У ней есть её силы на всё наше дело. Это не индивидуальный технической есть человек. Великая Природа меня для этого родила, дала мне мой ум, чтобы я не забывал прошлое, а держал в себе память. Я иду по дороге, по той, по которой надо нам идти всем. Мы это видим, а чтобы делать нам это не возможно. Мы такие есть в жизни люди, которые, встретившись со мной, хотели сказать, что им требуется одно, другое и третье.

Отложите прежний образ жизни ветхого человека, истлевшего в обольстительных похотях, и обновитесь духом ума нашего, и облечься в иного человека, созданного по богу, Праведности и в святости истины. Библия поднимает интересный вопрос. Каким образом мы можем жить полезной жизнью, невзирая на недостатки Мира, в людях остаётся стремление к добру, к познанию Бога. Никому не удалось ещё воспрепятствовать проникновению в мир добрых естественных мыслей. Но в чём залог добра, и как можно жить доброй жизнью.

Далее, со 108 по 117 страницу рукописи, продолжаются записи, сделанные другой рукой. Дело в том, что Учитель просил иногда переписать в свою тетрадь какую–нибудь цитату или выдержку из книг. Ученики Учителя переписывали своей рукой материал по просьбе Учителя.

Ответ библии гласит: отложите прежний образ (с этого слова начинается переписывание из книги, указанной Учителем) жизни ветхого человека. И облечься в нового человека. От одной жизни надо отказаться, а другую принять. Иными словами, наше решение и действие бога. Наше решение отложить ветхого человека. Все мы знаем ветхого человека живущего в нас. Потому апостол Павел не считает нужным нас с ним знакомить. Уже с детства он является нашим спутником. Он воспринимает всякое искушение, и готов на всё плохое, являясь противником совести и призыва божьего. Грех это большой обман, и наш плотский человек готов верить в этот обман. Но на бога уповать не хочет. Как легко обманывает нас, наш ветхий человек. Молодой человек думает, что он попал в руки искусителя за неимением опыта. Молодой и неопытный — говорят для извинения. Это тоже обман. Всякое падение совершается по неверию. Доверие к правильному пути слово божье предупреждало такого молодого человека. Но он не поверил, его предупреждала его собственная совесть. А он не обращал на неё внимания. Мнение рассудительных и опытных предупреждало его. Но он считал, что они его не понимают. И так он упал не по невежеству, не потому, что не видел правильного пути. А потому, что у него не было доверия. К правильному. Насколько мало помогает опыт в грехах, показывает простой факт. Что падающие падают не только раз, и второй, и третий. Плоть увлекает человека, на край пропасти и беспощадно низвергает в пучину. Опыт в грехе не спасает, а опыт в бога спасает. Познай же, что это обман греха, заставляющий хоть раз испытать грех в интересах опыта и мудрости. На краю гибели всё еще играет эта обманчивая иллюзия, которая была уже во время апостола Павла. Те самые чары, которые соблазняли людей тогда, соблазняют и увлекают их ещё и сегодня, тот же блеск золота и драгоценностей, камней, та же красота, толки и дурман вина, увлекательные улыбающиеся лица, и не одежда на достижение счастья. Но и прежде соблазны в дурмане, увлечение идеи дальше, до тех пор, пока нравственная поверхность под его ногами становится настолько тонкой, что обрывается, и человек опускается в омут греха. После первого падения голос шепчет ему тихонько в сердце, поздно, но и это был обман греха. Теперь в жизнь заблудшего вступает библия, которая свидетельствует, что человек может идти по пути праведности. А если он согрешил, то и тогда для него есть выход из положения. На любой ступени падение, есть спасение, но только при условии, если человек сразу делает решения. Отложить ветхого человека, Бог ждёт от нас этого решения. А тогда обращённый к богу человек вновь попадает на путь гибели. Он должен снова сделать решение. Без решения, нет спасения, Бог считается с таким намерением принять решение. Встану и пойду к отцу моему, сказал блудный сын. Только после такого решения у него началась новая жизнь. Исус сказал во время своей жизни на земле: Кто хочет творить волю его, тот узнает в другом месте. Господь говорит, желающий пусть берет воду жизни даром Опыт тысячу верующих показывает, что один решительный момент может изменить всю жизнь веры на многие годы дальше. Один момент в Дамаске изменил Савла — гонителя церкви. Один момент в Милане изменил полностью жизнь Августине. Одно единственное богослужение изменило жизнь Сперджена. И он стал новым человеком. Что может сделать для твоей жизни сегодняшнее богослужение. Что может произойти с тобой от сегодняшней встречи со Христом. Я знаю, что трудно верить в мгновенное исцеление. В то, что сегодня же мы можем стать новыми людьми. Но ты верь неуклонно, твердо сию же минуту будь готов, тогда и господь будет готов дать тебе. Скажи богу, что ты веришь в его силу — освобождение тебе от служения греху. Здесь в этот момент кульминация противоборства плоти против духа. Ветхий человек протестует, но ты от лжи отстрани его, и прими своё решение и все цело доверься богу. Тогда в твоей жизни проявится действие бога, и его сила. А в своей прежней греховной жизни, ты уже не увидишь ничего красивого и пленительного. И с радостью готов отказаться от неё. Дело божье обновление. Наше дело отложить ветхого человека. И тогда бог своей силой будет творить, в нас нового человека. Но кто найдётся, освободится от греха своего собственной силой, своими стараниями, рано или поздно вынужден будет сказать, желание добра есть во мне. Но чтобы сделать оное — того не нахожу. Но Господь даёт нам силу облечься в нового человека созданного по богу. Облечься в человека нового, то же самое, что облечься в Исуса Христа. Новый человек уже существует. Нам не надо его больше искать. Наша единственная задача принять его. Созданного по богу. Первый человек был создан по образу божьего. Но он не остался таковым. Второй человек, сохранивший на земле образ божий — Христос. В конце своей жизни Исус Христос предстаёт перед нами как герой, который боролся против греха, не на жизнь, а на смерть и победил. Третий человек по образу божьего новый человек в нас рожденный свыше Духом святым. Ни кто в глазах божьих не может жить полноценной жизнью, если в нём нет этого нового человека. Не должен бояться жить полноценной жизнью, так как он создан по богу и праведности и святости истины. Новая жизнь от бога вселилась в нас. Но что ещё не всё, бог сам печётся об этой новой жизни в нас, постоянно обновляет её. Эта мысль выражена в 23 стихе, и обновится духом ума. Это очень интересный текст, если его проследить в новом завете на первоначальном языке. Отложение ветхого человека, и облаченье в нового в оригинале означает однократное действие. А слово обновляется обозначает продолжительное действие. Отложение ветхого — решительный факт, при нашем обращении и облачение в новое дело божие при возрождении — это новая жизнь постоянно обновляется, как и наша физическая жизнь, которая сохраняется до тех пор в ней идёт обновление. Апостол Павел пишет, что внутренний человек со дня на день обновляется. И облекшись в нового, который обновляет в познании по образу созданного его тайны силы нашей духовной жизни в боге. Нам самим только надо отложить ветхого человека предать его смерти, как велит библия. И через молитву верой отдаться в руки господа. Тогда он будет обновлять нас изо дня в день. Наша духовная жизнь, теперь связана с источником силы духом Святым. Мы полностью отдались богу, и дверь нашего сердца широко открыта для него. Веришь ли ты возрожденный человек, что ты теперь свободен от служения ветхому человеку. Ведь ты создан для праведности и святости истины. Или считаешь, что для тебя это не достижимо. Но, ведь здесь ясно сказано, что сам ты не можешь этого сделать. А бог может. Поэтому верь, что бог сверх естественно тебя возродивший таким же сверхъестественным образом введёт тебя во все обетование им в его славе. Бог призывает нас сегодня отложить ветхого человека, отказаться от него, и принять нового человека. Таков единственный богом назначенный путь для продолжения греха и обновление. Бог призывает нас, и он даёт нам силу, чтобы справиться с этим трудным делом.

Далее пишет рука Учителя:

Я верю делу своей жизни, никто из людей этого не делал и не делает. Люди этому не хотят верить, они считают, что это не богова сторона, а так, мною придумано. Я для этого дело делаю. Моё дело есть в жизни. Люди живут один раз, они стараются от плохого и холодного уходить как от неприятности. Мы живём в этом деле. Девушка, самая маленькая девочка, у нас живёт, она учится, готовится сама занять место в своём деле, чтобы им командовать. А так как мы все рождались, мы в этом во всём себя так показали гордыми, и не такими как это в жизни своей надо. Нас Природа за это всё, что мы сделали с вами, гонит с колеи. Мы в жизни бессильные стали, не сможем долго жить, мы потеряли своё здоровье. А наш мозг в голове должен свою силу он расширять, давать возможность жить.

Далее Учитель пишет о людях, с которыми он имел дело. Пишет о повстречавшемся генерале, который ведёт людей к войне. Учитель, же ведёт людей не к войне. Учитель описывает эпизоды из своей жизни. Рукопись продолжается:

И всё же я встал и до разу берусь за свою японскою ручку и за свою недописанную тетрадь. Мои слова звучат про Природу, про мать родную, она нас всех до одного человека родила для жизни, чтобы мы так вот жили и не болели, не простуживались, были Природою защищены.

Учитель пишет о том, что человек стремится стать на земле хозяином, присваивает себе продукты, вводит торговлю, что ему нужен базар и, таким образом, он совершает большую ошибку.

Первоначальный человек был нагой, но он стал на технический путь и окружился не тем. Ввёл собственность. По написанному этот человек был Адам. А кто был Адаму отец? Если люди взяли природное добро, отец в людях остался вожаком, он был хозяин в этом деле. Люди стали бессильные и умерли на веки веков, на это место пришли другие люди и стали это дело продолжать. Отцы избрали самодержавного царя, он им как своими сыновьями распоряжался. Это был их синод, они Богу крепко верили, хотели, чтобы он к ним пришёл. А теория людей есть наука, она подготовила в Природе против этого человека другого, он был отцовский сын. Он отца не послушался, стал политическим человеком, пошёл со своим знанием против царя. А по-человечески этот человек оказался в людях безбожником, он против Бога пошёл, ему Природа помешала. Она сначала русских заставила воевать до самой победы.

Скоро люди царя русского с престола сняли, богачи взяли в руки власть, а беднота оказалась с большевиками. К ним умная Идея против Бога пошла. За бедняцкую власть против капиталистов революция пролила кровь. Бедные такие безвинные в Природе люди, у них стали силы уходить на всех фронтах. Не оружием, а талантом Чапаевым, т.е. преданным Природою Буденным, Фрунзе, словом это политика потеряла в Природе у капиталистических людей доверие. За это всё новое дело взялся теоретик Владимир Ильич Ульянов, он же Ленин. За собою повёл в бой на баррикады безбожную бедноту. Природа ему помогла эту революцию совершить победой над капиталом. Беднота с России выгнала буржуазию. Стали безбожно строить в людях социализм, а на это потребовались людям деньги. Ленин этим в Природе ошибся, новою экономику ввёл, заставил сам себя пойти против Природы. Она для него не пожелала свои силы направить. Его подстрелила Каплан. Он с этой раной скончался, умер, как и все умирают.

Над людьми стал Сталин распоряжаться, он был по своему политическому делу. Через людей он ими как подчинёнными распоряжался, он отечественную войну людьми закончил. Ради этого Паршек он не стал эвакуироваться, а ради помощи пошёл к всему фронту со своим здоровьем с Красным крестом, международным здоровьем. У меня справка. Я её написал сам. Этот документ хранится в райсовете в Сулине. Там написано: справка командиру и организации, чтобы она мне в этом помогала. Я закалялся тренировочно холодом по Природе в трусиках зиму и лето. Всё это делал для людей сознательно. В 1933 году я поделился с людьми, им оставил всё, а своё выбрал живое, энергичное неумираемое такое дело. Стал жить по–своему в Природе. Она меня стала хранить как око своё. За мою к ней любовь, она не стала делать так, чтобы я в ней простуживался и болел.

В закалке тренировке я был своими мыслями за большевиков, за советскую власть. А в ней руководил Сталин. Я его как токового своими силами за народ, за обиженных, за больных людей, за него поддерживал до тех пор он в людях жил. Пока он мне за закалку тренировку пункт 16–й пришил за политику, и посадил в психбольницу психиатрическую в Ленинграде. Я ставил людей на ноги больных в Москве, а он меня признал за мое всё сделанное для него, он через меня выигрывал жизнь свою. Во всем деле я был за его дело, всю войну с немцами я был на стороне его. А для этого всего дела не эвакуировался в тыл, остался я у немцев, чтобы помочь русскому солдату от этого порядка фашистских войск.

Я был ни кем иным, как только Красным международным крестом за здоровье всего Мира между немцами и русскими, поэтому Паулюс меня принял и от своего немецкого народа напечатал этот документ. Я был за русских. Что они хотели, то они делали надо мною. Такие они, меня кормили, они меня поили, я был у них. Они меня считали Богом Земли, а Бог не за то, чтобы убивать людей. Я был свидетель, они меня пригласили в Берлин, а потом по дороге в Знаменку согласились, ссадили и отправили в Днепропетровск в гестапо. Там со мною поступали, как хотели — на морозе жгли иголками, я это сдержал ради только нашего русского солдата. Я не хотел, чтобы немец в Мире своим поступком он возглавлял. Так оно и получилось, немца под Москвою разбили, в Волгограде окружили — всё это моя была просьба в Природе.

После смерти Сталина Маленков был. Скоро Хрущёв появился, всю политику Сталина смазал как никогда. Его убил, сам себя не оправдал, умер, как и все живущие люди поумирали, а также умрут все выдающиеся люди, они люди технической стороны, окружены искусственным, химией введенной. Они бессильные в Природе жить, не заслуженные в ней, в любую и каждую минуту может любой человек умереть, у него нет гарантии, чтобы жить, как прожил наш Паршек.

Далее в тетради Учитель описывает эпизоды жизни, в которых опять было непонимание и преследование его административными людьми. Но ему всегда помогала Природа устоять. Учитель пишет, как ему пришлось по Природе шагать через колючки, в жару, без Воды и так далее. Повсюду у него были встречи с людьми и со своими дальними родственниками, как он побывал в Новочеркасске и других местах. Но никто за ним не пошёл, все оставались людьми техническими и не признавали дорогу Паршека. Он не знал, куда и зачем шёл, но его мысль вела, и ему приходилось трудно в Природе, он продолжать испытывать свои качества, искать свои человеческие пределы. Учитель пишет:

Я про это думал и делал, от Природы отбирал ток, электричество, этого никто в жизни не мыслил и не делал. А я для закалки тренировки сил набирался. Единственный человек в жизни готовился, электризировался. А сам продолжал свою дорогу делать, в шахтах люди Воды не дали напиться, это всё делалось на пользу закалки. Вода не нужна будет человеку для питья. А моё такое дело — спать не приходится, а надо вставать и идти туда, куда это надо. Природа не спит, а бурлит без конца и края. Это же наука, это источник всей жизни, человек с нею живёт. Один единственной человек Паршек ради всех наших людей свою семью оставил сзади, а сам пошёл в Природу искать истину, стал встречаться с людьми нуждающимися. Их болезни на ходу стал изучать и на это на всё нашёл средства — саму Природу. Она этих людей сама со своими силами окружила неприятно, они стали в этом мучиться и до тех пор будут мучиться, пока у них силы не упадут свои и зародится в теле немощь. Человек теряется, он у себя потерял здоровье, а раз в теле здоровья нет и нет жизни, человек стонет, он умирает на веки веков.

Мы такого одиночества никогда не встречали, чтобы человек один этого сделал. Не от меня лично зависит, чтобы я стал над людьми Бог. Тогда я стану в людях Бог, когда они станут меня в своём горе и беде просить. Из–за этой просьбы ему, человеку, будет реально хорошо от меня. Он не будет так мучиться, я как Бог должен его просьбу удовлетворить реально. Он должен остаться доволен. Меня надо как Бога просить во всем, будешь ты удовлетворен. Хотите, чтобы у вас, у всех людей в Природе не было войны меж собою, просите меня как Бога, войны не будет. Вы, все люди, через меня как Бога, добьётесь бессмертия, болеть вы, простуживаться, не будете и также умирать перестанете. Через Бога он вас в этом спасёт в жизни, вы будете этим удовлетворены, вы будете жить вечно. Из–за славы вашей мы через богов поступок сами поделаемся богами. Бог не велит человеку курить табака, пить вина, Бог не велит ругаться или злиться на другого человека. Бог имеет вежливость ко всем людям, их просит, чтобы они делали самое главное в своей жизни — со всеми людьми здоровались, находили бедного нуждающегося и ему, чем могли, помогли.

Учитель наш, всего Мира Бог Земли, открыл свет этому всему. Дух святой воссиял в людях, эволюция в люди пришла — это сознательное бытие. Это всё надо людям нам сохранить как око своё, тогда–то мы поделаемся в Природе, в жизни, все боги. Зависит от нас всё. Мы будем жить в Природе легко, жизнерадостно, для того, чтобы все были боги. Надо нам всем делать, а когда мы будем все с вами так делать, как нас учит Бог, мы будем все боги как один. Дети вы мои рождённые для этого всего, не спешите отдать свою похоть в жизни, а спешите её так сохранить — это ваше здоровье, вы будете лёгкими это место райское занять. Вам слава будет бессмертная.

Закалка тренировка нас всех просит детей, чтобы они знали Бога и богами делались в Природе. Когда мы все в этом люди, воспримем закалку тренировку, так полюбим Природу как любит её наш Паршек, мы тогда поделаемся все такими как он, мы будем все богами из–за дела, а он нас приведет к порядку. Мы все как один будем любить Природу и хранить как око её. Мы будем боги жизни. Это закалка тренировка она восторжествует и будет с нами жить. Между нами врага никакого, нас полюбит всех Природа. Она нам всё даст то, что будет нам в жизни. Мы, как таковые, заслужим от неё. Нас окружит атмосферная сила, даст нам великую славу в жизни. Мы получим общее благо в жизни — это вечно жить в Природе. Мы будем в этом заслуженные с вами иметь силы в Природе жить, а смерть мы её так изгоним. Всё это сделает наша закалка тренировка, она будет играть роль во всем.

Мы поднимемся живыми из мертвых, нас окружит сила Паршека. Он будет Богом. Начало он этому всему. Вожак, для этого всего проходил 50 лет. Мы с вами прочитали, он нам сказал за Бога. Брешут, надо этого Бога сделать в людях, на себе. Он есть люди всего Мира. Не от солнца будут лучи, а к Паршеку будут наши силы направленные. Вот тогда то будет богова жизнь. За наше с вами сделанное, мы получим свет, дорогу свою, и по ней будем идти смело без всякой ошибки. Наша всех мать, великая Природа. Мы ей поклонимся и скажем ей такое спасибо, что она нам преподнесла Паршека такого, кто один за этим пошёл и этого он добился от нашей матери родной. Она согласилась, пожалела нас, не стала так она наказывать. Мы не стали болеть и простуживаться, так как мы это с вами получили. Паршек её как мать свою уговорил, она его пожалела и дала ему возможность делать. А через это всё, самородок один для всех нас, неумираемое лицо. Не отступает от своего найденного в Природе, это наше. Мы его как таковое имеем — это есть мы, люди.

А в людях в этих, есть Бог не такой, как он есть сейчас. Они его не видели и не могли его видеть, а крепко ему верили, только одна беда — не выполняют. Их вера не верна, она их закапывала в могилу. Он с Богом родился, с Богом умер, его не стало. А Паршека родила Природа для жизни этой. Он живёт с нами, говорит нам — горе, горе будет нам книжникам, фарисеям, лицемерам. Время пришло наше с вами. Наши церкви запустеют, дар божий отпадет, человек придёт с Востока, он нам скажет за это всё, мы ему не будем верить. А когда это будет, он говорит — ни я, ни мать моя, ни ангелы, никто не знает, только знает великое лицо, Бог всему. Он нас к этому всему готовит, чтобы мы об этом деле знали, и то делали, чего делает в жизни нашей Паршек. Он является в жизни человек наш такой, как и все люди.

Он сейчас за это всё сделанное им пишет: Это день январский 23 дня. Мороз небольшого характера в жизни. Он приближается ко дню 20 февраля. Я себя готовлю между собравшимися людьми. Как никогда никто должен им сказать за своё. То, чего я имею — это наше всех одно такое есть — Здоровье, международный крест. Я, Паршек, за него борюсь как за свою идею. Она же мною сделана, эта закалка тренировка, она у нас в каждом месте живёт, она жила, она и будет жить. Это же есть Природа, планета земная. Она хранится кем–то и для чего–то она живая, вечно дающая плоды для жизни нашей.

Мы же люди такие есть в жизни, у одного есть много денег в кармане, а у другого ещё больше их. Бережем, копим ещё больше, а сами боимся соседа, он же сбоку живёт, подсматривает, готовится в этом напасть. Он думает его держит совесть, боится Бога, а сам он против этого всего до зубов вооружается. Ему так своё, это ему люди создали, он их держит под крылышками. Люди — это источник труда, они копят, это же эксплуатация человека человеком, нехорошая такая сторона. Капитал, буржуазия Богу они верят, а выполнять не хотят. Легче богатому в царство божие уйти, чем верблюду пролезть в иголочную дыру. А революция создала в людях советскую власть, только людей не таких она призвала для построения социализма. Люди ученые, людей неученых заставили трудиться, делать экономику, чтобы за счёт этого всего жить хорошо и тепло одно время, пожить да повольничать, а потом в этом во всём умереть. Учёные не научились этого всего избегать, а взяться за жизнь новую, небывалую, за поток, это для них ничто такое в жизни. А закалка тренировка нового человека в Природе ведёт. Он должен в Природе не техническим человеком быть, и не в искусстве, а химии не надо.

Из–за нашего незнания мы в этом делаем дело и в нём крепко ошибаемся, в нём бессильные делаемся. Закалка через Паршека говорит нам — не нужны деньги, и это вся экономика. Нам нужна Природа, естественная сторона самая богатая в жизни. Не эксплуатировать этим всем, а пользоваться им — это Воздух, это Вода, и Земля. Человеку надо для этого дела, чтобы там было место такое, с условиями, чтобы была такая возможность в Природе оставаться без всякой потребности. Вот где есть она, природная такая сила, сделана в жизни Паршеком. Его заставила обстановка, пришлось на это пойти, он делал сам. Эти природные качества опытно для того я в Природе делал, чтобы людям было хорошо.

Это вёл нашего человека святой Дух, он на арену за собою тащил эволюцию, тихий такой подход, и такое сознательное во всём терпеливое дело. Мы должны это сделать, а не то, что нам приходится делать. Мы на это сознание должны ввести как таковое. А мы это самодержавие на людях вводили — отца, а он нами всей семьёй, как своею распоряжался, он что хотел, то и делал. Он своего сына мог продать за то, что ему нравилось. У него были свои чужими. Это всё так делалось индивидуально на нашей земле и собственностью окружено. Так верили Богу, без него единого шагу не ступали, а жить–то надо. Если в тебя что–либо стихийно входит — это всё твоё нарушение, что–то тебя наказало, сила нечистого поступка, этому всему люди слёзы проливают, им горе пришло, а когда какая–либо в этом появится прибыль, тут уже радость. Мы пир распиваем, а как хочется нам всем это у себя видеть, жизнь такая.

Далее Учитель о том, почему он поделился с людьми своим опытом, своими взглядами. Он видел, что люди в жизни не удовлетворены. Он искал в Природе истину. Зависимость человека, начиная с царя, который опирался на губернию, а та, в свою очередь, опиралась на уезды, на маленькие хозяйства и так далее, где сам человек надеялся на землю, которая его кормила, эта зависимость не давала человеку здоровья, он его терял. Учитель описывает тяжёлый крестьянский труд, пишет про труд с домашними животными, про выращивание урожая и так далее. О том, что люди Природу покупают и продают, создают экономику и тому подобное. Геологоразведка ищет в недрах богатства, поэтом их вынимают, распродают, зарабатываются деньги. Люди едут на Север, там мёрзнут, но и там Природу грабят. Это все старое. Учитель пишет далее:

По Паршековому делу мы с вами не туда стремимся попасть. У нас наша земля вся изверчена, это хорошо, что наше развитие получает в жизни прибыль, мы так живём. А есть люди, которые другое видят. На это богатство люди смотрят как на чужое, у них зависть, да ещё какая есть болезнь. Он сосед нехороший, воюющий, он для этого сделал нападение. Мы по всему этому люди Природою одарены, это не мирное дело, а люди они не люди, зверски набросились, им хочется воспользоваться чужим. Они стараются сделать войну. Это закон — сильный на бессильного, кто кого и как, а война она введённая Природой. А Природа сама мирно не живёт, с нею люди. Они от Природы всего хотят, чтобы она им так вот как всегда давала. Мы привыкли заставлять Природу. Мирно никогда так в Природе не бывало. Это такой путь, он к такому нас ведёт, когда как звери со зверями.

На последних страницах рукописи Учитель описывает разные истории, которые с ним происходили. Он продолжает говорить о том, что у людей сложилась такая жизнь, которая идёт против Природы и приводит много примеров по этому поводу. Заключительные страницы тетради Учителя такие:

Физически я был здоров, мне подсказывала в этом деле сама Природа. Я писал очень много из истории прожитой, мои такие были поиски в Природе. Я об этом уже знал как о таковом деле, что наши люди, живущие на белом свете, в своей жизни не были удовлетворены. Я родился так, как и все, в большом селе, школу проходил церковно–приходскую, учителем был дьячок Егор Степанович Сычов, требовательный мужик он был, один из всех давал своё такое знание. Я всего–навсего проучился четыре года, моя практическая робота, можно сказать я шахтер, эту копейку добывал. Любил я не сидеть, а больше всего двигался на своих ногах. Это физическое моё состояние, как трезвого человека. Мне в жизни своей везло, меня Природа не держала на одном том же месте. Люди старались меня у себя держать одно такое время, а потом меня не в силах было удержать, своё дело я хорошо знал, а писать не переставал, прошлое вспоминать на русском простом языке. Как мне приходилось на этом месте своим телом окружаться, а там это место что–то в своей жизни давало. Я место менял и хотел дальше от этого идти. Раз место одно оставил, а другое взял, я там по–новому жил. Я практически делал, а теоретически описывал.

Эксперимент длиною полвека приходилось по Природе чистым телом. Паршек это дело сделал в Природе сам, он между людьми проходил, проговорил. Речь шла одна только за закалку тренировку, ни одного человека ни нашлось пойти вслед за ним. А как был таким в Природе Паршек, таким он и оставался в деле самородок, а источник его — это закалка тренировка, за которою речь шла. А печать хотела его убить, своею такой критикой — и шаманом, и пророком, словом тем, чем они хотели. А Паршек от всего не отступил, он своё не бросил. А встречался с людьми с больными, старался узнать, как им таковым помочь, чтобы они не страдали. Закалка тренировка ему прошлое оправдала. Вся частная собственность у него не была, он её не имел, поэтому он этим занялся, он стал искать в Природе то богатство, которое требуется людям. Это их личное своё здоровье, когда получил он от Природы доверие, чтобы этому человеку больному помочь. Вот чего сделала Паршеку закалка — она ему помогла свои грешки перед людьми оправдать, проверить самое главное в жизни, а вы не даёте ему жизни, и мы этому делу, и этому человеку не даём ходу. Спирт делается людьми, а они потребители. А мы этому развития не даём, гоним этого человека, он же не виноват, виновны в этом люди. Своя же Природа, а в Природе не то над человеком делается. Мы делаем сами, хотим, чтобы это дело ушло, а дело это — жизнь людская. А люди это сделали, а теперь это дело не делают этот цветок, жизненный вопрос да ещё какой в людях.

Андропов и журналисты Америки сводили Мир о разоружении ядерной войны, успехов впоследствии никаких из–за частной собственности. Сами генералы трусятся так, за войну говорят мировую, такую, какой в жизни не было. Нам написана статья о Паршике, она нам не говорит, чтобы мы жили, так как мы научились, сами себя делать в Природе, чтобы она нам давала без конца и краю, нам всё мало. Мы учимся в Природе своё зло сеять между собою, это наше такое умение в этом деле делать между собою так вот вооружатся до неузнаваемости. Надо нам считаться с матерью Природою, а что, она нам всем так делает в нашей жизни стихийное дело. А по Паршековому делу своё место никто не имел право занимать, как его заняло назначенное лицо. Он его временно явлением у себя в национальности занял место до одного момента до случая. А Паршека избрала одного, он по делу самородок, а источник его это закалка тренировка. Паршек один он в этом деле трудится на благо всего Мира, всех людей. Он говорит нам всем таким людям — надо бросить так индивидуально самозащищаться, чтобы в чужом приходилось жить, это не одушевленное совсем, оно мертвое, но не живое, а с ним как с таковым жить будет нельзя. Большинство в Природе это оно тянет живое к смерти. Человек поэтому он так в жизни своей и получит, у него на это не хватает своих таких сил. Паршек набросился своё такое дело описать, он у Природе спрашивает за свою такую в Природе жизнь, которую ты как мать родная мне дала. Она говорит, я тебя такого избрала одного из всех нас живущих на белом свете и поручила тебе одному это в Природе делать, ты один единственный. Если мне тебя с жизни снять, то лучше всем не дать никакой жизни этим людям. Ты любишь меня, хвалишь своим перед всеми телом, желаю всем людям счастье здоровье хорошее.

1983 года, 2 февраля. Учитель Иванов