"Победитель  Природы"

Из рукописи "Моя закалка"

стр.1-40 машинописного текста

 

Я родился на Украине, вблизи города Луганска Екатеринославской губернии Славяносербского уезда, село Ореховка. Я родился в 1898 году 20 февраля в семье бедного шахтера. Наша семья состояла из одиннадцати душ. Из них девять детей и мать с отцом. Отец всю свою жизнь проработал в шахте, мать занималась на дому, пряла и ткала холст людям. Жили материально очень бедно, на заработанные гроши отцом семья наша существовать не могла. Из родных, кроме матери и отца, у меня был родной дедушка, т.е. отцов отец. Дедушка меня любил больше всех от внуков. Особенным богатством дедушка в деревне не отличался, но задаваться любил больше всех, но все же дедушка построил новый дом, за что он и задолжался государству. Не прошло и полгода, как волостной старшина по указанию самого земского начальника, приказал уплатить деньги. Дедушка был вынужден продать из своего хозяйства овец, выхода иного не было, нужно ехать на базар. А день был не базарный, т.е. понедельник, на базар с собой дедушка взял и меня. По дороге дедушка все время толковался, "что будим делать, если не продадим овец" и, чтобы скорей время прошло в дороге, он мне рассказал, как некоторые наживаются трудом темных людей. Рассказ свой дедушка начал так: "Приходит воскресенье молиться богу, в то время вера в бога была велика, особенно верила беднота. Несмотря на горячие дни в степи работы, бедный и темный народ еще в полдень субботы бросал и все и ехал и в село помолиться богу. Вот в этот самый момент богатый не боялся греха, как боялся бедняк, без всякого страха в бога запрягали в арбы своих волов и ехали в степь за чужим хлебом, за хлебом бедного, который в это время отмаливал свои грехи, которых и приобрести не успел". Вот так мне рассказывал дедушка, как можно разбогатеть чужим трудом. Так за разговорами быстро добирались до базара и базар удался, как можно не ожидать лучше. Распродали своих овец очень быстро,

несмотря на то, что день был не базарный и по обычаю старому после торговли полагается выпить магарыч, дедушка мой любил выпить, и я не сомневался, что выпивка обязательно будет, но знал я, что и меня гостинцами он не обидит. Дома у меня были допросы, выпил ли дедушка, но я всегда был на стороне дедушки, и ничего дома об этом не рассказал, несмотря что выпивка была. После удачного базара дедушка считал меня счастливчиком и предполагал он, что по счастью моему он удачно продал намеченное и всегда везде и всюду меня брал с собой. Помню, как с дедушкой за купленную у пана землю, возили неделю пану сено. В один день объездчик попросил отвезти пану в его именье сено, и все люди нашей деревни в местечко Ивановка отвезли по одной арбе сена. За это пан расщедрился и угостил всех водкой, дедушка приехал крепко выпивший и привез мне, как самому любимому внучку, в чашке пряников, и в чашку бросил 20 копеек, и за эти деньги я купил себе на память о подарке дедушкином шарф. Казалось, этому счастью нет конца, но произошла стихия. Это было так, поехали мы с дедушкой возить хлеб, мне тогда было лет семь, ехали мы на двух парах волов, дедушка впереди, я сзади. Приехали в степь, распрягли мою пару и поставили возле копны, а на дедушкиной паре поехали к ряду копен. Только дедушка вбросил одну копну в арбу, подъехали под другую, поднялся вихорь и свалил дедушку без сознания. Я поднял крик, и на мой крик выбежали два пастуха, которые проходили неподалеку от нас, помогли мне положить дедушку в арбу и я повез его домой. Долго дедушке болеть не пришлось, полежал, полежал до Михайлова дня и умер. После смерти дедушки хозяйством стал распоряжаться дядя Федор. Я у него был за работника, ко мне он относился всегда с грубостями да с криками и называл меня всегда здоровым дураком. В этот же год  нас записали в школу с двоюродным братом Иваном в один класс. Учился я хорошо, только мне не шло в голову церковное дело, а наш учитель специально готовил детей для крылоса в церковь. В школу мы ходили без тетрадей, так как по нашей бедности их купить было не за что, купили нам только ручки, перья и буквари, а у меня, как у ребенка, было большое пристрастие к художеству, но рисовать было не на чем. И решил я нарисовать на букваре свои соображения, видики, картинки, в общем, что мне лезло в голову и не только у себя, устроил такую чепуху и у брата в букваре. Шкоду сделал я сам, а отвечать пришлось двоим. Пришли мы в школу, сели за парту, нужно читать урок, но дело знаем за собой, боимся свои буквари вытаскивать из-за моего искусства, все читают, а мы двое сидим молча. Учитель заметил наше молчание, тихонько подходит к нам и как закричит читайте, но мы этому крику не подчинились, сидим себе спокойно молча. Учителю пришлось остановить весь класс, создать тишину, все ученики слушают со вниманием, в чем же дело. Учитель подходит ко мне, берет мою сумку и вытаскивает букварь. Когда раскрыл он мой букварь, испугался с моей равнодушной проделки, засмеялся и спросил, кто же этим делом занимался? Я тогда стоял ни жив, ни мертв. И искусство мое учитель показал на весь класс, на меня обрушился смех всего класса, Иван брат тоже был в этом замазанный, сидит себе помалкивает, тогда и к нему обратился учитель, а ты, мол, чего молчишь? У тебя тоже такая мара, тогда-то мой брат оказался предателем, встает и говорит всю правду, - "это, мол, он    сделал". И за свои проделки я получил удар по голове и тут же дежурного заставил учитель приготовить угля, где и поставили и меня на колени. До тех пор я стоял, все уже порасходились домой и учитель на обед ушел, я остался без обеда. Обидно мне одному тогда было стоять, все ученики пришли по домам и рассказали за мои проделки любителям и несомненно с меня посмеялись. От нечего делать и от обиды, стоя на коленях, я вспомнил одну историю. В нашем селе в заведении были любительские кулачки, особенно зимой после рождества христова в мясоед. Все люди празднуют и отдыхают после филипповских дней, понарезали свинок и разговляются богатые люди, кушали они тогда хорошо, а такие, как мы, бедный народ, ходили посмотреть, как богачи после сытного обеда выходят побиться на кулачках. И я пришел не биться, а посмотреть, стою да смотрю и не думаю, что меня кто ударит. Подбегает ко мне Бердетский Федот, по возрасту больше от меня, да как ударит меня по губам и некто из взрослых за меня не заступился, знай, где ты есть, и так стало мне обидно за этот поступок. Тут один я вспомнил все свои обиды и кулачки, и обиду в школе. Но вины моей здесь не было, мне, как ребенку, хотелось чего-то особенного нарисовать, то написать чего-либо, но возможности не было, на заработанные копейки отец старался выпить, нежели купить что-либо детям полезное. После обеда вернулся учитель и, как  видно, у него явилась ко мне жалость, он так отнесся ко мне ласково и с такой душой, отпустил меня, хотя я этого не ожидал. Выхожу я со школы, навстречу мне идет мой по возрасту товарищ, в школе он не учился лишь только потому, что были они старообрядческой веры. Заинтересовала его моя книга и пригласил он меня к себе в дом посмотреть мои видики, жили они побогаче нас, в знак благодарности, что я ему уделил внимание своей книжкой и своим искусством, он угостил меня белым хлебом, у нас никогда его не было, кроме ячневых сухарей. Сытно подзакусив, я забыл за свои все обиды и домом не нуждался, так я пробыл до вечера, а вечером нужно было идти домой и оправдываться за свои проделки. Мало тех проказ с букварем, нам с братом пошили одинаковые костюмы, т.е. черкесиновые пиджаки и здесь мы отличились. Одевать нам не давали, ждали глубокой осени, на наше счастье воскресный день выпал морозный, этого мы не ждали, хотелось перед своими одногодками на улице похвалиться пиджаками. В воскресенье в нашей семье и по всей деревне был закон идти всей семьей в церковь, нас, как маленьких, в церковь не взяли, но зато после обеда мы раньше всех вышли на улицу. И стали перед своими товарищами хвалиться своей обновкой, долго задаваться не пришлось, договорились с ребятами спуститься под гору на став побегать по льду. Все ребята бегали на люлечках и попровалились под лед, кроме меня одного, тогда надо мной стали смеяться мужики, как с неумехи и своей ухваткой я хотел показать, что я не умею получать то, что получили все и моя хвальба не увенчалась успехом. Разогнался и провалился под лед, что не возьмусь, а он рухнет да рухнет, я еле-еле выбрался на берег. Домой идти мы не так боялись мою маму, как боялись дяди Феди, и решили пробираться в землянку на огород, где после дедушки жила бабушка Александра. С трудом пробрались на крутую гору возле старообрядческой церкви, да по чужим огородам пробирались мы, чтобы нас никто не заметил. А Егорка Сычев наш сосед подсмотрел, как мы двое с одной семьи отличились, вышел на улицу, где стояла кучка мужиков, и стал рассказывать за наши проделки, особенно коснулся Гавра Манжика, этакий говорит всех детей заставил люлечки устраивать и попровалились все до одного, а сам смеется, и услышал дядя Федя про наше геройство. А мы с преспокойной душой с братом, что нас никто не видел, пришли до бабушки, расположились, сюртуки сушатся, а сами сидим на теплой печи в надежде, что за нас некто ни чего не знает. Зазвонили в церкви к вечерне, дяде время убирать скот на этом дворе, когда он шел, бабушка заметила и нам скажи: "Ну, ребята, сидите тише, а то дядя идет что-то сердитый, должно знает за вашу шкоду". Не зашел в землянку, а пошел прямо в сад, вырезал хворостину и входит к бабушке поделиться с нами, "где же наши герои", спрашивает он. Стащил меня, как здорового дурака, с печи и давай по голому телу хворостиной без всякой жалости и защиты, а своего сына еще больше бил да приказывал, как нужно жалеть пиджаки. Знали мы, что за все наши проделки нам попадает крепко, но мы на побои не смотрели, а знай творили свое, не там, так там нашкодим. В одно воскресенье пришли раньше всех в церковь и запахла нам титарка деньгами, захотелось разжиться деньжат, и на поминальницы напали, взяли по одной и сейчас же вернулись домой. Было зимнее холодное время, с братом мы никак не ладили  на печи, а то забрались на печь и утихли, как будто нас там и нет, с нашего мира удивились, что без драки сидим, мать моя и подсмотрела, испугалась она и закричала криком "что же вы наделали, украли бога!" Стала, как на безобразников ругаться, и лезет к нам на печь дать своей левонихой по нашим бокам, за что нашему брату в жизни и достается. За поминальницы от матери досталось добре, била сильно меня и брата. Как нас ни били, как нам не попадает, но продолжаем шкодить изо дня в день, материально семья наша жила бедно и в недостатках, родители ни когда из-за недостатков не покупали нам ни каких сладостей и вдруг мой брат Иван является с копеечным пряником в руках, сам жует, а мне не дает. Я спрашиваю, кто тебе дал? Он молчит, не говорит, смеется, а мне тоже хочется. Я, как посильней от него, набросился с кулаками, хотел бить, а он признался: "У деда нашего Егора в лавке взял". "Расскажи мне, как ты брал" и стал брат мне открывать свою тайну. От маминого сундука взял ключ я и набрал в лавке пряников. В лавке я знал все устройства точно, две двери внутри филенчатые, а простые на улице против Чувахиных окон. И отправились мы с братом на раздобычу в лавку, закрыли за собой уличную дверь, вошли в лавку, глаза разгорелись, хотелось набрать всего, я до денег просунул руку, набрал медяков и серебра, успел набрать и конфет и вышли, как ни в чем не бывало. С того время мы часто заглядывали в лавку за деньгами и за сладостями. Мальчишкой я рос развитым и любознательным, ни где и не в чем не отставал, особенно ловок я был в играх, играл я в костяшки, на кон настовляешь и бьешь битками, не было такого азартного и ровно играющего мальчика, как был я игрок. Но это было веселое детство, оно так быстро проходит, что не замечаешь, как тебя считают уже вполне взрослым и в 12 лет мне пришлось бросить школу, считали, что по хозяйству заниматься некому. Отец работал на шахте, а мне за него с дядей Федей приходилось работать в степи. Землю брали у пана за другим селом и весной  рано-рано поднимал меня дядя на поле, так что спать не приходилось, а как хотелось поспать, ведь в моем возрасте дети все еще спали в такую рань. Как и всегда, дядя сеял зерно, а я водил волов и лошадь, все это я делал потихоньку сам. Перед завтраком, когда поднимется солнышко, дядя волочит рассеянную пшеницу, а я собирал чеснок полевой да свинушки, дома и этому будут рады. Особенностями степь и здесь ничем не отличалась, здесь, как и везде, разные степные растения, цветочки, земля да батраки, гнущие свои спины на панской земле, но здесь недалеко была железная дорога, где я и увидел впервые в жизни поезд с разными и обыкновенными вагонами и в первый раз услышал свисток паровоза. Себя я уже вправе назвать взрослым, коль я подменял в доме по хозяйству старого и по вечерам выходил на вечеринки, где собирались мальчики с девчонками и Авраам на своей балалайке разыгрывал песни и танцы. Тут я встретил по детству товарища Ивана Алексеевича, как друзья, мы пожали друг другу руки и договорились быть на все село героями такими, каких еще в жизни не было, встречались мы с ним каждый день там на прогоне, где собирались в кучку девчата. Там на  улице я слышал песни и видел танцы, мне тоже хотелось потанцевать, но не было таланта, к танцам я не был приспособлен так, как к каким либо шалостям. Бедного мы никогда не трогали, но зато богатому от нас доставалось, лишь бы мой друг что-либо сказал, я тут как тут, а в деревне доступно было, строгости особенной не было. В нашем селе жил судья, у него был племянник Калин Кивянек, посещал вечеринки так же, как и мы, говорит: "Ребята, у дяди корова хорошая, молока много дает, а их только двое, они не успевают поедать, пойдемте им поможем". Забрались в погреб к Павлу, выпили молоко, поели сметану, а кувшины поставили на дорогу, пусть похвалят нас люди за наше уменье, проделки делали всей компанией, а отвечать нам как сукиным сынам, пришлось двоим. Не все ругали, были и такие охваляли нас за наш поступок, мы слышали, но не доверялись как доброжелателям, на завтра проберемся к тому, кто нас хвалит и сделаем у него то же, и начнет нас наш заступник так же ругать. Знали мы, что красть великий грех, но продолжали заниматься баловством. У священника была большая красивая индюшка, не долго мы раздумывали, решили ее украсть, пошли втроем: я, Мартиян да Иван. Я, как главный инициатор, полез за индюшкой, Мартиян светил, а Иван с камнем в руках сторожил шорох под дверьми хозяйскими, принесли эту индюшку к Гавру Полехину, сварили да с выпивочкой и прикончили. Много делали безобразий, иногда идем с товарищем по деревне, обнимаемся и поем, житье бытье горе солдатское, как выскакивает за нами с палкой Илья Бочаренок, не любил он нас и дали мы обещание спалить ему хату, если он нас будет беспокоить и перестал Илья гоняться. Сколько греха мы накопили на своих душах своими поступками к великому христовому посту. И пошли мы втроем раскаиваться перед священником в своих грехах, мне, как самому великому грешнику, за красивую птицу священника пришлось идти первому. Он меня, как и всех, прикрыл листовкой для раскаивания в грехах, рассказывал я ему все, раскаивался в грехах перед ним, священник все молчал да слушал, а когда дело дошло до индюшки он меня раскрыл и стал подробно расспрашивать. И не тая ни чего, я рассказал все подробно, я брал, Мартиян светил, а Иван стоял на стороже, за наши грешные поступки батюшка наказал каждому по три тысячи земных поклонов. На этом, однако, не успокоился наш священник, жалко стало ему своей птички да и грабители признались сами и в великий пост, когда ходила говеть вся деревня, огласил всему народу за наши безобразия. Люди стали поднимать ропот, вина, конечно, была не одна моя, проделывали эти дела втроем, но на меня одного ложили вины больше всех. После смерти дедушки с дядей Федей мы жили вместе, но из-за ссоры в семьи разделились. Нашей семье досталась землянка с садом, из этой землянки мы построили дом под черепицу, где мы и жили. Шалости мои в деревне не забывались и народ настаивал выслать меня из деревни, вот тут-то я и задумался, к чему приведет меня такая жизнь. Видя мое состояние и настроение всего села, сосед Петька предложил мне идти с ним работать к пану, я был рад этому предложению и надеялся хоть на небольшие заработки, за что может быть можно хоть один раз наестся досыта, ибо мы жили впроголодь. Мать моя не возражала против работы панской и мне, как старшему из детей, на физическую работу идти пришлось очень рано, в четырнадцатилетнем возрасте я пошел по найму. Приходилось исполнять в таком возрасте тяжело непосильные работы и все же я был рад этой копеечной плате за тяжелый труд. Одеться даже не во что было мне, когда я шел в наймы к пану, мать моя одела на меня свою последнюю рваную кофту и старые щтеблеты, на голову тоже одеть не чего было, нашли на полке старую старую дедушкину шапку и в таком наряде отправили меня на панскую работу. Работали мы по четырнадцать и шестнадцать часов на своих харчах, для отдыха, т.е. для ночлега, где нам очень мало приходилось отдыхать, пан нам отделил бедным батракам сарай зимние кошары, где зимовали панские овцы. Этот сарай был настолько дряхлый, на нем не было ни крыши, ни пола, одни только норы крысиные да мышиные, в таких условиях нас держал пан. Работали от понедельника до субботы, и только в субботу мы имели право пойти домой, принести на целую неделю какой-нибудь ячневый кусок хлеба, расстояние от панского имения до нашей деревни пятнадцать верст и туда и обратно, и чтобы в понедельник быть у пана на работе, шли пешком. Не видишься целую неделю с родными, а придешь - и отдыхать некогда, только и успевали за это время - туда да обратно. А как мне хотелось вместе со своими ровесниками побегать, поиграть, повеселиться, ведь мне было тогда всего четырнадцать лет, но условия моей жизни не позволяли. Проработал я у пана две недели и получил свою первую зарплату, товарищи мои по работе стали требовать с меня магарыч, считали, что они в праве требовать, так как я еще ребенок, а работать они меня взяли с собой на скирду, где платилось немного больше от остальных работ. В основном работали наши односельчане, которые стали меня защищать, за что, мол, обижаете мальчишку, он наш, бедного шахтера сын. Отец работает в шахте, в семье бедность, но это не помогло, пришлось купить бутылку водки за 24 копейки. Все батраки знали, как они жили, так жил и я, работать приходилось по 16 и больше часов, а получали копейки и эту копейку даром ни кто не давал, приходишь с работы, не чувствуешь не рук, не ног. Зарплату пан платил один раз в год, знали мы, что работа наша в зиму пойдет бесплатно, наступали холода, время было осеннее и в помещении, которое отвел нам пан для жилья, жить было невозможно. И стали подзадумываться мы все батраки, как бы устроить свою жизнь на зиму, хотя бы в сухом и теплом помещении. В понедельник на третьей неделе моей работы мы сделали забастовку против пана с целью, конечно, для поисков работы в другом месте. Пан очень долго не соглашался вернуть нам документы, ведь он отлично понимал, что в такое время и в такие условия к нему никто не пойдет работать. После не однократных наших требований пан вынес всем документы, а мое удостоверение оставил и просил меня, чтобы я остался у него поработать, и несмотря на тяжелую работу и плохие условия жизни по своему малому возрасту я предполагал: мне, как батраку, искать лучшего не чего. Я решался остаться у пана, но влияние на меня моих товарищей по работе заставило меня покинуть пана. Стали меня уговаривать не оставаться здесь, пойдем с нами работать на шахты, там работы хватит, будешь получать деньги и ордер, в магазине ежедневно ты можешь брать все, лишь бы работал. Да и бытовые условие не такие, как здесь. Там помещение открытое, а не разваленный сарай, электричество, печь горит беспрерывно, также там работают все свои люди деревенские. И я согласился, стал просить я свои документы, пан вынес, бросил мне в руки и сказал: "Идите от моего двора, чтобы я вас и не видел и по моей земле не ходите и не толочьте мой двор". Вышли мы от пана всей своей компанией, направились идти через балку, а в балке росли панские груши дикие, захотелось нам отведать, но тут где ни взялся черкес, сторожил он эти груши и как закричит он на нас на своем национальном языке и разбежались мы от этого крика какой куда. Гонят нас с панской земли, давайте выбираться на  железную дорогу. Попали мы на Екатериновскую железную дорогу и направились идти по шпалам, но и здесь  явился будочник и стал на нас кричать, "убирайтесь, мол, отсюда, а то позвоню в дистанцию и вас мигом заберут". Время хотя было и осеннее, но стояли теплые дни и одеты мы были по-разному, но на себе несли мешки с хлебом.

 

Глава 2

Шло нас десять человек, среди нас был организатор нашей идущей компании, искать мы шли лучшее. По пути нашей был расположен рудник Лобовские копии, куда мы и завернули, нас там встретили, как порядочных людей, и работа была по нашему здоровью, только нам всем не понравился их гудок, больно тонок. Хозяин просил нас остаться работать у него, а мы шли к Мордену, генерал-майору, штатскому советнику, у него много  удобной земли, есть лес, реки и недра угля, да еще говорят есть золотые прииски. Особенно нас тянуло на шахту 10, расположенную недалеко от станции Щетово, к ней была проложена железная дорога, короткая для доставки порожняка под погрузку. Шахта издали была похожа на механизированную, среди построек стояла высокая кирпичная труба, около нее расположилась электрическая станция, сбоку подъемная машина, паровые котлы, кузница, баня и подряд три общежития с большими окнами и маленькими шибочками. В каждом общежитии вмещалось по семьдесят пять человек, все это находилось под одной крышей, среди общего здания был устроен гудок. А гудок был многогласный, не такой, как на лобовских копиях. На западной стороне двора стоял копер шахты с листакатом под сортировку, а слева стоял холодильный бассейн. Все это я видел первый раз в своей жизни, такой был наружный вид шахты, а что делалось внутри шахты и в этом хозяйстве я в голову тогда не брал. На эту шахту меня приняли точить уголь у артельщика Бугреева. Вставал я, как и все рабочие, по гудку в 4 часа утра и весь день, не разгибаясь, точил уголь, не один я занимал такую должность, на этой работе нас работало очень много. Артельщик наш Бугреев был низкого роста, шуршавый на лицо, возраста уже пожелого, на работе он был очень редко, больше времени уделял на пьянку да женщинам. А нашему брату рабочему приходилось работать от шести до шести и не кто не думал позаботиться о облегчении труда рабочего, за весь двенадцатичасовой рабочий день так наработаешься, еле, ели тянешь ноги. Если на работе бывали редко артельщики, то хозяин появлялся раз в год. Жил хозяин в Питербурге, а шахту имел в наших краях, и не задолго, как я поступил, объявили: едет хозяин. Все, как один, работали дружно и каждому хотелось посмотреть его. Подъехал на тачанке хозяин, одет он был в белом кителе, синие брюки под ботинки, волосы седые, видно, немолодых лет и подкрашенная бородка бланже. Хозяин направился к шахте, и в это время выгрузчик, как и всегда, кидал на гору бурта уголь. Увидел хозяин, подошел к рабочему и как ударит палкой по голове, он брык - и неживой, тогда хозяин говорит: "дайте ему воды", напоили его водой и он пришел в сознание. Спрашивает у него хозяин: "ты зачем пришел ко мне работать, за деньги? А деньги плочу я, так ты бережешь хозяйское добро? Вот за это я тебя и ударил". Для меня было странностью и я стал задумываться, кто как живет и в каких условиях, хозяин ударил рабочего, что он плохо обращается с углем, а о нас, тружениках, заботы не было с его стороны не капельки. Он даже не позволил за время своего присутствия зайти в казармы рабочих, где от воскресенья до воскресенья кишат черные замазанные люди и спят на голых нарах. Подходило время к осени и работать на верху стало холодно, от усталости болели и мерзли руки, решил я бросить работу и идти домой в село. Дома в селе оставалась мать да поменьше меня возрастом братья и сестра, хозяйства у нас не было, но все же матери одной было трудно и приходом моим дома будут рады, а особенно будит рад мой друг Иван Алексеевич. Станет мне рассказывать за всех ребят и девчат нашей кампании и деревенские новости, а деревня у нас была большая: три больших улицы с переулочками и вся в садах. Люди в нашей деревне жили не одной веры, были и православные, старообрядцы, единоверцы и беспоповцы и каждая вера имеет свою церковь. Я был тоже верующим в бога, хотя и был возраста и молодого, но меня обстановка бедности заставляла молиться. Рассказ верующих людей ходил у нас по деревни, что братья Петрушка да Алексей жили богаче всех по милости божией, я и вся наша семья не была их прихода, но я разбирался в жизни и за счет чего и по чьей милости они богаты. Вся наша семья молилась в единоверческой церкви, но условия жизни заставили моего отца принять старообрядческую веру, наш священник единоверец явился вместе с урядником к нам, отец в это время как раз был на шахте. Конечно, не чай пить приходил священник, а поговорить с отцом, кто давал ему права переходить в другую веру, пропали доходы, вернее, копейки бедняка меньше будут попадать в его карман, а   копейка, как моего отца, так и другого, для них была дорога.      Это было так, как и обычно на такой улице, как мы тогда все делали, ребята ведь, а не кто либо, лишь бы что либо кто либо сказал, а то начнется работа, дети можно сказать как за нас таких ребят, как мы тогда были. Это одна жуть, отчаянные и учились такие шалости, как делалось всегда другими такими безобразниками, как мы уже поделались, ни кто ни чего не скажи, а то получишь себе то, чего никогда ты не подумал. А наша была такая заметливость, лишь бы кто сказал что либо, это уже вот вам и орехи. Гаша была отца неплохого мужика, но всегда он своими словами подрезал наших ребят, он так говорил: не на меня они нападут, я бы их поучил. А тут и сама Гаша тоже была она постарше от нас всех, мы ее знали так, как не других, и всегда она зарабатывала у себя то, что и получила она одна из всех тех, которые не были даже тронутые. А Гаша получила, мало того, что насмешки на нее распространились да и к тому пошли руки с кулаками, кое кто это сделал. А ведь деревня да еще такие люди, что ты не сделаешь, тебе больше прибавят, так и получилось. Нас, как молодцов, Семен Данилович отец Гашин задался цели поучить. Мы этого дела даже и не подумали, чтобы что было такое, а оно получился факт жизненный. Семен Данилович подал выше от волостного суда, а нашел выход другой. Он не посчитался наших на нас угроз, мы думали, что это так пройдет, не будет ни чего, поговорят да подумают этого сделать и так все останется по-старому. А оно получилось, что дело пошло к мировому в Успенку, там находился он со своим судом. Как это было слушать нехорошо, по всей деревне прошли слухи о том, что мы такие ребята обидели девочку. У нас была одна лишь смелость на то, что не будет ни чего, а время-то шло да еще как быстро оно проскакивало, по этому дело листки-то листились и написали нам повестки, а в повестках написано обязательная явка в мировой суд. Тут уже нас окружил какой-то закон, мы стали уже ждать этого дня. Когда этот день пришел, мы подхватились, за это дело взялись и стали собираться. Я был первым, за мной был Иван Сурин, а потом Федька Боклуг, за Федькой Конка Копчик да Авраам. Мы стали собираться, как бы доехать до этого местечка, там нас будет судить мировой. Мы не когда ведь не судились и не были на суду, а наша ухватка деревенская очень была бодра, мы же были герои, пока за нас не взялись. Мы этого не ждали, чего сделал нам мировой. Скоро добрались до этого места, где недалеко расположенная от литейного завода. В панских условиях там мы себя показали, как бродяги и разорители всего села, нам пришел навстречу закон Царского режима, он был тем, кто не сумел откупиться, а двое наших ребят не захотели отвечать перед законом и помирились с обиженной. Гаша им простила по закону, а нас Суд вызвал для того, чтобы мы на него посмотрели, какие есть в свете в таких судейских медалях, оно как и действительно сами себя показали так, как это было надо. Судья у нас по порядочку расспросил, как мы этого делали, мы, как смельчаки, за все подробно рассказали, как мы посмеялись над Гашей. За наше признание нас суд осудил  поровному, тогда мне и Федьке дали по трое суток аресту, а Ивану дали пять суток, а двоих освободили, и мы с песнями вышли из суда, вернулись обратно бодрыми. Пришло время, надо нам было отвечать, законом нас урядник подобрал под свое управление, он нас арестовал и доставил в Ивановку, в местечко, где был пристав.

 

Глава 1

 

     1955 года 6-го декабря. В четыре часа утра я встал с постели и начал писать за хорошего хозяина в жизни. А у него вербы растут, он их видет, какая из них на что пригодная. Если она заболела, у ней виден дэфект. То хозяин ей уже не дает дальше простору в жизни. А здоровой древесине ей он желает много лет для жизни набираться в своем теле. Так и в природе строится на человеке его любимая жизнь, она его вела до тех пор, пока он не встретился со своею княгиней. Она ведь была своему делу права, от этого дела ушла, в ком я лично закалялся и не стал призновать а том, что у меня ведь есть жена, дети два сына, один хочет выучиться сам на хорошего мастера, а другой учится в школе, что мне по моей работе было нужно. Я дошел до моря до Адлера, дальше уже дороги нет, есть только одно отступление. Довольно мне на этой работе мне заниматься, я просмотрел всю жизнь в природе, она меня тридцать три года гнала от себя, чтобы я ее боялся и то я делал, чего все, только человека живого не убивал, а придерживался, слушал старых, а от молодых не уходил. А для артели промбочки купил, частно клепку в сочинском районе Чемитоквадзе, и что заставило от этого уйти, сколько ведь не работаю у хозяина, все равно когда-то не угодишь. Я числился на первом месте по работе, а сейчас я отступаю, иду назад в то место, где когда-то родился, мне нужен был город, в городе кино и радио, что меня и заставило переменить эту работу. Я со своею покупкой не угодил купить клепку и все пропало, меня хозяин за это рассчитавает и хотел за брак наказать судом, я им по распоряжению члена правления закупил, этим-то участковый остался доволен, он прочитал эту расписку и больше не стал меня беспокоить. Я уже по над морем и горами не езжу поездами, как я раньше прогресирывал на своих ножках, быстро клал шаги на себе, любил чистенькую одежонку носить да и ею хвалиться, она ведь летняя, легкого типа, а зимой я ходил и за собою тоскал на ногах ботинки шавровае, да галоши в день я делал не мало шагов, приходит ночь, нужно ложиться спать, а у тебя ноги, как не ноги, стараются переотдохнуть, носят весу по одному килограмму, а ведь я не один раз ногой ступаю, ступаю и поднимаю до тысячи разов. Были такие дни, где две тысячи килограммов одна нога поднимала, да другая тоже слаживается - четыре тысячи килограммов, а сколько одежда весила, если она на тебе висит, если на тебе одна тельная рубашка со сподниками да верхние брюки с поддевкой с полушубком и головная шапка, все это недурное для тела получить вред, ведь все это не обогревает, а наоборот, тело его носит, как условия формы фасона, а свои силы теряет, а потом еще обогревает тело. Я уже не носил никакой шапки в летнее время на себе, мои волосы вьющиеся черные вились в природе, когда я шел от Каджога до Даховской станции, я читал в газете про технику и науку, которую создавал человек, у нее появлялись ошибки, и часто он просился, что бы его правительство не наказывало. Как вот и меня спасла частная расписка, я поступил в Ц.Р.К. в Армавир с подготовленными силами я долго не переживал и много сделал на Кавказе, особенно молодому человеку, тому, кто одно время, это было утром рано проходил с Каджога в Майкоп поезд, он шел по проходу на Белоре ченскую. В Майкопе ожидал возле проводницы на череди первый для посадки, посажиры все вылезли, я показал билет, взявший в кассе, ехать приходилось последний раз, все я оставлял на пути, а сам уже имел намерение просить природу, чтобы она мне дала жизнь и учение. Я смотрел по людях, а то ведь люди все время на меня смотрели, кто знал по работе, бывало далеко, далеко, а тебе рука его строила привет, ты, мол, куда идешь, спросил он у меня, я ему отвечаю, да иду туда, куда это не все идут. Давай зайдем, как мы заходили раньше в подвал за ершом в ресторан, я отказался от этого, меня он назвал ты что, сумасшедший, не желаешь кушать и пить, я ему стал говорить, пусть я буду сумасшедший, но я уже эти испытании делал. Как раз вагон захажу и вслед за мной залезла одна мать со своим родным дитем, оно крепко кричало, я этот крик тоже слышал, как и другие едущие люди в этом без купейном вагоне, садиться мне не приходилось из за место, я стал против окна и смотрел, как делалось для этого дитя ухаживание других матерей. Они не хотели, что бы ребенок больше кричал, только их силы для этого воспитания были без сильны, этот ребенок, которого многие хотели, что бы он успокоился, а ребенок продолжал кричать. Эта не приятность, которая перед всеми пасажирами не упразднялась, а все больше оно кричало, на кого я тоже стал свои силы бросать думками, в чем же дело было в этом дитя? Не кто этого не придумал перед собою такую штуку поставить, и разрешить вопрос самого себя, как мужчину приставить этой матери, она тоже впервые услышала от меня, я перед ней, как перед матерью, извинился, она меня слушала, что я ей должен сказать? Я у нее спросил разрешения, чтобы мать мне дала своего дитя на руки. Можно мне взять дитя на руки, я ей сказал? А у самого зародилась мысль такая, если этот ребенок, которого я беру на руки, оно замолчит, то мое намеченное в жизни должно совершиться, я этого ребенка беру на руки, мне тогда было 33 года, я молодо выглядел, для этого я начал ходить без шапки, и так же вводил частичные режимы на своим лично телом. Это моя была задача заставить самого себя не бояться природы, а идти прямо по пути к ней со своими вежлевыми силами, для того, что бы остаться для такого мальчика полезным, который кричал, а потом замолчал. Этот мальчик, которого приходилось мне на руки взять, он замолчал, больше своего рта не раскрывал, и не стал криком своим кричать. Тут-то все сидевшие на своих местах добрые и плохие люди в один голос сказали, значит этот молодой человек не с плохими был качествами, за которые я уцепился и стал больше их развивать на своей с вьющимися волосами на голове. Это было мое начало по проходу поезда от Майкопа и до Белореченской, я дошел до самого высокого руководителя, кому посылал письмо не простое, а застрахованное в двадцать пять рублей, все это делалось для истории. А сейчас я еду в Армовир, там устроился на местную работу, что бы не ездить так, как я все время не бывал дома, а все командировки. У меня родилась мысль, я должен выучиться на какую-либо полезную штуку, за то, что я очень много сделал в жизни для самого себя и других не полезное, только сейчас я увидел на этом мальчике, что мои руки стали строить все то, что требовалось для будущей жизни. Этого мальчика заставило плакать одно несчастье, он чем-то в природе был наказан, а раз природа наказала, то таких людей еще до меня не рождала природа, что бы он для этой цели родился, это покой всему. Я с этого поезда перехожу на поезд другой, заставляю себя, что бы не когда не дремать, а все хорошее, как я делал в этой работе, так хотелось, что бы мне приходилось вот ездить по этих поездах без всякой оплаты, я только тогда подумал, а будет ли время такое, кто его знает? и этого у меня не было, а было одно намерение в городе Армовире учиться. Захожу в когиз, а мне заведующий встретил со своими предложениями, первая и вторая книги о человеке профессора Ранке. А К.Маркса я прочитиыал Капитал, в этом деле его революционную подготовку, как когда-то в Париже коммунисты начинали требовать свое право над страною быть хозяевами, их, конечно, постигла не удача ее удержать, буржуазия таких бунтовщиков старалась уничтожить, порасстреляла их на улице

для показа и держали их на показ, они разлагались и муха садилась на них, свое то, что нужно, делала, а потом

поднималась и садилась на того человека, кто этого сделал, она его заражала своею силою и ложила в постель для того, чтобы тоже держать в условиях. А потом этот человек за свое сделанное в природе, он был наказан природой за его не правду. А в неправде жить природа не кому не давала права. Я отступаю по закону на зад и не зря, я скинул носить головной убор, моя работа по городу от своего дома по улице Энгельса номер сто пять, недалеко двор конный, от кудова выезжали ездовые работать по части своего дела в Ц.Р.К. Я с ними крепко был связан, мое дело знать главную контору при горсовете на третьем этаже, а в то время был я связан с железною дорогой со двором, где поступали в адрес Ц.Р.К. все грузы. Я их получал, моя работа это центр города Армавира, я со своими практическими силами все по быстрей сам делал, но почему то обращало внимание население на мою голову, и крепко с меня смеялись. Зря я не ходил со своим трезвым поступком, меня моя супруга держала в

чистоте, что бы я был человеком, а сам, когда приходил с работы, садился читать усидчиво или писать свое прошедшее. Свое написанное в природе, что я сделал, послал в Ростов в союз писателей, а мне дали рекомендацию связаться с писателем армкоммуны газеты тов. Париотом, кто тогда уже свои писательские труды имел, я его нахожу квартиру, он жил в маленьком доме в саду, познакомился с ним, как с писателем, он меня заставил, что бы я писал в газету маленькие заметки о не поладках своего хозяйства. Париот не отказал меня от себя отогнать, а старался на мою просьбу ответить удовлетворительно, я с ним подружил через заметку и подружил я с корреспондентом газеты правда в Армавире с тов. Михайловым, он тоже меня за задорческую работу не стал возражать. Я эту работу проводил  летнее время, тогда делала научная экспедиция по пробегу через каракумские пески и попали в Армовир, я этому был тоже инициатор в митинге, слушал их слова, и там же выводил свою летнюю пору, которую я попал видеть, как отощалые люди падали по оденочку, как они мне подсказывали о том, что я тоже мог получить, страх меня окружил, когда на глазах своих видел, как люди умерали. Они были не оторваны от природы, у них не было того, без чего было возможно жить, их природа заставила, что бы дальше не жить, а за счет своего умения разрешила чего сделать, я делал одно, а другое трезво оставлял, на меня не кто не скажет за мое сделанное плохим, ибо то, что мне приходилось делать все это

было нужно. Передо мною стояла наука за каждый день приходилось писать, что я в течении дня сделал, когда я встаю с постели меня заставляет заглянуть практически в книгу, или что вздуманное написать, это я делал каждый раз, а за свою экспедиционную работу не мог знать, приходить в прибытие в контору железной дороги, обращаюсь вежливо здесь, заставляю себя слушать, на вы говорю, вы меня извените за то, что я вам хочу сказать, они слушали меня охотно и отвечали на мой спрос, ошибок в этом я не встречал, если приходилось их видеть, то люди сознательно мне прощали, я их видел только хорошими. А в то времечко большой был недостаток в получении продукта в этом городе, по углам люди валялись мертвыми, от кого не приходилось отказываться, от не умелого ухаживания за собой. Люди без этого делалисть кволыми у них не было энергии в жизни, бывало идешь не станцию возле их жилья, разговаривать с ними приходилось, у них спрашивал кто вас заставил такими

быть, они с недовольствием отвечали мне, это жизнь привела, он потерялся не знает куда деваться, то ли есть он сейчас дома, то ли он себе приготовил к тому, что бы на веки распроститься с белым светом. У него уже краски на лице не появилось, он уже с тобою говорит в последний раз, а что делалось в этом городе тогда, почти еже неделю поступал в наш адрес, водку по пульмону пятьдесят тонн везли ее из Ставрополя, пили водку систематически не успевали доставлять, всегда в каждой точке требовалась водка для человека пьющего. Я этого не делал, считал закон, в то время мое развитие заставляло многих учиться в это, я не доедал и часть того не делал того чего требовалось делать, у меня все силы клались на моей работе, сделать полезное особенно груз принять правильно, без всякой ошибки. Спешу на работу чтобы не прозевать минуты, спешу с работы попасть за учение, этого мало мне не было описывать за свою изложенную работу, я писал за встречу с кем-либо близких, так же особенно какая стояла погода тогда в Армовире, то ли солнце пекло, то ли был дождик какой он был тучевой весь в грозе, то ли мотросил без прерывно дробными каплями, этому всему касался теоретически описать я. Мне было интересно слушать от своего близкого работника, он за Овечкин сено пункт рассказывал, как наши хозяйственники на город на население получили из завода N 5 из Макеевки коксовый уголь фактуры мне их передали как получателю этого дела, а уголь попал на станцию Овечка, не разобрались с его качеством,

что это уголь, его посчитали за гравий щебенку и пустили в ход в заготзерно во двор грязь, а на это дело наш из Ц.Р.К. представитель рисует картину им, это не гравий, а уголь. Они стали все это собирать обратно, все это у меня собералось материалом, я получаю водку во время перевозки от вагона по городу, делают побои на восемьсот рублей в среднем, всему делу был я, мне акт привозили и я на нем расписывался как ответственное лицо, без меня не чего в приеме товара не проходило. Когда водку получают, тогда все ездовые веселые, а потом доставитель водки тоже занимается подливкой воды, я нашел шило отобрал применил эту работу к мошеннечеству, но что бы его законом наказать я этого не делал, считал сам нахожусь в условиях. Беру на себя инициативу съэкономить эти побойные деньги до нуля, начинаю вводить систему, для того что бы этого добиться мне легко делалось, я получаю то что задумал, а когда стал писать статейки на хозяйственников он почувствовал мою руку, очень для него она была тяжелая, и в добавок я перестал подписывать на штуки какого либо материала, говорят заведующие нет упаковки, надо мне в этом расписываться, что бы отправитель досылал  для пополнения нашей организации. Которая заставила сама себя чтобы у ней водилось это безобразное дело, я и на это не пошел, стал делать так, как заставлял быть закон, я получил от железной дороги правельную упоковку, а за внутренность я не отвечаю. Моя работа была напряженная по части того чтобы обязательно по закону делать и вот это все мое экономическое дело для организации, его получил как премию директор, я остался не причем, а за мою всю систему, что я за хозяйственника не поладки получил расчет за двадцать четыре часа, мне уплатили за две недели вперед, это мне не на вред моему здоровью. Я в природе зимою не когда в жизни тогда не ходил без головного убора, а здесь в Армовире при двадцати семи градусав мороза ниже нуля, я сам себя заставил, что бы всегда оставаться без головного убора, я подходил осторожно, постепенно с лета, что бы завоевать пришлось зиму всю невзгоду в природе, всю слякоть т.е. в осени такой какой тогда сама себя показывала наша для всех природа. По ней страшно было оставаться так, как я сам себя заставлял, это одна жуть, встаю рано, темно еще, ложусь тоже поздно, темно, все это меня заставило прошедшее выходить с квартире в одних трусиках, я часто занимался с природою, а она в некоторое время такая

ясная стояла не видать конца звезд. Я в себя тянул воздух во внутрь, мне хотелось получить, что бы мои пахолки т.е. ангина ворачивалась, а то ведь как чуть что такое не так, у меня начинается кашели кахи, кахи и доходит до туберкулеза. Я после такого осеннего переживания своею головою проходил все то, что делалось осенью в природе, в таком месте, как в Армавирских жестоких ветрах, мне все довалось там легко, а когда на землю пал снег, я ходил в валенках в галошах да в полушубке, а сам головной убор уже не носил, ходил без шапки. Моя форма заставила многих мною удивляться, я когда шел с города в биофабрику, то меня нарочно пугала природа, что бы я ее не боялся как другие, и не кутался от ней, мое ученье убедилось в том, что и где какие национальные костюмы носили, а наш русский человек стоял в чумарке да без шапки, значит когда то и где то человек ходил, я убедился в этом. Все свои надежные силы сосредоточил и я этого могу сделать, а от города до биофабрики три километра приходилось идти против ураганного ветра, да по такому морозу впервые без головного убора, я так тяжело прошел, но с уверием в том, что мне эта природа не нанесет не какого ущерба в моей жизни. Я своим требовательным поступком для самового себя делал, меня не зря Ц.Р.К. за двадцать четыре часа расчетала, я что только не делал даже старался во всем деле себе помочь что бы в то время работать честно, а меня адменистрация помогала, я и на это дело не покладал никакой обиды, я со своим теоретическим понятием о человеке я знал что я только буду не такой как все были, они поумирали. Мне моя теория о человеке говорит не о прошлом, а о будущем, я мало еще для самого себя делал по части чтобы пользоваться законом в природе, что бы природа меня не беспокоила за то, что наметил в жизни сделать, я увидел человека стоящего сбоку возле гориллы обезьяны, почему же наука медецина не поставила его в таком костюмчике, в котором ходят все, я задумался над этим человеком кто совершенно был наг, и вот я для начала своей первичной жизни все лето проходил без головного убора, мне стало ясней и я стал больше понимать как за человека внутреннего его условия жизни. Говорят о нервной системе самого мозга, кто у себя имеет свои расположенные нити, они ведь лежат на хребту до самого низу т.е. до земли, и по всех мышцах проходит для того, что бы кровь питать т.е. проталкивать побыстрей. А сейчас нахожусь в Армавире на месте одном, меня заставила такого иметь мое учение, я больше роюсь в человеке, вывожу итог, что ему нужно для жизни, его личное здоровие, поэтому я изобрал дорогу свою ту, по которой я ступаю дальше, а меня хозяйственник помагает что бы я менял свою прежнюю работу, она мною опознана, я умею как разные флакончики адеколона получать и трикотажное изделие в ящиках, а как водку направлять по точкам, теперь меня сама красная армия подхватила, хочет, что бы я их обогрел своим здоровьем меня они знали, какой я работник по части добывать вагоны на дрова служащим офицерам квартиры, я им дал слово все сделать, а они меня взяли на свое иждивение что бы у них в столовой пользовалась вся моя семья питанием. Я обратно вернулся в Туапсе, увидел опять Черное море, и кто там купается на пляжах, их зимнее время не кого не было там только я подумал об этом и брался руками за воду, которое чувство какое то давалось и вот моя работа опять показалась на мне, я вагонов в достатке представил в Майкопский район за дровами, а деньги красная армия не выставила. Я со своим поручением все для этого дела проделал, моя задача доверилась, чтобы я вернулся назад в город для местного снабжения продуктами, я получал с биофабрики не раз колбасные изделия, против зимнего холода проходил, с меня уже перестали смеяться, уже система ужасная проявилась на моей голове, у меня не стали пахалки болеть, я уже не кашляю и не получаю ангину, и так же от меня грипп ушел. Эта дорога, по которой мне приходилось осторожно и постепенно с этим проходить, я все делаю и делать буду не для данного человека, кто на сегодня не хочет смотреть, я все это преподношу поколению, кто может быть еще и не рождался, чтобы этого заиметь, а я его ввожу для того, что бы мое тело было для нового и небывалого человека. Нужно будет заслужить внимание от всей природы матери, которая нас всех до одного родила и воспитывает в духе того, что бы была понятливость природе, а природа для тебя эти пути уже нового человека представила, за которого я лично взялся и иду один для всех. А когда это будет нужно все для одного, я только для окружающей обстановки про все четыре стороны думаю, говорят так: нужно учиться на то, что бы в своем здоровье получить через некоторое время дефект т.е. заболевание, а я думаю научиться того, что бы не получило твое тело не какого дефекта. Все хотят с рождения своих веков, что бы быть человеком ума, я этого не стараюсь сделать своим поступком своего дела, это моя работа есть уже я работаю и учусь практически своим поведением, я хоть и служу в Красной армии в гарнизоне Армовирском, но волос ношу не для военных людей, я хожу в бороде в волосах для своего практического учения, учусь не на старого человека а на нового человека, кто в жизни своей не получил от окружающей обстановки, особенно за свою работу которую приходилось ее делать, не кто из профсоюза не обратил внимания, что хотел хорошее кому то сделать, меня обвенили что хозяин злоупотреблял закону, а я как таковой старался написать в армкоммуну. Мне газета тоже не шла навстречу, она искала принцип за что меня уволила адменистрация не человек все сделал, я не кого не обидел, что делалось не им одним а многими, вперед меня гнали что бы я на этом деле заставил сам собою работать в природе, в таком обществе, в которое я попал сейчас случайно. Природа внешности меня невзлюбила, и заставила остоваться в не моей вине а военторга, я задумал зимой, что же сделать? Стоит вопрос вернуться в Сулин, а сам не бросаю заниматься день и ночь, все за свое случившееся пишу да копаюсь в Карла Маркса трудах, я прочитал, когда это Карл Маркс написал нам всем, новым людям, особенно коммунистам, такое дело нужно найти, что бы оно осталось довольно нашим делом. Вот что начал своим телом искать, дорогу для всех, их личное здоровье, это моя тринировачная работа, которую я стал в пользу этого делать, что меня расчетали, я по железной дороге, которая тянулась на Невиномысск, в пальто осеннем, в ботинках с галошами бегал взад и вперед, а на меня смотрели люди, как на ненормального, с меня смеялись. Я это дело делал, что бы моя семья не знала, меня заставила над собою наука сделать, я очутился в таком просаке, в котором не бывала семья моя приличная, уже мой сынишка работал в литейном цехе, учился как будет нужно помогать своим родителям, я и на это дело обращал внимание как на сына Андрея, кто старался мне в моем начале мне помогать, я за них не забывал, когда это я прокурору написал лесоруб такую статью, за которую он вцепился, как за дело действительности. Он сообщил мне, что бы я к городскому прокурору обратился с этим делом, уже негде не работаю, а соседям стал не тот. Беру на себя свои силы пойти к прокурору города Армовира, что он мне скажет? Иду, только зашел в условии, там, где все прокурора ждут, а ко мне привезался следователь, у него вчера по его улице тоже без шапки ходил и сам себя строил инженером строителем, себя представлял из горкомхоза. Следователь меня заставил своим поступком, ко мне сурьезно отнесся, как будто по его мнению это был я, он не кому не слова не сказал, взял под свою команду своего в кармане револьвера и погнал меня впереди, в первое отделение милиции, там заставил дежурного меня принять, как задержанного в вине. Я сижу, о чем только я не думаю, а может быть где не так сказал, или написал своими словами, так я подумал, что сюда зря люди не приводятся, все за что-то здесь отвечают, и должно меня тоже так же хотят наказать советским законом. Я ведь это учусь, и хожу без шапки, и на меня напасть зря этим следователем, кто свою родную мать вызывал в органы, и заставил ее со мною говорить напрасно. Приходит за мною милиционер, ведет на допрос к уполномоченному угрозыска, я иду сам не знаю, за что меня ведут, но все же грешки есть, я их не признаю, что я там натворил, а сейчас все напрасно следователь применил до меня. Вхожу в кабинет, а на меня уполномоченный так же, как и на других приводных говорит для меня, что бы было известно, что я инженер, я слушаю, но больше всего молчу, не чего не отвечаю, спрашивает в этой матери следователя, он мол это говорит, уполномоченный? Она ему отвечает, ему подтверждает, да, это он. Тогда я к матери оброщаюсь и говорю ей, называю ее мама, а может быть и не он, она говорит сурьезно, нет, он, этим опытом не удовлетворился, как матери следователя уполномоченный, пошли привели другую женьщену, в которой тоже так же взял он туфли в квартире. Она приходит прямо до меня, и начальник тоже отделения вышел на личную ставку, говорит эта женьщина, это не он, тогда я обращаюсь к матери, ну что, спрашиваю я у ней, он

ли? Она сказала нет, вот как оправдывают. Иду дальше по улице Ленина, есть надпись полеклинника платная, за вход два рубля, я уже был не особенно в этом уверен, о том что любая медецина со своими специалистами может ошибаться в диагнозе, я как и все поступаю, тоже так же заплотил два рубля, захожу меня так няничка встречает в белом халате, хочет направить к врачу, я вижу его кабинет, в котором он меня ждал к себе, за свое

личное здоровье я знал, что оно в этом деле не получает плохого. Заходите мол просит меня врач солидного тела, сам седой в белом тоже чистеньком халате, он меня спрашивает, чем болеешь, стал меня застовлять сесть в стуло, а я ему их коечку показываю, вот условие есть это ваше, а мое тело будьте добры осмотрите сами без всякой истории. Он догадался, кто к нему пришел, хотел сказать я убежденец в свое то, что имею, только он не знал меня и мое стремление, говорит мне врач, знаете что? Я его слушаю со вниманием. Он мне говорит я смертный человек и хочу сказать за всех тоже они смертные при своем деле, я ему тогда извенился и пошел по своей дороге прямо без всякого такого что называется. Меня встречает такая струя воздуха, что я не должен его бояться как основного источника, разрешаю вопрос в жизни, дай пойду в межрайонную больницу в городе Армовире. Иду смело, знаю о том, что придется получить все, как корреспонденду "правды", мне было прислано извещение, я на это все отношение надеялся как на какую-то силу, говорить я умел всевозможные штуки. Прихожу, а там был главврач Нефедов черный, высокого роста, он ходил в пальто, мне о нем сказали он мол в командировку поехал, а показали дежурного. Маленькое здание было отдельное от палат, я к нему смело в надежде шел, только хотелось в их хозяйстве приложить свои практические силы человеческого ума как он должен легко мгновенно и бевредно, а полезно возвернуть свое здоровье путем моих сказанных слов. Я этого дежурного в своей жизни сроду не видел и не встречал, что бы его видеть, а когда зашел он был низкого роста, помоложе от меня, русявый, я ему сказал здравствуйте, а у самого все силы направлены, что бы он послужил для меня пользой, так оно и получилось. Когда я ему это извещение со своих рук дал, он его прочитал о том, что это все с газеты правды. Он меня засчитал за корреспондента, кто пользовался правами у дежурного спросить разрешения, что бы посмотреть на больных, а то врач за это дело не знает, он бы не когда не пустил в больницу. Я перед ними не кто таков как самородок, этого добился, заставил его меня что бы он привел и одел в халат, такой же белый, какой и на нем был, я говорю теперь являюсь перед больными врач со своими словами, даже мне

пожелал хорошего в этом деле и дал в помощь нянечку для того, чтобы она поводила по палатам. Я ее заставил, что бы она меня повела к операционному молодому человеку, и к кому я заходил и с ним как с больным поздоровался, он же не знает меня, о том, что я на его все время работал и оброщал внимание, что бы где либо найти такого больного как был он и своим желанием, своею силою попросил, что бы он здесь в этой палате не лежал. Я у него спросил, что ты делаешь? Его назвал уважаемый, он мне сказал да не чего, я его прощурил от ног до головы своею мыслью и заставил своею просьбою, что бы он читал книгу Пархоменко командира красной армии. Теперь оставляем его здоровым человеком, идем дальше в другую палату, а там лежали все хроники с открытыми ранами в кого на ногах, а в кого на руках, где только не было, только она открывала свою язвочную

форму и давила своею болезнью на больного, я им прочитал общую на эту тему лекцию летучего характера, если я им говорю природа сама не излечит вашу рану, то тогда нужен хирургический нож, так греческий ученый Гиппократ сказал, мы всему делу виновны, но не кто я им сказал в процессе своей борьбы мы хвалились, козыряли о том, что мы умеем жить по своему, по не природному, что хотели, то и делали себе, своему телу. Если нам нужно куда либо идти и что либо делать, то у нас перед нами задача на все, что будет если мы одеваемся или кушаем, не один этого делал и не один искал и расстался на веки веков. А при этих разговорах один больной стал меня просить, он ухватился, умоляет, просит, чтобы я ему помог своим советом, а нянечка пошла, она поняла и заявила врачу, сказала о том, что это не корреспондент, а какой то ходит лекарь, я это все направленное тут же оставил и отступил назад, неудобно мне было перед этим дежурным врачом. Я перед ним крепко извенился, сам ушел, все это мое недостаточное, что я сделал, а хочется все же узнать, что же с этими  больными получилося, пришел я на завтра проверить это дело, а со мной встретился Нефедов врач, он меня принял как человека заинтересованного в этом деле, сказал свои слова, что бы я был

в курсе, он меня поставил в известность, что бы я писал в

Москву в министерство здравохранения СССР, пусть это дело

разрабатывают они. Я так и поступил, написал в Москву и был

даже заинтересованный с ними говорить, но не указывало время

быть в Москве, подсказывало мне, что бы я отступил назад. Наше

дело только одно, пришлось ехать в Сулин, такая мысль

проскочила, дай еще пойду в станицу Краснокопскую недалеко от

Армовира, зимнее было время, я по дороге встретил нуждающего

больного туберкулезом, он страдал легкими, я ему создал совет

что делать, он сейчас же стал чувствовать хорошо после моего

совета когда его выполнил. Почему же не зайти мне в политотдел

М.Т.С. и там свое хорошее рассказать, т.е. дать свои услуги.

Мне политотдел дал указание, что бы я связался с рабочкомом,

по дороге я этого разумел и не стал делать, разрешил все

оставить назади. Нужно ехать в Сулин, оставляю Армовир назади

и так же в нем свою семью, жену и двух детей, и еду домой в

свой родной дом в Сулин по улице Ленина N 90, там жила

отцовская вся семья с меньшими братьями да сестрами. Я туда

приехал только не таким, как я уезжал со станции Зверево,

сейчас я приехал со своим ученьем, мне не до работы, а до

практического дела. Думка возле тебя проходила не даром, она

крутилась над тобой, что бы кто то из всех нашелся и мне,

моему делу помогал, такие все мои были намерения проходили во

мне, я видал своих близких, кто только меня по своему обряду

не узнавал, говорят это мол Карл Маркс. Я тогда не жил еще, и

не знал путей его технических, которые проходили сейчас, я

тогда тоже не был, когда говорят Христос был, но моя образина

была похожа, я старался себя устроить на работу, мне дали

право поступить в Сулинторг заготовителем, а директором был

тогда Мазилкин, мне он говорит как подчиненному лицу, ты мол

называет по моему фамилию, езжай в Бело Калитву за картошкой

на хутор, по наряду получи. Я этот план получил, что бы его

выполнить с честью, сажусь на поезд, который курсировал от

Ростова до Сталинграда через Лихую, и туда приезжаю в Бело

Калитву. Дело было ясное солнце да еще какой теплый день, где

мне приходилось по станице проходить, я шел сам себя

показывал, как будто меня считали монах, я от многих даже

женщин этого слышал, но им в зад сказывал, подождите этакие

люди, я ведь не к этому всему иду, к кому все шли они своим

поступком, теряли свое здоровье. А я от природы получал чисто

энергично состояние здоровья, что же вы этакие женщины,

думаете обо мне не так как нужно. Ко мне обратился больной с

легкими, просит меня, что бы я ему осоздал перед ним совет для

того, что бы он сам себя излечил, я его заставил не хвалиться

фасоном, а понадеяться на свои силы о том, что его сама

природа излечит. Я его заставил ухаживать за собой, умея что

бы безошибочно получалось здоровье, ноги по колени мыть

холодной водой еже дня два раза систематически вечером и

утром: встаешь, помой ниги и иди, куда хочешь, ложась в

постель тоже с чистыми вымытыми ногами ложись, найди

нуждающего человека твоими десятьми рублями, деньгами все

нуждаются, только такого нужно выбрать человека, который

боится просить, но живет плохо, ему эти деньги дай, а сам себе

перед этим скажи слова, я даю эти деньги для того, чтобы у

меня не было никакой болезни, ты ему помог без ошибки,

пробудил его болезнь. Дождись субботнего дня и с самого утра

не кушай никакой пищи и воды, до самого воскресенья до обедней

поры, в двенадцать часов дня будешь кушать, перед обедом

обязательно выйди в природу в воздух, подними свое лицо в

высоту, очень крепко тяни во внутрь воз духа, сам проси меня

за все, учитель дай мне мое здоровье, все получишь

удовольствие. Три субботы для проверки проследи, если не

получишь хорошего, то тогда ты не годен, ты не получишь негде

здоровья, после этого хана с тебе. Это у меня качества

рождены, я их передал практически умея, но не систематически

всегда этого делал, мой совет его нужно выполнять, все

получишь, я это рисовал здоровому человеку мой совет, моя

работа и вот мое начато мной, не пропадало перед народом, я

был дома под пасху, пришлось поработаться, продавать на веса

рыбу мороженую, я был в волосе в бороде, меня посчитали я поп

прежний был. И вот организовывается компания, на меня нападают

с прожегу, бьют по моей голове что я поп и меня за этот

поступок их снимают с работы как негодного чужого попа, а я

сроду вовек не был попом. Но писателем я всю свою жизнь на это

положил, я пишу ведь за свое сделанное в прошлом, признаюсь

природе о том, что это мною делалось не верно, меня застовляла

обстановка предков наших стариков, я у них ведь учился, нужно

сказать спасибо советской власти, она мне на мою душу дала

такой земли хорошей при экономной политике, что и заставляло

меня быть таким любителем своего пера и своей руки. Я только

пишу и также читаю разные фантазии других писателей, свои

слова вначале в правде писать и самое мое письмо меня сделало

одного из всех ко всему жизнерадостному условию, я вежлив, у

меня в сердце нет того, что другие имеют и также в моей душе,

я раньше был по своему не доразумению эгоистичен не дай бог, я

другому жизни не давал, а сейчас я признал человека, живущего

на земной коре, кто он не был и где бы он не находился какой

либо специальности, ему нужно дать свою дорогу, и пожелать ему

в его задуманном деле хорошее, против его дела не стоять. Он

ведь это первый делает и сделал, другой не против себя

заставлять, чтобы человека критиковать его не зная, без

природы не человек, и без знания тоже не будешь знать когда я

начал писать своею рукою, а мыслить головою, то мне раскрылись

мои точные слова в просьбе моей к великой матери природы, она

ведь нас всех до одного родила, она только бедная тем, что не

сумела в духе своего воспитать, дала каждому право все делать

на нашей земле. Сейчас от человека терпит земля, воздух и

вода, за счет чего и построил сам себе временную жизнь

человек, живет один раз, а другой он больше бы спал, но его

гонит его личная необходимость, он научил себя от природы

брать, она ему бедолаге только дает, если она ему не даст

своего урожая, он без этого умерает, поэтому он ухватился за

то, за что не следует. Это его доброе слово сказать на какую

либо найденную им живую вещь, она его или моя, сегодня ты

этого сделал, а завтра ты упустил это богатство, что дает тебе

в труде и заботе, это вода, она держит до одного запасного

момента, моментально сделает тебя природа в бараний рог

загнет, все в природе ее силы только помешать человеку. Если

бы природа ему не мешала, он бы давно был на небесах, а то его

тяжелое на нем тело со своим жулудком, если бы не желудок, он

бы не какой мысли не создавал, а то его застовляет обстановка,

а он ее встречает каждый день, все думает про целый год да про

четыре в году время. Больше ему всех нравится это цветущая

весна, где цветок расцветает очень душисто, да и после злой

зимы все время делается не то. Надоело холодно быть, нужно

тепло, также ждет человек прекрасного в урожае лето, а он

возьмет да не уродит чего ждал человек, а для него это

болезнь, он не научился без этого бывать, особенно осень

матушка вся в дожде, а когда ясная бывает, человек этому

такому делу радуется, какое где оно не было это время, которое

на одном месте не стоит, а движется с одного места в другое

нет конца и краю. Но то что было, его не вернешь, это пройдена

по воде лодка, так и жизнь человека построена, где бы он не

был и как себя не показывал и там родился он там и умер. Из за

своего дела этого не кто не желает и не хочет иметь, но чтобы

просить природу, только я ее научился просить без всякого

каприза, а эволюционная просьба, вот о чем я говорю, природа

природушка! ты моя дорогая, дай мне жизнь мою и ученье мое,

что бы я этому народу своими обоснованными фактами доказал.

Это моя дорога застовляет людей на мне строить чепуху, через

попа меня отзывает Мазилкин с командировки, он мне сказал в

глаза,ты поп? Как же сюда в это дело пролез? Я ему сказал вы в

своем уме, да, он подтвердил. Я ему свою автобиографию зачитал

о том, что я рабочий с детства, мои слова подтвердилися на

фактах о том, что я не поп. Меня как рабочего Мазилкин опять

направляет на возложенную работу, он не знал положение райкома

профсоюза, решения этого дела, значит нужна аппеляция, то

тогда Мазилкину вкатывают выговор за то, что меня послал на

работу. Я к телефону из Тацинской станицы звоню, что бы с

Мазилкиным дотолковаться, а он мне чуть не лопается кричит,

что бы я все бросил там и ехал домой, а то ему не клеется в

жизни, я еду обратно домой, думаю, в чем же дело есть, семья

моя прибыла с Армовира, правда долго сына не пускал мастер,

хотел из него сделать на его труде человека, но не пришлось,

нужно ехать обратно в Сулин. Все было благополучно, я работал

самое главное по торговле рыбой, а теперь идет из за меня

волна, полная революция. Я приезжаю, а меня Мазилки встречает

не приятно, сам не находит что сказать, а его застовляет закон

это делать, что бы я больше не работал, и в конце концов

договорились мы с ревизионной комиссией тов. Григоренко, он

должен мне передать тарную базу по акту. Вот уже этому делу

так схотел сам лично народ, тот кто не терпели этим дело, но

стонали в койке, он был не в силе этого сделать, чего моя

судьба искала, она от этого уходила сама, но народ не чего

против меня не сделал, раз наметилось не работать, нужно

практику своего учения показывать на больных, чего я научился

и что мне дала природа, сильна она от всех нас, поэтому так и

получилось. Я получил на хлеб книжки, нужно было работать, а

мне ввели якобы я от работы отказался, а книжки решали всю

жизнь, и дирекция о том, что она выдала без законно и мне без

них жизни нет. Секретарша вдовушка додумалась прибежать в мою

квартиру и там сделать налет на сестру Лиду, которая

собералась за хлебом идти, и держала свои книжки в руках,

секретарша нахально выхватила совсем не мои книжки, Лида

испугалась, что за женщина такая, что делает с нашими

книжками, выхватила, тогда говорит эта секретарша, а где

книжки мои? Она говорит вот они и секретарша взяла спокойно и

ушла с ними, тут же на меня супругина напасть, Уляша стала

выражаться на меня, на мою всю науку стала ругаться и все мои

книжки со справками попалила, зло между нашей жизнью

зародилось, а я свое намеченное не бросаю. Ко мне обратился

грек Николай, он мне говорит, вот мол у меня дядя болеет, уже

какой день не спит, у него отмерает тело часть, чернеет палец

и лезет дальше и дальше, не дает покоя, я не считаюсь с

бедствиями не с какими, иду к этому стогнущему человеку, беру

его обоими руками одной за лоб, а второй за ноги, убиваю я

своим током его врага, т.е. болезнь, он засыпает на большое

время. Когда я держал руками, наше мнение одно было, я

старался ему помочь, а он ждал от меня помощи и так оно и

получилось. Этот старик меня не дождался больше, я признал,

что я силен, зачем я это буду делать, я искал такого человека,

кто бы меня взял на свое иждивение и помог мне это сделать. Я

не видал этого человека, а на суд на Мазилкина подал, но что

бы высудить свое право опять на работу, этого не хотела сама

природа, она меня заставила, что бы я вернулся обратно в

Донбасс, и там свои качества показал на больных людях, я одно

время с женой даже не имел денег купить угля, соберал на

железной дороге в ведро по уголинке, жена мне говорит, что с

тобою сделалось, что мы так плохо живем, даже не имеем средств

протопить печь, я ей говорю я видел вперед, нечего Уляша все

будет, машинами будем получать за мое все, о чем я думаю и

гадаю, у меня минуты дороги некогда не проходили без этого

всего, раз я наметил от природы это получить, то мне эти

качества дались из за моего переживания, и моего терпения. Это

не даром меня начальство гонит, они меня не знают, меня ведь

ведет природа к этому делу за нос, она слышит человека, кто

просит не такого человека, как он когда-то был и умер, его не

вернешь. Человек эти муки не хочет их иметь у себя, он ждет

второго человека с дарами своими, найденными качествами,

которых он сам получил от природы, как со сковороды яичницу,

так она мне передала это все, всему дело она, но не мы, если

она захочет, то она сделает. Я все время писал за то, что

осоздавало мне вред, а сейчас все пишу то, что будет нужно для

пользы. Мазилкин это не первого человека отличился, выгнал,

что приходилось делать? А я не уробел, у меня были все

найденные в природе качества, я их заимел для других, если бы

я этих качеств не имел, куда бы я девался, а то я совет имел,

а на этот совет людей не было, да и кто мог мне поверить, если

я частично этого сделал. А когда моя родная сестра приехала в

больницу Дуся, она мне об своей болезни пожалилась, я ее не

просил как сестру, а рассказал, как я другим помогал, мои силы

на мне были, я их уже показывал естественным путем, со мною

она согласилась, не стала моему возражать, а только сказала не

поможешь, то тогда пойду до врачей. Я ее стал лечить ея мозгом,

т.е. ее зрением и к этому воздуху тянула она в себя во внутрь,

наша Дуся говорит, как мне стало легко и хорошо, сказала

спасибо, я не пойду теперь к врачам, мне так заявила, а сама

мне не поверила, а пошла все же к врачу, а врач ей говорит у

тебя нет боли никакой. Моя сестра меня убедила правдой, я не

боялся оставить свою семью, которая через меня переживала,

Илья брат мой второй, от меньших он, сына Андрея устроил в

ремесленную школу и мать взяли на иждивение, мне было еще

легче оставить Сулин назади, я выполнял закон природы, а он

тогда существовал. Кто отказался от работы, тому шесть месяцев

не где не поступать, вот какие мои были перед всеми людьми

дела, хоть ложись живой тогда в могилу, да ведь не хочется

умерать, а смерть не из за этого бывает можно сказать, если

люди напрасно наседают, то обязательно природа будет на

стороне твоего здоровья, идти в природу можно из за правды,

она показывала для этого дела пользу, не когда я и не где не

получал от природы плохого. Это история на человеке, не

наступает со своими силами, а идет назад, то человек

вооружился, он хотел из-за этого жить, а ему природа не

давала, лучше будет, если я и не буду поступать на работу, я

шел со своим прямо к тому, что бы заставить природу, что бы

она этакая шла навстречу мне, а она ведь со своими созвездиями

в высоте сильна, у ней очень много такого дела, за которые мы

не брались. Ведь воздух он падает на нас очень и много в весе

и бурлит по нас, а мы от этого всего отворачиваемся, не хочем

расстаться со своим лучшим хозяйством, для нас всех это наша

индивидуальная собственность, которая заставляет от нас всех

уходить, т.е. сам человек, живущий на белом свете, он один

тянет в гору свое индивидуальное хозяйство, для того что бы

его окружить многими хозяйствами. Это было, оно и есть перед

нами все предковые явления, оно начало застовлять всеми своими

действиями самохватом в жизни, если твоего не будет на этой

прикрепленной земле, то и жить не станешь, то есть великая на

все человеческая надежда на то, что у тебя есть из жизненного,

ты этим радуешься, как какой-то особенно король, мы ведь их

сейчас в это время не имеем, они уже давно умерли, их не стало

лишь потому, что они не правильно действовали, они потеряли

свои и чужие вместе надежды на свое здоровье, кто же сможет

этого добиться, что бы свое все то, что я делал его нужно как

янтарь выложить перед природой, о том, что это ты делал для

своего вреда, а сейчас миленький ты мой это я лично своей

супруге говорил пока я в волнах не чего не стою. Но земля

перед теми людьми, кто не хочет мои имеющие качества принять

они для него необходимы, это закалка тренировка, работа над

собою для того, что бы пробуждать свое тело условием, оно

должно получить иные качества в жизни. Человек здоровый он

должен ухаживать за собою не для того, чтобы простуживаться и

не для того, чтобы болеть, а наоборот, свою силу заставить,

что бы жить и продолжать. Мы природу этим поступком заставим,

что бы она была только человеческой жизни полезная, сейчас

люди не к этому приклонены, они в первую дверь дома идут и там

все то, что сделали они это сами пожирают, вот какие их дела,

я с ними не захотел по одной дороге идти, выбрал я дорогу одну

для всех, все это имеющее на мне, что я делаю, это будет для

всех нас польза, одно богатство и слава, и путь одна для

всех. Если это нужно будет для природы, то она заступится за

меня, я вам сейчас расскажу, как я бежал из Сулина, мне не

предстовлялося даже знать, куда я шел и зачем меня вело. Я

тогда не соображал, а только думал и ждал это все мое будет на

мне обязательно, я когда выходил со двора своего дома, еще по

улице Ленина жил, то мне казалось легко я тогда чувствовал,

взял я направление на юг прямо, думаю идти нужно по своей

улице по прямой через Ленинскую площадь, там где памятник

Ленина стоял, а он мне приснился таким как будто я рассказываю

за свое то, что я начал народу. Я его не видел, но он был для

меня ясен весь со своими руками и своими словами, мало того

что поднес под самый нос дулю и сказал на тебе дурак. Дак вот

я не соберался зделаться умным, а прежде чем быть умным нужно

побыть дураком, так история не когда и не где не рождала

человека, что бы этакое время пришло, не делало того, чего я

начал, оставил я назади и площадь с памятником, не чего не

сказал, только было жаль на сердце своем, неужели мне эти силы

достанутся, которых ждут все люди о том, что придет время,

второй человек, он по своему заставит всех сильных жить, а те

пусть как знают, если им будет угодно, с данным порядком они

развили, то пусть они и продолжают. Их в этом деле борьба за

свое тело, они его хоронят, но от природы не схоронишь, она

найдет, все его силы заберет с собою их, не в коем случае не

отделаешься от того, что построил сам человек, это его смерть.

А я все это бросаю, иду не вперед, а назад, куда сам не знаю,

меня ведет сама природа, я оставил город, попал в село Сулин

откуда вышел, некто меня не видел и не спросил, куда ты мол

идешь этакий вернись ибо жизнь вся здесь. Я этого не встречал,

а только думал, значит нужно было идти по этой дороге, я вышел

из села не пошел по дороге, а взял мановец прямо на город

Шахты, туда мне нужно как во второй город зайти, и там свое

что надо бросить для народа, пусть они ликуют, пусть они поют,

а я свои слезы проливаю перед ясным теплым в солнечном дне. Не

было даже одной тучечки, я шел мимл восьмого километра по

природе, сам смотрел по бездорожью, и напался на такое

бурьянистое место, где стояла столбом колючка. Она зеленая как

лук была, но острая, острей иглы, всего каких либо тысячу

метров, нужно было по деловому обходить это все, но какой же я

истец, если для меня эта колючка послужит врагом, т.е не

приятностью, в природе для меня этого не бывает, есть только

золотые ценности для моего тела. Так идешь, мне природа она

показывает на хорошее все то, что я видел, а я вижу своими

глазами очень далеко и ясно, после такого перехода будет

лучше. Я так шел как на миллионных иглах, они меня низали, я

от них терпел, только знал поговорку русского мужика, он так

говорил взялся за гуж, не говори, что не дюж, вот какие мои

были дела перед всеми, я крепко прекрепко терпел и силы

напряг, что бы вот этот промежуток тысячный пройти, хоть и

трудно, но потерпелось, больше всего мои ноги произвольно

пережили. Нужно было что по медицинскому искусству требуется

спирт, что бы обмыть эту правду и марлею обвязать для того,

чтобы кровь не прогрессировала, а в природе этого нет, я

спускался в вершину Юту, а там свиньи повырыли себе солнечные

ванны, я туда забрался, как в санаторию грязых условий и там

до тех пор полежал, пока перестало все щипать, я стал бодр и

силен себя заставить свое намеченное совершить. Я назад только

посмотрел, где остался мой родной город Сулин, и вспомнил про

семью свою, я же изыскатель того чего это будет для всех

нужно, мое здоровье должно заставить своим понятием все

человечество обратить внимание, кто это шлялся в этих

условиях. А сейчас я чувствую не так как я чувствовал после

двенадцати часового дня в глубокой шахте, а потом я вылазил и

что же я там делал, старался по закону покушать, а потом

брался за сон, спать, думал я, что отдыхаю, когда приходила

четырехчасовое утро, рано нужно было вставать, то в тебя

тело хуже было, чем оно сейчас после этого переживания. Я иду и

думаю за народ шахтерский, не найдется ли здесь какой либо

человек, что бы меня вернуть назад, как блюститель порядка

этого не встречал, а прошел возле вокзала, попал под мост

железной дороги, и старался я оставить нефтяную базу вправо,

стал подниматься по бугорку, еще тогда не было трамваев. Я

зашел на прежнюю шоссейную дорогу и по ней вышел на улицу

Третьего Интернационала, и вот думаю сейчас прицепится какой

либо блюститель, я шел в одних трусиках, а одежда была вся в

портфеле, не такой хожу, как все ходят по этому городу. Я ждал

вот вот скоро на меня станут учиться люди, которые не признают

меня человеком, дак нет, этого я не встречал, а увидел далеко

стоит очередь женщин за водою под колонкой крана, и все

стараются от жары скрыться. Мне в то жаркое время не хотелось

воды, я не кушал не чего, да и не требовалось даже какого либо

питания другого, только пожелалось побеспокоить этих женщин

своим поступком и своею мыслью, она меня заставила то сказать,

о чем не кто и некогда так не мыслил, а я помыслил, говорю сам

себе, если только эти женщины мне дадут воды, то я возвращаюсь

назад, идти некуда было, а раз не дадут воды, то я продолжаю

свое намеченное, говорят так без дороженьки и истории нет. А

сейчас она в деле продолжается, эти женщины они ошиблись меня

за хорошего человека посчитать, я для них себя строил, даже

сменил шаг, что бы не ошибиться, вежливость не бывалую

представил за то, что бы они обо мне поняли. Я обращаюсь к

одной женщине с извенением, говорю вы меня извените

пожалуйста, которая два ведра воды набрала и несла на

коромыслах, она не когда и не от кого таких слов не слышала,

как я ее мамой назвал, говорю, мам, она на меня глянула и

приостановилась, а я тут же ласково ей сказал, дайте мне

пожалуйста напиться воды, она скоро ответила о том, что у нее

кружки не было, она по моему выводу мной побрезговала. Вот тут

то я свои глаза не сдержал, стал их показывать природе, она

меня толк со всех сторон под бока, пробудила мои чувства, они

простили им за этот поступок, и пошел я по городу дальше,

смотрю на блюстителя и жду к себе, что бы он в это дело

вмешался, а его след простыл, он в то время отсутствовал,

только я когда стал подходить к базару, я шел по той дороге,

которая меня вела на Каменоломни. В левую сторону я увидел

сидевшую пьяную до зубов кучечку брошенных людей от мира, они

тоже меня увидели, посчитали себе таким как и я был, их

заставила меня к себе пригласить, я сам себе сказал, вы

ошиблись на мне, меня считать своим. Только отошел дальше,

стал продолжать по дороге своих шагов, а из балконов третьего

этажа новых построенных домов раздался людской крепкий смех,

ха-ха-ха, а я посмотрел, одна вельможая разодетая говорила на

меня, показывала пальцем, как на какого-то отряху, я да был

отшельник, но не такой, как эта дама подумала и сказала обо

мне и вот все же с большим трудом, с великою жизнью, я так не

оставлял не когда город без всякой пищи и воды. Мне не чего не

хотелось, только я вперед рвался, я наметил быть в

Новочеркасске на старой Базарной улице N 12, там жил Иван

Климович Захаров, он был старообрядческий батюшка, с мужиков

научился поповать, кое когда я к нему заезжал по хорошей

жизни, а сейчас к нему заглянул по самой плохой жизни, и вот я

иду да подумываю, что же будет завтра со мною, если я

переночую у Ивана Климовича, нужно же что то делать. У меня на

пути моего прохода не когда ошибок не встречалось, а всегда

помогали люди, прошел я по шоссе да по солнечной погоде,

Каменоломни я просмотрел глазоми, попал в Персиановские степя,

все я видел военные дела, так обо мне некто не подумал да и

думать не приходилось за такого человека, как я был тогда.

Прошел возле агрономического учебного заведения до самого

Хотунка, нечего не встречал по чистому полю, в Хотунке нужно

было напиться, я воздержался, во мне тогда служил воздух, я на

него надеялся как на естественную вещь. Свернул по над

железной дорогой, пошел в левую сторону, через железнодорожный

мост, который лежал через реку Тузлук, она впадала в Дон в

Аксае, иду по окраине города, а на меня набрел блюститель

порядка, с извинением меня остановил, спросил меня, куда я

шел, я ему дал точный адерс, с которым он не согласился, и

пошел со мною туда. Это уже моя была им построенная помощь, он

меня привел к Ивану Климовичу, только у меня не было

уверенности о том, что он меня примет к себе, а получилось

другое, я когда вошел во двор, поздоровался, сказал

здравствуйте, все как один со мною поздоровались, Иван

Климович, матушка и Мария, они в один голос сказали

здравствуйте. Я увидел перед собою не то, что я думал, в них

только спросил блюститель, вы его знаете? Они от меня от

такого не отказались, я стоял правда в рубашке в серенькой, да

в брюках шевиотовых, как с иголочки чистенькой, только крепко

заросший в волосе, как же мы откажемся, улыбнувшись, сказал

батюшка и сейчас же нас всех блюститель порядка оставил в

покое, мы стали говорить за все встречающее положение, в

котором я очутился. Я им много не давал того, чего следует, но

все батюшка с матушкой знали обо мне, что я не верующий

человек в их дело, я их силам хоть и не верю, но может быть

больше от всех выполняю, только в будущую пользу, а сейчас вот

смотрите на меня, если есть кто либо я у них спрашиваю из

больных? Дайте мне его, может быть я чего ему сделаю, думаю

что я помогу ему. А батюшка за меня уцепился как за полезного

человека, только эта польза для того что бы осталася, он

рисует мне картину умерающею на других, а сколько их уже таких

людей с литургиею поумирали и умрет же эта женщина, она

нажилась на белом свете, ей уже нужно померать. А я ему

говорю, ты не ходи со своею службою, дай я пойду вперед со

своим намерением, если я не подниму ее на ноги, то тогда ты

будешь свое продолжать, а если я подниму ее на ноги, то зачем

тебе служить, она ведь сделалась здорова. Иван Климович на

такое действие не пошел, он подумал так, это были мои слова,

но не его вещь провожать с этим в могилу, так оно и

получилось. Эта женщина не выдержала и умерла, и при

батюшкиной службе. Я им очень много такого чудесного

рассказал, они по своему выявили, все это от бога происходит,

правда я не молился чтобы на горе бога твидеть с ним

разговаривать, но за историю прочитывал, это было когда-то, а

сейчас небывало, я без ужина попросил матушку, что бы она мне

послала постель, я сейчас же снял свою до трусов одежду, сам

лег спать, не для того чтобы потягиваться в этой твердой

постели на которой я себя уложил, да к тому же без всякой

пищи. Я в таких еще санях не катался и не был мой желудок, что

бы натощак он когда ложился. Это впервые я его заставил, что бы

он сознательно переживал, для того, что бы сил набраться и без

этого бывать, моя истина говорить, но профессора Ранке в своей

книге рисуеи даже какую и где пищу когда употреблять, и самое

главное без оружия нельзя некак жить. Я заставил о многом

подумать в своей постели, не спать, а с боку на бок себя ворочал

не давал мозгу себе склониться что бы уснуть, это плюс мне

будет в моем проходе, а минус если буду спать. Я слушаю хозяйский

шорох, улаживаться спать, говорят между собою, что это

за такое, что наш гость не сел кушать, аль где он накушался,

они не знали, что я для них надумал, быть над моею одеждою

сторожами, хранить ее как свое око. Им было не до меня, а до

своего сна в котором они готовились, я тоже этого хотел, что бы

они глубоким сном все уснули, для того, чтобы свое намеченное

у них совершить, сплю не сплю по ихнему, а они как чуть только

себя уложили в подушки, тут же захрапели, мое дело на

горизонте, стояло время летнее уже подходило к тому, что в

поле рожь стала цвести, а жаворонки в воздухе пели, только

ночь была в тишине да темная без лунного света. Время их часы

точно пробили, было как раз двенадцать часов, а у меня в моем

сердце тук и тук, тоже я поднимался не спавши с этого условия,

сам за собою все открыл и закрыл и с тем ушел, выхожу я на

улицу, по которой только столбы с электрическими фонарями

стояли, и виднелась дорога от света, я повернул вправо и вверх

прямо пошел возле базара, а что бы никто меня не видал, этого

я не встречал, а была частичная встреча, по дороге мне

перебегали часто со своим направлением кошечки. Оне когда свои

глаза на меня повернут как я теперь показывают масквичовой

свет. Я очень и много раз видел и хотел чтобы оне больше не

прогрессировали, а лучше встретиться с человеками. А в то самое

время перед утром спалось человеку. Он не хотел даже глянуть в

свое окошко и помотреть, кто там в это время шлялся. Я как раз

по этой улице проходил, на которой стоял институт

полутехнический я здесь тоже в это время и шел, чтобы кого

либо заметил, я не видел никого и не слышал, пока вышел на

краину города, там выскочила по дороге с Новочеркасска какая

либо запряженная лошадьми подвода, особенно я прошел мимо

хозяйства виноградника. Переходил через дорогу, которая

тянулась на Ростов на Дону и попал на ту дорогу которая вела в

саницу Грушавскую. А женщины две несли в ведрах молоко на

коромыслах. Почему их пробрал смех, они смеялись с меня. А

офицер Красной Армии ехал на коне, тоже на мое бронзовое тело

смотрел. Как раз я должен спуститься в край этой станице. Она

начиналась посчи от Новочеркасска, а заканчивалась посчи возле

Родионовки по над речкой... Она станицу сохраняла, я как раз в

нея спустился и пошел по улице. Где тогда в то время взялся

туман, не видать куда идти, только гарантировался. Нужно плыть

через реку, я поплыл через реку, словом перебрался на ту сторону

где пришлось идти по лугу, не видать белого света я и шел по

туману. Только в воздухе в высоте пели свои песни птички. Оне

довали мне знать, куда я чтоб шел. Я держался правильно на

Новошахтинск, чтобы побывать у своего близкого по детству

друга Ивана Алексеевича, он работает н-к 11-го участка шахты

О.Г.П.У. Все же он выучился своему делу, он строитель горных

шахт его дело сейчас с коллективом вместе трудиться довать

стране уголь, а за это дело получить деньги. Я подумал так а

может быть он мне поможет, так как другим истицам помогали его

близкие друзья по жизни. Он должен пойти навстречу моему

учению, если он поймет его. У него есть деньги, есть чем помочь,

это его бы было дело в этом пути моего учения, а его не все

понимают, все любят больше деньги получать. А мое учение от

его уходят все. Я ведь иду и надеюсь на природу, на ее силы.

Мне сейчас чувствительность большая только в хорошую сторону,

которая должна быть в последствии завоевания. Я об этом знаю,

что мои шаги оне и на Кавказе не даром ступали только для

будущего поколения. Их заставила природа, люди стогнущие

выпросили у ней меня. Я не пришел сюда на землю для того, чтоб

мною нуждающий человек здорового характера не капризничал. Я

наметил, чтоб бедного страдающего больного человека в его

болезни освабодить и дать ему волю, для того чтобы он не

стонал. Вот моя задача для всех. Сделается человек сильным,

чтобы он сам свое здоровье вернул назад умеючи. А сейчас мое

тело слышит где то там далеко далеко слова говорятся

человеком. Я как будто вместе такое проходил, но чтобы слышать

я не слышал, но чтобы с кем либо поговорить я пробирался с

этого лугу и поднимался на гору. Мне показалось передо мною

вот сияющие вокруг облака, солнушко появилось, стало довать

свое тепло, и тут же жаворонки песни пели. Как было в то время

радостно, без всякого оружия и запасу нету по такой местности,

которая меня тянула туда. В то место, в котором тянулась одна

проселочная дорога. Я ее еще не видел. А в самого такая мысль

зародилась, выпросить в природе, какой либо рожденный живой

факт. Хоть чтобы появилась я говорю природы и с нею делюсь

мнением природа дай мне это. Иду я по дороге по проселочной и

вот хотя бы откуда взялся серенький зайчик с под какого то

кустика прых и тут же остановился и свои слова сказал мне,

спросил чего я хожу здесь я бы ему как нашему зайчеку,

ответил. Но мне на это счастье открывается не бывало живая

вещь, по дороге идет борзая собака. Она меня заставила на нее

смотреть на то место, где вечно люди ездют на своих животных

взад и вперед. Я сурьезно обратился со вниманием на то, что мне

дала природа. Она моему испытанию пошла навстречу своими

силами. Мне их показала на встречающей собаке. Она сроду не

видала такого и не слышала человека, как я сам себя заставил с

нею поступить. Мое сердце с душою отнеслось к этому

добродушно. И сейчас же я ему применил имя вново рожденное его

назвал мальчик. А он на мой голос остановился, и стал меня к

себе ждать, я ему свои слова так бросал, чтобы он меня

полюбил. Он стоит как урытый и мотает хвостом. Значит друг по

жизни, я сам себе говорю. А он не отрывно на меня смотрит и

ждет меня к себе. Вот-вот я должен к нему подойти. И что либо

хорошенького ему рассказать по пути. Он меня дождался из

своими словами. Мальчик я ему говорю. Я когда к нему подошел,

я не мог чтобы в меня от радости не выступила на глазах слезина.

Она меня заставила устно с нею разговаривать. И вот мы

начинаем мы с нею дружить и над собою работу проводить. Он

меня понял как любимаго друга в природе. С кем мы стали

разговаривать о своих. Это не бывалая встреча с мальчиком, при

таком жарком дню. Одно ведь солнушко пекло без всяких туч и

ветер себя иным показывал. Для нас обеих было хорошо, особенно

мне подтверждало, что я природой не обижен, а награжденный

дарами. Я мальчику говорю, идем со мною дальше. Он меня стал

слушать, хочет послужить как другу. Своему блискому. Я рад был

до бесконечности, его по спине глажу правой рукой. Ему говорю

мы теперь будем двое с тобою, такие любимые друзья, нас никто

не разлучает лишь потому, что нас подружила мать природа. Я у

ней этого выпросил она мне этого дала, я ею очень благодарен

спасибо ей и спасибо за то, что она про мое переживание не

забыла. Идем дальше, ты мой друг по моей жизни. Я ведь не имею

никакого оружия, некакого запаса, а иду за счет личного время.

Если нужен природы, она хранит, не нужен ей буду я уберет вон,

это ее силы. Как же не будешь нужен, все люди этого

человека ждут. Люди верующие крепко говорят о том, что придет

время такое, что сам господь за наше нарушение будет судить.

Все себя признают грешными за что та. Господь ждет этого, он

придет с неба в сияющей одежде. Вот тогда то загремит гром и

заблескает молния и ангелы затрубят, будет страшный суд. Одне

заслужут внимание, а другие нет. Он скажет тем, кто не заслужил.

Отыйдите от меня и сотворите то, что я нашел. Это дорога моя

мне все страдание отдаст природа, я оторвался от мира. Меня он

не полюбил, выгнал вон от себя. Я в своей форме не

понравился, чтобы быть с ними вместе ихнее намеченное строить.

Я ведь не хочу быть таким умным как оно есть во всех людях.

Оне ведь рожденаи с появления жизни умными быть. И умерают

тоже умнами. Я и раньше не считался человеком, меня звали

Паршак. И вот этому Паршаку досталось перед народом. Его все

воры до одного человека живого обличали быть вор. Сколько я

себя оправдывал этого не делать, хотел показать ответственника.

А меня природа говорит, зачем это ты этого делаешь. На этой

земле живут все нелегально. Это не люди мира, а убийцы, они не

хотят, чтобы ты жил и чего та хорошего добился. Если вот этот

батюшка он свой человек же и тогда согласился мою одежду

скрыть. Якобы меня у него не было это, но говорит, вся семья

призналась якобы я пошел в реку купаться и там за тонул, как

их природа заставила обо мне думать. После моего ухода в

природу. Оне мою одежду не хотели выявить, чтобы она оказалась

жива. Вот что народ хочет смерти, чтобы я умер от этого. А мне

на мое счастье такое, которое сам я выпросил в природе она дала

в этом. Иду я теперь смело, знаю о том, что она за меня не

забудет, а хочет меня показать не таким, как все помирают. Вот

какие дела наши я говорю, мы будем природы самые любимые

друзья, если она меня только не забудет а разрешит мне этими

силами распоряжаться. Я не буду простуживаться и не буду

болеть своим телом. Моя жизнь протянется из-за своей

единственной пользы, которую я буду иметь. Она заставит все

человечество обращать свое без сильное внимание. Я сделаюсь

бронзовым, но не таким, как все люди умерающие. Если я буду ей

для этого дела нужен, то она меня научит, что сделать. Я не

пришел, как это говорят, верующих спасать лишь потому, что они

не виноваты за свою такую веру, которая их заставляет

обманывать самих. Верующий крепко верит, но чтобы выполнять он

не хочет этого делать. Говорит тяжело, а раз тяжело, он этого

не делает. Какой же он верующий человек? Если он не выполняет.

Ему надо искать бедного человека страдающего в этом и ему без

осуждения помочь, чтобы он не страдал. А у нас стоят старцы

ради христа просят. Им кто либо помог? Чтобы оне не стояли,

оне стояли и будут стоять. Говорят так легше тому человеку

будет, кто об этом не чего не знает и не чего не выполняет.

Этому человеку будет легче и простительно. Если это будет.

Говорят печь будет раскаленная, этого не будет. А будет

представленная атмосфера, человек добьется, сделается хозяин.

Он будет в воздухе жить и будет в воде тоже находиться, ему

природа откроет все свое то, что будет надо.

     Идем говорю я мальчику, со мною ты не пропадешь. Так как

проходят все животнаи собаки. Слугой служи все время хозяену, в

последствии стареешь, тебя убивают. Это не человека жизнь, а

просто нарушителя всех законов в природе. Я не знаю, будет ли

на этом месте история доказывать обо мне. Это факты живые. Я

иду по белому свету не так, как все и такими правами

пользеваюсь, как никто. Зачем мне этот больной человек сдался,

что я ему помогаю, он от меня получает здоровие, я его

изцеляю. Это ли не он? Это он будет, тот человек, за которого

говорят все. История она в жизни она мне не даром дала

мальчика, чтобы я узнал за него деятельность. Вот сейчас

начнется игра между мной и мальчиком. Мы живем обеи по

природному изложению, что она даст через свойства и естества,

то мы будем делать. Нашего мальчика можно будет только

простить как мальчика, чтобы он был мне как человеку другом в

своей работе. Я и к нему как к мальчику, он смотрит и обращает

внимание на то, что я его за ставляю бежать туда, куда ему

своею рукой покажу. Мальчик не мой, как все приобщают к себе,

он служит природы. Своим поступком и своею любовью ко всей

природы. Он этого и делает, чего надо только природы. Природа

нас она застовляет, чтобы мы отыскивали с ним кусок хлеба. Она

нас питала всеми своими силами, естеством нас пробуждала. Но

не пищею как все питаются. Особенно человек такой же, как и я

сейчас, не кушаю и не стараюсь быть трусом перед природой. Я

хочу таким, как и мальчик. Он тоже от меня не просит, чтобы я

ему довал есть. Я его заставил не птички в воздухе ловить, а с

ними играться для того, чтобы птичка, которая играла и

веселилась в высоте. А теперь она свои крылушки направила

сесть передыхнуть на каком либо кустику. А мой друг мальчик со

своею любовью подбежал, чтобы подружить с этой птичкой,

которая его напугалась и полетела дальше. Мальчик от этого

дела бежит назад. Хочет мне сказать мол она с мною не хочет

дружить. Боится меня, как хичной собаки. Я же не такая, как

все, мне говорит мальчик. Я его понимаю, но не мог я тоже

дальше терпеть. Как за собаку, в пути родилась жалость за

этого мальчика. Он был зависем от меня. Я его должен

покормить. И вот откудова то появилась по пути красноармейская

палатка, возле как раз расположенная кургана. Где трактор

пахал землю, мы услышали моторский гул, он меня заставил

обратиться туда за куском хлеба только для мальчика. Это было

подсобное хозяйство савхоза N 109. Я туда к палатке, а там

офицер лейтенант и к нему я обратился как к начальнику, ему

стал рисовать картину за свою путь своей истории. Она меня

заставила встретиться с этой собакой. Это мой друг по жизни. А

его надо будет нам покормить, наша такая задача с вами.

Мальчик то слушает и к тому он видит, что мы говорим и что мы

делаем, он понимает. Офицер сей час же ни слова не говоря пошел

в палатку и там взял отрезал две скибки хлеба выносит, дает мне

их обеи чтобы я их взял и кормил сам эту собаку. Я беру как

это полагается делаю по указанию офицера даю скибки обе ему он

их обе поедает. Я его благодарю за все говорю спасибо офицеру,

а сам хотел сказать мальчик. А он ко мне и голову не повернул,

что сделалось с мальчиком, я не мог даже знать. А он мое

богатство видел и не требовал от меня, чтобы я его кормил. Он

не хочет со мною дружить так как я с ним стал дружбу проводить

за счет другого, никаму такое право не довалось, чтобы я его

как мальчика кормил. Он не хочет с мною, изменил мне за то, что

я не правельно поступил с ним, вот такие дела. Оставил этого

мальчика с лейтенантом, сам двинул по дороге своей пути

дальше. Только я перешел пахоть, ступнул на стерню, а

перепелочка прых с под ног. Я стал к земле присматриваться.

Увидел гнездышко, а в нем лежало три яичка перепелиных. Я взял

их, подержал, подумал об них. Ведь перепелка не вернется назад в

это гнездушко и разрешил их выпить, как найденный продукт в

природе естественного порядка, когда я выпил яички, то мне

сделалось еще лутше, чем было до этого со здоровием. Это все я

оставил назади, а пошел искать нового. Иду а сам вижу сдалека

эту шахту О.Г.П.У., это Новошахтинск. С большим трудом я туда

пробрался из своими силами. Я шел по капустникам, которых

готовили рабочие. Я не знал, где находится улица Евдакимова. А

на ней жил мой по детству друг Иван Алексеевич. По приходу к

ним в их дом меня встретила его супруга Фаина, как ее величали

по новаму, а ее звали Фекла. Как друга в жизни мы с нею тоже

не встречались долго она старалась перепроситься. В чем же

дело? Она у меня спросила как по детству мы были друзья в

парубках. Когда это мы с нею не покосе косили сено, были

гребцами.  А сейчас она удивилась, спросила в чем дело. Я ей

стал от начал и до конца разрисовывать, как это все начиналось и

к чему должно прийти. Если вот ты больная, я ей говорю, а помощи

ни кто тебе не даст, кроме меня. Она уфатилась за меня своею

желательную головушкой, говорит мне ты как друг наш, мы тоже

тебе друзья, просить тебя будем, чтобы ты моему сердцу помог. У

меня большая усталость от него. Берет она в руки телефон,

через коммутатор вызывает своего мужа в шахте О.Г.П.У., а

девушка отвечает, кого вам надо? Начальника 11 участка Иванова.

Хорошо, говорит коммутаторша, я вам сейчас соединю, тут же

вызывает Фаину. Это Фаина? спрашивает Иван Алексеевич, супруг.

Я, она отвечает, у телефона. Что ты хотела? спросил он у ней,

она ему с радости сказала, у нас гость. Какой, он переспросил,

она сказала Парфирий Корнеевич. Он дал слово сейчас же прийти.

Феклуша положила обратно трубку с под телефона, стала просить

меня, чтобы я ее полечил, я ей сказал, что я не лечу людей, а

оне сами себя лечут. Она меня просит, ей хочется спасения. Я,

как этому делу мастер, т.е. закаленный в этом, прошел все

щельи, все для того, чтобы легко жить. И живу на правах

природы. А теперь берусь за Феклушу, чтобы ей что либо помочь.

Чтобы она чего та делала для этого дела, чтобы быть здоровою.

Надо не сидеть на одном месте, а ухаживать за собою умело. А

здоровие для Феклуши все. Я с нею стал заниматься. Говорю ей,

как другу по детству. Мы ведь были когда та безобразники. А

сейчас вот ваш муж лично. Он инженер, занимает место очень

богатое. Да, говорит Феклуша, место та хорошее, но нет

здоровия самое главное. Задыхаюсь очень крепко. А я такой, лишь

бы она попросила, я ей имею свой совет, до разу будут здоровая

и крепкая. А ну ка, стань против меня. Я ее застовляю своими

силами, чтобы она по просьбе моей то делала, чего ей будет

надо. Она меня слушала, я ей рассказывал. За прошедшее, как мы

в детстве возрастали и что делали, сам бог знает. Она стала с

улыбкой все проделывать, что я ее застовляю делать. Я все

прошу ее, умоляю, чтобы она не забыла, что для этого будет

надо делать. Она несколько раз спрашивает за то, чтобы не

сбиться с первого, а попасть на второе. Лечиться надо с ног,

холодной водой надо мыть по колени. Это пробуждение нервной

центральной системы, получаешь чувства. Я ее прошу, чтобы она

систематически для сердца делала. Потом я ее попросил, чтобы

она своим сердцем довала глазам знать, что она смотрит на него

и в это время тянуть воздух во внутрь до самого от казу. Она

этого сделала два или три раза, у ней сделалось хорошо и

легко. Феклуша стала готовить к столу. Пока ее муж придет с

работы, а мой друг. А она уже взад и вперед бегает и хвалится

за свое небывалое здоровие, которое я ей дал. Я не в гостях

нахожусь, а практически испытываю силы свои на Феклуше. Мне

задерживаться нет зачем, нужно идти дальше. Иван Алексеевич

такого ни когда не видел меня. Я спрашиваю у Феклу

      

41.

ши, мы с ней ведем смешно разговор, что же он мне скажет я говорю Феклуше. А Феклуша говорит очень просто и хорошо через мое лечение. Она меня не находила слов чем отблагодарить. Я за то что сделал Феклуше нечего не имел права брать. Удивлялась с моего поступка Феклуша я не имею права. И в эту минуту заходит Иван Алексеевич в квартиру.  Он удивился с моей формы не мог слов найти что по первости сказать, а руку подал мне сказал здравствуй. Я ему тоже подал руку и сказал  здравствуй. Он плечами пожал ничего не говорит, ему было просто не так как он ожидал. Что это  с тобою стало? Спросил  у меня Иван Алексеевич. Я ему ответил все новое небывалое, я ведь сроду в своей жизни не ходил, да и кто может решиться этого сделать. Мне говорит Иван Алексеевич никогда таким не стану. Тогда я ему стал рисовать за пристава, как мы перед ним сумели отчитаться, за сало за ехремачкино, ведь  полюбовница знала, она нам сказала о том что он был тогда у ней., мы ведь двое этого сделали а сейчас ты мне не хочешь поверить о том, что это будущему будет обязательно надо. А оно ждет от нас пока мы начнем искать это, что я хочу раскрыть перед всеми живущими людями. Это наше естество, но не искусство, в котором ты ведь один единственный человек с нашего возраста получил образование. Ты теперь не ты а вы, можно перед тобою ходить как перед ученым человеком всем на цыпочки становиться. Ты ведь не хочешь своего друга считать о том, что он может делать полезное. Твое теперь дело брат я его назвал телячие. Имеешь у себя коллектив, рабочую массу, сбитую к тому чтобы физически работать, т.е. жить. Эти рабочие тебя знают как начальника, стараются, все силы кладут для того, чтобы стране дать угля, ей он необходим. Ты ведь друг мой получаешь большие деньги, особенно за подготовительные работы, это твой плюс. А то что ты за участок получаешь это твоя нормовая система. Ты живешь сейчас хорошо но я сам ты знаешь, живу очень плохо, с мною  встретилась небывалая наука, гонит со двора. Не раз  видел как я жил до этого и что меня заставило таким остаться семью  любимую получше от тебя и я бы хранил но что же  пока сил не хватает. Хотелось чтобы кто либо  помог этому. Да чему же помогать спрашивает Иван Алексеевич. Я ему показываю на его супругу Феклушу спроси, что от меня получила хорошего или плохого. То что мы с тобой раньше делали, оно нам вредное. Если бы мы сейчас делали, мы бы с тобою не жили мы бы отказались целиком от жизни. Я ведь имей в виду, не ворую его называю на вы и не прошу а ищу  в природе свою естественную помощь. Хочу на нуждающих больных раз                                                                                                                                                       42.вить, путем своего умения. Его заставило хоть на немножко верить мне. Его супруга говорит за свою болезнь от своего сердца но от своего научно технического его не оттянешь. Он считает это его все что он получил такую работу и ею руководит. А он ведь живет на человеке любом один раз а другой бы рад ею попользоваться да она ушла подальше от тебя. Ты же не вечен я спрашиваю у Ивана Алексеевича, а он говорит нет! Дак что же ты основное не признал в жизни. Естество что родило искусство. Разве ты есть человек, видишь своего друга по жизни, но ему не хочешь верить. Он мне стал про свое рассказывать за то что он знает. Я ему говорю, это же умерло его нету что ты опознал. Нам надо новое и никогда не бывалое. А полезное во всей жизни. Наука и техника это основное без которого ни шагу. А второе здоровие к нему.  Это Иван Алексеевич говорит да это одно из всех нам как человеку будет надо. Дак вот милой друг, Я его нашел теперь его показываю на таких людях как твоя супруга. Тогда то он у меня спросил ты что врач? Я ему ответил я на него не учился. Или он перепросил знахарь даже не имею представления я ему сказал. Он говорит дак кто же ты? Я ему признался. Я русский простой человек, считаюсь Сын человеческий.  Пошел на преступление всей природы, стал искать своим  естественным телом  в природе ее качества, их нашел на себе и развил в пользу своего здоровия. Теперь хожу, применяю на нуждающих больных. Ты же сам знаешь как у тебя от ревматизма болят ноги. Но я тебя не буду лечить лишь потому чтобы ты знал, а сколько людей страдает таких да еще может хуже от тебя болеют. Им не научились ни кто помогать, Кроме меня одного. Я этому делу истец, тогда то он сказал скрось свои зубы. Ну живи мол как умеешь да свое продолжай, это не наука будет, за счет кого то надо построить. Надо построить за счет самого себя. Поэтому я был у Ивана Климовича ему говорю в Новочеркасске, у него бросил одежду,  пусть он что хочет то и делает с нею. Даже и кушать не сел и ужинать не стал у Ивана Алексеевича, ночью от него ушел пусть он про меня поразговаривает. Я человек ночью ихние погреба прошел.  Не далеко взошел на курган и там простоял до утра. Что я там делал да встречал своим телом проходящую струю воздуха. Какая самочувствительная эта моя без пищи и воды жизнь. Я не когда еще таким не бывал. А сейчас меня природа держит таким в условиях.  Стала зареничка подниматься, мои глаза на черную землю не смотрят. А больше обращают внимание на высоту в гору на звезды. Оне ведь так себя заставили на меня смотреть. Это время я один для них был, поэтому мой мозг старался обо многом думать. Но

 

                                                                                                                                                        43.

чтобы получить  такого, чтобы была на сковороде яичница и ее бы покушать, этого природа не предоставляла, она заставляет слышать все внутренние качества, которые когда это они без этого жить не смогли. А сейчас великолепно живешь ни какой  нету тошноты, чтобы хотелось есть. Все делалось мною сознательно только для пользы. Я некому этого не рассказываю а иду  сам за собою слежу на теле ни чего не несу, кроме как на меня падает тысяча пудовая в воздухе струя чувство для меня  не бывалое, я шел по таким зорям сроду  в жизни не ходил. По таким курганам. А сейчас меня моя  мать природа она держит и не хочет чтобы я садился переотдыхал. Я не устал и не сажусь и спать  не хочется, все чувства нормальные. Иду я туда где я работал в Донбассе по своим друзьям приятелям. Я там свою  молодость проводил, для меня это была жизнь, чей либо хозяйский рудник. Чтобы прийти до него и узнать есть ли у него работа или нету. Узнаешь какая есть работа, тогда то продаешь сам себя за гроши ты их получаешь. Какая работа перед тобою она не была, ее надо физически делать. А сейчас я иду без всякого  меня ни кто  не застовляет. Я все это делаю сам лично и хочу сказать не бывалое дело. Его ни кто не искал.  Я перехожу через железную дорогу которая тянулась от горной до Михайловки Леонтьевск. Попадаю я выше от Соколовки по реке Кондрючке. И иду там где моя лапа ни когда в жизни не ступала, можно было и без этого жить  но кому то начинать надо. Довольно так себя вести как ведут все живущие люди где он родился в таких условиях он там и помрет. Я оставил все свое предковое. Теперь бы если бы мой дедушка поднялся  как бы он глянул на своего внука, что он делает а он хочет эволюционна все сделать.  Ибо это все с природой связано. Она с утра подняла солнышко и сзади  меня проходит повыше головы.  Я иду по направлению севера. А потом дойду до Провальской земли, я там не одно время останавливаюсь для изучения природы. Где ни кем  и не когда не пашется. Она для меня источник да еще какой, он был и есть сейчас. Мое дело чувствовать. Где ты не находишься по этим условиям. Ведь от меня недалеко расположенный Красный Сулин, семья там родная, она про меня не знает где я есть, а я все же выполняю я ее не брошу как свою родную семью. А сейчас иду по той земельке, где когда то здесь хозяйничал. Это моего фамилия хутор. Он меня здесь держал. А сейчас мимо его прохожу  попадаю в Провальскую целинную землю. Где вся природная система она ни когда  не менялась и не меняется. Если только не попашется то в ней все возможные штуки родятся. Я иду по целине и надеюсь на нее как на какую то грань. Здесь под ногами может ядовитая

 

                                                                                                                                                            44

змея свернувши лежит  я ее побеспокою она меня может укусить вот вам истина природная, которую я к себе на свою ногу не ждал, а получилось несчастье а в этом несчастье сам себя можешь потерять . Я ведь такой  же самый как и все живущие  на белом свете все жизнерадостные люди, только не с такими качествами и не с такою мыслею, которая у меня зародилась.  Я ведь ищу  то чего будет надо всем здоровым людям. Это наука небывалая в своей жизни. Так и я иду сейчас. А бобаки один за другим выскакивают пересвистываются по своим норам, они не знают за меня кто я для них был? А я шел для того  что бы их не беспокоить.  Вот  какие дела проходят между мною и природой на этой целинной земле и между бобаками. Я пробирался скрось эти условия и подходил под самый высокий второй без вышки курган, это когда то жили люди. А здесь вокруг этого курганчика много маленечких курганчиков когда это тоже здесь жили люди. Когда я забрался на курган, то я увидел маленькую змею, свернувшись лежала против солнушка. И когда я направил свой взор своих глаз, то она где делась. Я не понял то ли она полетела дала своею быстротою дорогу, и убралась не известно куда. Это мне какое то привидение или пробуждение. Всей земли, на курганчике на таком с которой очень много местности видать, особенно стояла солнечная погода  без всяких туч. Она меня пекла со всех сторон. А в то же самое время по дороге проходило мало машин, да и самолетов мало летало. Я стою да присматриваюсь особенно на товарные поезда, который шел со Зверево или с Дебальцево. Тогда проходил пассажирский  поезд киевский. В шесть часов вечера. Я про них не когда  не думал чтобы я на них ездил без билетов. Я все думал про фигуру человека. Как он сам себя построил а у него манер с богатою думкою богатеть и засыпает с нею.  А когда он вставал с постели, он этого не видел чего он встречал во сне. Его стихийное бедствие заставило свои глаза направить, а ногами двигаться по прямой цели в которую вела голова. Человек думает об одном  дне он старается его прогнать побыстрей, чтобы его совсем такого дня не было. Он его как человек дождался а в нем большие недостатки. Он не так сам себя представил как полагается  пошел по дороге а потом забыл что он думал. И вот встречается человек. Он на него смотрит, а он к нему здоровается и хвалится о том что оне обе здоровы. Я не когда этого слова не скажу. Да и кто к этому кургану придет, аль он видит. Я не вижу совсем ни как. Оне меня не видят ихняя слепота по природе. Куда я свою мысль не распростирал, Я их мог направить и к каждому человеку в дом. А он в то время сидел за столом с ложкою за пищею.

 

                                                                                                                                                          45.

Моя мысль помешает ему его ложке, она с рук  у него могла выпасть он бы перепугался,  это может быть при мысли так. И я заглазно мог на расстоянии своих рук лазить в человека. Кто бы он и где бы не был, то ему приходится меня знать. А я заглазно мог рыться в голове и с ним на любую тему разговаривать. Он ведь хочет здорова жить, ему надо помочь а мне природой дадено. Она этими делами озолотила. Я ее мог забыть как за источник, где бы я не появлялся. Я старался к ней прибегнуть своим бронзовым телом. Она за меня не забывала как за человека всегда держала на поводке. Иду ли сижу ли все думаю про природу мать свою. Она же родила для жизни она же может взять, только не меня  и не мое тело. Оно одно из всех телов тело которого не видать никому. Кроме как только сама себя. Вот какие силы еще которых не было. Я один этим делом занимался. Стал из шапки все это делать а пришел к трусам, это моя практическая работа над собою. Заставил так себя жить как не один не имел сознательность, которая у себя накопилася. Это моя всем любовь, я полюбил свое тело и полюбил  тела других. Стал их выбирать по желанию, пусть кто либо скажет если оне  увидят меня, о том что я беден не имею своего добра. Я не беден мыслию, она меня гонит вон. Я иду узнать к шахтерам, как оне сами себя в шахте переконструировали на новую работу, ступнули своею техникой и посмотреть на их здоровие. Если смогу то пособлю не откажуся. Простоял я на кургане да продумал я за все природное то которое всем нужное в хуторе в селе и в городе. Я не был там только ступнул иду в поселок Первой шахты им. Шварца. До Красной могилы я прошелся по маленьких курганчиках оставил я их позади возле станции шел как раз по над железной дорогой. Взошел на тот курган гострый, который был как раз в этом руднике. На нем постоял постоял, как раз было туманное утро а потом солнышко за светило. Я увидел шедших детей из садика. Их вела воспитательница. Я к ним направился  и с ними поздоровался как и с источником молодняка. Сам им при себя пожелал хорошего. Оне ведь родились для того чтобы жить и учиться а потом работать. Прохожу я поселок по над домам и как раз набрел на дом в котором жил наш односельчанин Фирс Иванович Носов. У него есть сын работает в этом районе. И дочери повыходили замуж.  Он меня встретил на дороге с испугом как таковому предложил, чтобы я хоть его брюки надел. Я не отказался от этого. хозяйского дела. Надел брюки, потом когда зашел в квартиру то до меня пошли знакомые, кто знал меня. У них появилось желание проверить меня и посмотреть на мою форму. Один идет за другим

 

                                                                                                                                                            46.

все здоровляются спрашивают как я живу. А когда я до них обратился спросил у них, как вы работаете в шахте? Из них один только сказал. Мне наша работа сейчас очень опасная, садятся подготовленные поля. Кто то их подготовил, а сам уехал в город. А наше дело теперь авангард, им плечи подкладай словом было плохо им работать не давала природа. А я им говорю, как же я сейчас вот не работаю?  Как же быть мне такому человеку. Об истории не говорю а показываю себя таким. И вот дошло до того что будет надо хвалиться. Я спрашиваю кто либо есть у вас больной?  А хозяюшка говорит мне, меня деткой называет. У меня пятый год мучит спина. Я не могу ею ворочиться.  Вот это мои плоды я им сказал. А то что  у вас делается в природе или делалось, все это история старая. Мы хочем получить от природы а она от нас сильнейши. Меня к вам не зря прислала сама мать природа, она меня все заставила делать по истории. Сей час я им говорю за все свое сделанное  новое, чтобы на ком то показать. Это было не первое в моем деле а как в Донбассе тетя Дуся Фирсониха ей пришлось по адресу обратиться. Она знала за меня, но не видела, только теперь она сказала о своей  давношной болезни, которая давно ее мучила. Она терпела и просила бога, чтобы сдыхаться от этой болезни, но ей  ни какой  бог не помогал, кромя только мои силы  за ставили чтобы она послушалась моей просьбы и то делала она сделала чего я ей сказал. Она за мои качества ухватилась, сей час же вышла на свое крыльцо, установила сама себя , свое тело так, чтобы своим лицом через глотательный канал по тянула до отказу воздух. В это время когда она все это сделала, ей сей час же все прошло, где что делось. Тетя Дуня сделалась за минуту мгновенно без вредно а полезно , получила прежнее здоровие. Это силы были не мои. Все это сделала она сама при моем совете. Она за свое время одно хорошее в жизни в природе теряла, здоровие а сей час она при умелом ухаживании свое прежнее здровие вернула назад. Я этого знал что она в этом деле сильная. Она когда вернулась назад в свою комнату, где она все время томилась ее болезнь она не знала что делать а сей час  в эту вот минуту она заходит а все ждут от ней свое сказанное слово, что же она им скажет? Она зашла в комнату сперва обратилась до меня. Она назвала мое имя , я как бы есть Господь за такое целение за самолечение. Она всем говорит уже у меня поясница не болит, стала мне за эти качества жарить яичницу, для того чтобы меня покормить. Я вижу не то  что я видел в этой комнате до этого. Хозяйка переменила сама себя, даже в разговорах, она рассказывает про все то, что с нею не бывало легко

 

                                                                                                                                                              47.

сделалось. Она этого никогда не получала. Я как этому всему делу мастер хочу сказать, это не правда моя, я ей ни чего не делал.  Сама природа ей раскрыла эти условия для того чтобы ей быть здоровой. Она по хате бегает, томашится меня покормить, Значит я заработал, видно по всему. Теперь мне приходится слушать от ровесницы рединого Семена супруги, она меня умоляла просила чтобы я ей дал здоровие в ногах. Так оно получилось она сама себя своими свойствами излечила. Мне опять не верится этому делу. Хотелось бы совсем без ног поднять такого больного не встречаю. Обращаюсь к тете Дуне. Она меня слушает, я у ней спрашиваю нет ли такой больной, чтобы она не ходила ногами. Вот тогда то можно будет сказать всем о том что я делаю благо всего что называется. А тетя Дуня вспоминает за Авдотью Панкратьевну Бочарову, она ведь доводится сваха. Я хорошо ее знаю как же она болеет  спросил я у ней. Она мне рассказывает за ее ноги. Какие оне у ней больные совсем не ходят. Где только она не была, и в санаторию ездила в Сочи ни чего никто не помог. И так она бедная лежит, ни кому она не нужна. Все врачи от ней отказались лечить. Ухаживает пока муж Федор Офанасьевич. Я после этих разговоров и после такого обеда через девяти суточное голодание, сознательно покушал и попросил тетю Дуню чтобы она мне послала постель, а то я долго не отдыхал, где ты отдохнешь? Если  в условиях в природе таких как я находился был за бдительным наблюдением. Это было такое время мое. В чем я свои силы в этом деле закладал. А теперь пришел в Донбасс это место  где я одно время таким же был шахтером, только я больше делал в свою упряжку руками 12 часовой день был рабочий я работал. А за 12 часов отдыха я от дыхал. Приходилось еже дня вставать, тело мое все разломанное, как некогда сроду бы не встал так оно хочется отдыхать. Но ничего не поделаешь, гонют тебя минуты, тоже время. Такое тогда было. Ему было тогда подчиняться. В шахте такой подготовки не было. Механизации не проводилось все делалось кустарно. Шесть дней работай, а в воскресенье шли в село до дому. Надо было облататься шахтерки, да помыться  да на улицу заглянуть. Моя ведь проходила молодость заставляло условие. Ты же жизнею окружился  такой как и все окружились они не жили, чего то творили. Так и я не отрывался от этого дела. А сей час я взялся в этой постели думать про эту больную сам себе говорю, а что если я подниму такого человека, кто уже пять лет не ходит ногами. Ей не нашелся такой человек, чтобы вернуть ее прежнее здоровье назад. Я свои силы мозга направил прежде чем видеть ее. По ее телу я старался вооружиться я этими силами чтобы

 

                                                                                                                                                            48.

смотреть на ее внутренность. Сперва обращал  внимание на ее мозг, Который лежал в ее голове и ея мозжечок, от кого тянутся по хребту нити  по всему телу и по мышцам и способствовало делать энергичную дорогу для питания крови. От самого начала до самых ног оконечностей пальцев, также рук. Все это я заглазно пробуждал на ее теле. А когда время пришло глубокой ночи в 12 часов все поуснули, я в это время лежал не спал  все подумывал за то чтобы эту больную поднять. Я сперва послал тетю Дуню, чтобы она за себя рассказала. И сей час же она пошла так поступила как я ее научил, чтобы Авдотья попросила тетю Дуню чтобы тетя меня попросила до ней пойти для того чтобы ее излечить. И вот пришли минуты а тогда было лето я был в одних трусах. Не боялся ни кого а двигался, насела полуночь а на небе одна звездочка сияла. Я в это время проходил. Оставлял живые построенные домики, как раз возле бани. Не далеко был домик Федора Афанасьевича из своею супругою с Авдотьею, он был мой сват по сестре Нюре. А идти приходилось оглядаться по всем сторонам, чтобы не помешать другому. Если бы я и шел на плохие дела, то можно было ожидать плохое, а то ведь я шел на золотые дела. Человеку помогать в его болезни. То поэтому эту халупу я нашел без всякого затруднения. Когда стал стучать во двери, хозяева подумали это их сын идет он с работы заходит проведать мать. Федор Афанасьевич выходит, видит меня старается не пустить меня в дом. Я его называю мол сват что с тобою! А он меня не узнал, А Авдотья кричит Федор что ты там делаешь это мол идет  сват Порфирий. Умоляла своего супруга, чтобы он меня пропустил. Я получил от свата свободу в доступе в его дом. Он сказал  проходи, я тогда то стал ступать в его комнату, в одну зашел не вижу того чего надо. Я шел к больной, которая лежала в большой половине посереди на кровати. Я ее увидел как страдавшее ее тело. Которое не наступало на свои ножки. С нею приходилось поздоровляться. Говорю я ей здравствуй свашечка она ответила здравствуй сваточек ты мой, она сказала и всплакнула ей надоело лежать в этой постели. Я у ней переспросил ну как твое здоровие, Она мне говорит плохо. Не хожу вот пятый год своими ножками не знаю что и делать. Она мне грустно говорит. По ней видно она хочет чтобы я ей дал свои силы, чтобы она опять за ходила  своими ножками. Она мне не как свату разказывает за всю незавязавшуюся для ней жизнь. Которая все время давит и давит до без конца и краю. Кто только не брался из врачей лечить  она мне говорит, а у самой на глазах слезы стоят. Хотели мне помочь но не кому это дело не увенчалось, что-

 

                                                                                                                                                                49.

бы мои ноги опять пошли. Была я она говорит и в санатории в Сочах в Мацесте в доме отдыха ни где ни чего не помогли. Просит меня своею вежливостью пожалуйста если что сможете то дайте помочи. Я обратил свое внимание чтобы то сделать чего будет надо. Стал по комнате смотреть и выводил итог всему что только атмосфера мешала, ее приходилось удалить вон отсюдова. Я за ставил супруга его прошу пожалуйста чтобы он все это делал мне помогал. По моему говорю отвори окна, а вслед за окошками двери во двор, потом воды  холодной в тазику принес. Я взялся мыть ноги по колени холодной водой, помыл их вытер своими руками берусь левой рукой за лоб, а правой за ноги  обеих больших пальцев держу сам регулирую ею головой т. е. зрением сперва она смотрит на свое сердце продолжительно, потом берется за легкие  тоже смотрит своими глазами не отрываю своих рук. Потом переключаюсь на живот чтобы она смотрела в него вовнутрь до тех пор пока я ее заставил чтобы она ворочала вовнутри животом и на это тоже потребовалось время. И вот я ее заставил вовнутрь тянуть воздух  до отказу три раза, от чего неожиданно ее ноги услышали свою чувствительность она со мной заговорила  не так. Как она говорила с мной до этого. У ней радость появилась на лице говорит я мол слышу твои руки мне тоже стало об этом известно через свой организм. Ей хочется чтобы на свои  ножки ступить у ней от крылось желание ходить. Я ей говорю значит будем ходить все чувства сказывают мне.  Она не знала в эту минуту мне что сказать от радости. Сваха имела свои силы но не могла их пробудить. А сей час я ее заставил чтобы она этого начала делать. Она уже первое получила, у ней ноги были по колени атрофированы, а сей час оне дали живность, ноги энергичные. Сваха имеет желание на них стать, но я ей не разрешаю до тех пор, пока она не наберется своих свойственных сил, из которыми она сама себя с воздухом поднимет. Я ей сперва помыл ножки, они загорелись, как жар, после этой воды. А вода, самое главное есть всему дело. Сваха за имела свою слышимость чтобы ноги поставили себя.  Приходилось несколько раз делать вдох и выдох. А потом с моими силами все же наша Евдокия стала на ноги, она то ли от радости хотела плакать, то ли она хотела смеяться. Это же было чудо между ею и мною. А раз стала она на ноги ей хочется стоять все все она делает с воздухом.  Ей хочется  свои ноги в сторону бросить без всякой прямой цели. Я ее сам своими руками поднял, она сей час же ухватилась сама на ногах стоит и держится, как кол. У ней появились вовнутри силы. Теперь я ее прошу чтобы она  подняла свою левую ногу в гору а

 

                                                                                                                                                                   50.

куда она бросит это не ее будет дело. Наше дело поднять а потом эта нога  сама дорогу найдет чтобы ее поставить так оно и получилось. Она тянет  воздух в себя крепко до отказу и в эту минуту поднимает свою ногу в гору. Дело одной ноги совершилось уже появляется радость. Мы занимаемся много время на это пришло когда применялось все физическое состояние. Я был каждому ея шагу хозяин. Все напрягал на ее воздушные силы. Оне ведь делались ею на хорошо. Долго я ее водил по комнате в зад и в перед, до того доводился я ее что она пожелала себя вывести на двор. Она это правильное взяла направление. Я ее с комнаты на двор вывел и со двора тоже увел в комнату, несколько раз уводил и выводил. Моя забота об ее здоровии за ставить своими силами чтобы она ходила, за шесть часов время. Она на дворе взяла тяпку в руки и тяпает картошку. Я ее попросил она этого делает. Вот какие совершились на этом руднике дела. Я пришел к Фирсу Ивановичу и сказал чтобы они пошли посмотрели на такие качества. Оне были тоже заинтересованнои этим, т.е. Евдокиею. Не одного слова не говоря Фирсам он сей час же пошел этому делу освидетельствовать, после чего он пришел и пред мною поставил свою просьбу о своей болезни, которая его много лет мучила, под левой стороной бока кололо очень крепко. Он так сказал, куда только я не обращался и что только кто не делал, у него эта болезнь не проходила, он ею все время страдал. И после моего совета он почувствовал иное, хорошо ему стало. Ни чего он мне не делал Фирс говорит только я выполнил его совет и мне стало хорошо. Люди все живые они тоже хочут здоровие. А я не имею права этого без науки врачей делать. Стал из этого  всего выходить с положения, чтобы больше не лечить этих людей им конца и краю нету. Я хочу, чтобы Свердловской здравотдел  мое придложение, которое я написал в письме за этот полезный метод. После этого письма мною написано за метод. Больной его взял и понес в здравотдел. Этот больной был парализован свои разговором, и там сам лично как страдающий в этом деле осведомил за Бочарову Евдокию рассказал о том, что она не ходила. А теперь после его совета она ходит своими ногами. Даже работает во дворе. Этому делу отнеслись все те которым приходилось помешать моему делу. Оне ошиблись меня признать умалишенным. И заставили себя меня прибрать к рукам. Я этого не знал. Я тогда не был знахарь и не был не какой  врач. По развитию истории я есть второй человек. Чем когда это был человек он захотел сам себя потерять. Я тут как истец этому делу, которое когда то заставило с природою бороться и хвалиться силами. А я принес здесь в этой местности сам себя так небывало себя показал,

 

                                                                                                                                                                   51.

Не для того чтобы от этого психически заболеть, как подумали с этого дела врачи. Я не навязывал ни кому свое и не просил ни кого в этом. А только из шахтерами вел речь о природе на которою оне были обиженои. Она им не давала тихо жить, бурлила в их работе и за стовляла бедно в то время жить. Я тут как истец  этому со своим намерением к ним приклонился у них спрашиваю между ними есть кто либо больные. Я же не знал, они мне сами пожалились их она крепко мучила всеми действиями никто кроме меня этим больным не помог. Это были мои силы не только им я мог помогать а любому человеку. Кто бы он не был и где лишь бы в нем была болезнь. Я его заставлю ходить здоровым. А мне тот больной  кого я послал в здрав отдел вернулся назад, мне сказал врачевы слова, чтобы я к ним в поликлинику пришел в Свердловск. А погода на этот час изменилась, то светило солнушко а то стали хмары нависать, а дождик скрость наступивший туман моросит а люди от него хоронются, как и обычно они боятся, чтобы он их не простудил. Я его не боялся взял направление, чтобы прямо попасть в это место где Свердловская поликлиника была. А мне приходилось возле вентиляжей проходить которая воздух гнала по ветербе вниз, для того чтобы под землей находиться была возможность. Я на все окруженное условие не посмотрел о том что оне были весенние и за счет их приходилось потерять здоровие. Мои силы как они рвались бежать по своей пути. То я искал себя для этого больного, чтобы с ним заниматься. А теперь мной врачи заинтересовались как ни на ком одним для всех. Я уже перевернул пластинку думать стал по другому, чуть врачом сам себя с этого дела не сделал, а сам только практически летом себя заставил с места в другое двигаться, да таким как все были я тогда не был таким. Меня природа заставила от этого всего оторваться и пойти в эту степь, теперь я иду в население  хочу свое найденное в природе  науке показать о том что я это находил с великим переживанием и большим трудом. Все мне это далось не даром, я хочу все отдать науке пусть она больше занимается изучением, может она больше от меня найдет и применит на других, что я один для всех был человек, с кого больше всего смеялись, говорили как о небывалом чудаке. Это был я тогда кому нужен? Да тому  кто от меня получил пользу, я только дошел до того человека то все время был недоволен на свою развитую болезнь, его, бедненького, мучило он ею стонет, ему только приходилось от этой болезни попасть в больницу и там все время ждать себе спасения от врача, того врача кто им заинтересовался. Я был тогда по части своего развития что я имел, это мой совет меня заставлял быть сильным - лю-

 

                                                                                                                                                                    52.

бую боль удалял путем самого больного, я этим был доволен. Я по природе искал того что будет нужно, ведь этого было надо  что бы об этом враче знали, особенно в Ворошиловградской  области Свердловского района. Здесь возглавлял хирург врач Шишов, если бы я об этом знал  что со мной случится в пути я разве бы пошел к ним, я бы от них так же бежал как я бег к ним со своею быстротой, моя вся была уверенность в том, что я добился. Теперь стану помогать людям путем моего ухода над больным. Я для показателя своей работы поставил жизненный факт. Вот он есть на Евдокии Панкратьевны Бочаровой. За нее знает весь персонал врачебный. От ней отказался совсем лечить, да и нечем было. А тут было неумение большое, еще в медицине. А я нашел эти качества применил их на больных теперь несу свой жезл как когда то нес Моисей.

Я эту местность от рудника Шварц до Свердловска и не увидел как пробежал своим телом.  Чего только я не продумывал, про все прошедшее даже в голове не держал, и не хотел было вспоминать, а оно пришло в голову. Надо было промыслить да проговорить  своими словами. Я этого не встречал, чтобы меня врачи звали. Я был такому поступку рад. Когда увидел поликлиннику она имела этажи, а на низах стояли больные. Я тогда не пошел, чтобы там побывать. А встретил молодого человека, кто по своей дороге шел. Я его остановил из извинением говорю ему. Вы меня извините я сказал, пожалуйста. Он перед мною остановился, слушал меня а что я ему буду говорить. Я его стал пожалуйста просить, чтобы он обратил внимание на мою просьбу, пошел в поликлиннику и сказал врачам мои слова к ним просьба. По разрешению  к ним зайти в кабинет. Он мне слова не сказал кроме как взял да пошел туда  у них взял разрешения зайти мне к ним, они же знают что к ним должен прийти из Шварца человек, он с ними будет разговаривать по части своего метода лечения Бочаровой. Когда он вернулся пришел ко мне стал мне говорить иди мол, они просили что бы я смело к ним зашел, я тут уже по разрешению самих врачей пошел, прошел дверь а очередь стояла к врачу на прием, их пробрала их улыбочная насмешка, они засмеялись, не зная с кого, я на них посмотрел своими глазами, сказал им вы бедные люди, сам по просьбе сестры которая старалась меня встретить, она правит  меня к врачу на прием. Я принимаюсь уже не по предложению, а как больной, со мною говорят врачи на тему того чтобы изолировать, я когда вошел в приемную с врачом вежливо поздоровался, сказал здравствуйте, мне блондинка рыжего цвета врач тоже ответила “здравствуйте”. Она у меня спросила вы ли врач, я ей ответил таким врачом как я был

 

                                                                                                                                                                53.

тогда и вам не желал быть. Вот оно что сказала она мне, и тут же спросила, расскажи чем же ты эту больную вылечил? Я бы ей на этот вопрос не ответил, но раз попал в их стадо, то по их каркай, нужно было признаваться, правда всегда верна и сильна. Я ей говорю не я был для больной лекарь, была сама больная в этом сильна, она мучилась и страдала, стогла произволом, это ее ноги, они у нее пять лет не ходили. Все это не правда в природе не того чтобы человек себе не сделал хорошее,   ее желание я сам нашел и хочу всем свое показать, моя практическая дорога она меня долго вела по пути, что бы я это дело начал, и стал над больными делать, вот какие дела наши которых мы сейчас имеем, это мое помогает, я сам не знаю - ей говорю, а она что не слово приглашает сесть в стуло, чтобы я в нем растерялся как ученик за своим уроком. Я ей хочу точно рассказать о том что будет мне не нужное стуло, я пришел к вам недаром сюда, по договоренности вчера с больным, он меня послал  и вы знаете за эту больную, ее не кто не мог излечить, а я излечил, она уже ходит, этого мало но уже тяпает картошку. Это ли не качества в природе, в такой матери мы все под нею находимся и можем все такие чудеса творить, если за это дело все возьмемся и будем делать. Наше желание подхватить эти качества, которые я сам заимел. Теперь хочу, чтобы врачи мой опыт опознали и научно применили на нуждающем человеке, это народные исторические факты, они были и такие есть сейчас, перед всеми нами наша всех теперь задача в этом деле нужно рыться ибо когда то жил отец медицины, греческий ученый Гиппократ, он так сказал, если только сама природа не излечит человека больного, то тогда нужно хирургическое дело, нож для этого нужен, поэтому медицина, как наука она очень много сделала и делает сейчас в 1935 году, в котором люди не спаслись, поумирали. Врач меня останавливает как больного, передо мной ставит свои слова, скажи мне, она меня называет по имени, разве умирает человек? Не будет я ей на ее вопрос отвечаю умирать, такого еще не видим, но мысль моя подсказывает. Я ей рисую картину, а она с моих сказанных слов заключила, я был псих тогда, остановила тогда наши разговоры и стала рассказывать  свое мнение, о том что я с нею согласился  подождать одно время пока приедет Шишов сюда и мы вместе с ним поедем на шахту Шварц и там это дело посмотрим, изучим и поможем тебе, чтобы ты она мне говорит своим методом занимался. Вот какие дела с вами, нам она как врач меня просит что бы я пошел в кабинет главврача с сестрою, и там побыл до прибытия Шишова, в голову даже не лезло, и я не был с этим поступком знаком, чтобы за это дело меня прибрали к рукам. Я с приемного

 

                                                                                                                                                                  54.

кабинета перешел к главврачу в кабинет, там с сестрою вместе вели разговоры, она все спрашивала за холод, холодно ли мне было? Я ей отвечал холодные люди все в могилах, в своих домах, до время лежат, а живые люди ходят в фасонной одежде ждут тоже смерти, такой же как и все поумирали до одного. Это я ее называю детка, не наши все качества в жизни, а в природе, которой я начал рыться и копаться  для того что бы получить себе то, чего все не получали, это моя закалка а она на мне развита так как будет всем нужна.  Открываются двери входит милиционер сержант со своею вежливостью со мною здоровается говорит мне здравствуйте, я ему тоже сказал здравствуйте, у него принципиальные стали слова прилипать, говорит сержант ты мол чего сюда пришел, и сейчас потребовал мои документы, я ему говорю нет ничего, живу за счет того, чего хорошего сделаю. Он мне строить команду что бы  я шел сам вперед а он в след за мной, только с осторожностью шел сержант, он мне моему поступку  не доверялся за каждым движением не бросал наблюдать. Я как и не где этого не ждал а оно получилось, как будто их правда, а моя неправда. Вышел я с кабинета так же как и заходил сюда я тоже вышел на улицу, а там уже для меня была приготовлена пара лошадок впряженных в линейку а другая подпряжная сбоку, говорит сержант приглашает своею просьбой, ты мол садись в линейку, их было с кучером двое, я им как блюстителям порядка сказал, нет, вы езжайте сами линейкою, а я в след побегу. Сержант был врачовым выводом прав, тоже меня посчитал больным человеком дал право моему делу продолжать, мол бежи а мы будем ехать, я вслед за линейкою трусил пешака, а они ехали. Ехать нам не долго приходилось до Шарапкиной, а потом когда мы стали подъезжать к отделению возле церкви как раз она там помещелась, я увидел встречу как какому то больному, строилась неприятность. Мне вежливость развивалась на них, некто плохого их блюстителей  не говорил, а только была просьба, да и я был для них не буйный, не где нечего не возражал от всякого поступка, так меня и посчитали я действительно есть больной, на меня начальник приказал надеть брезентовый шахтерский костюм белого цвета, вот что со мною встретилось. Я думал не то что мне в это время делалось, а мне строила дорога одна в псих больницу, меня здесь я подумал как арестанта покормили котлетами, но что бы кто либо заикнулся и сказал за допрос все молчат, я тут вижу уже не то, стараюсь выступить, что либо сказать по части одного для всех что бы меня не держали, а для меня был не сильный режим, на мое такое счастье прояснилось стало светить солнце. Я не сидел в

 

                                                                                                                                                                   55.

предварительной камере, а ходил в зад и в перед, у кого только не спрошу все говорят оне не знают ни чего. Я стал добиваться словесно за свое лично рассказывать как будто обвинили меня и взяли посадили в эти условия за  что  про что ни кто не знает. Даже сам начальник и он не стал говорить  а в свою очередь дал лист бумаги для того чтобы я написал Сталину письмо жалобу за что меня посадили да за помощь человеку я сделал, разве можно такого человека садить. Из шахты Шварц рабочие ждут и больные. Он вернется будет нас лечить. А врачи передали на рудник за меня якобы я своим психическим поступком взял в поликлиннике выбил окна. За это меня  как больного человека задержали, и хотят послать в Сватово, я этого не знал мое дело в письме была просьба, что бы  Сталин сделал распоряжение меня выпустить с ареста, а мне на это письмо дали слово переслать, что бы выпустить, этого  тогда для меня не строилось только для  меня уже пришел провожатый, что бы вести в Сватово, а  мне говорят больше всего  что меня везут в город Луганск, т.е. обманывают в глаза. И так пришло  мое время собираются везти, я и тут же не согласился с ними  на той линейке ехать на вокзал, их уже трое а я бежал вслед как борзая собака, меня гнала за ними совесть которую я тогда имел, и хотелось для них послужить вежливо, чтобы они не имели не чего. Так было предо мною тогда привезли к станции, тут меня начальник станции тов. Чекунов узнал, спрашивает в чем дело? Я и сам не знал что отвечать ему, больше молчал а молчание давало то что я больной, я хотел было что бы меня знали за мое дело люди по этому закону, кто меня наказывал, им хотелось что бы начальник станции в свою квартиру меня повел и там я пробыл до поезда, пока он прийдет из Красной Могилы. Я был принят начальником очень хорошо, за то что я его дочери дал в то время аппетит, а когда пришел поезд мне строют вежливую команду этим провожатым, а милиция способница ему помогать, даже помогала сказать проводнику, что бы меня свободно вез сам этот вагон. Я когда садился в вагон по порожкам поднимался, мне в эту минуту на ум пришла семья, если бы она видела мои на мне качества, она то же бы согласилась и сказала значит он т.е. муж мой имеет заболевание. Я в то время только обижался своим поступком на того врача, кто мне свою картину рисовал, а потом просто знал что не чего с них не выйдет кроме как они не правильно посылают. Мое здоровье не убежденец и не какой верующий человек, кому нужно представить какого то святого человека, как по обычаю бывает, я человек такой  же как и все, на сегодня не имею ни какой болезни, и ни каких особенностей что бы болеть. Это

 

                                                                                                                                                                    56.

моя путь найденная в природе. Это моя закалка, а ее люди науки испугались, посчитали меня больным. Я еду смело, и хочу примазаться к болезни, и то говорить чего будет не нужно, помню как и сейчас в Вольяновском карьере каменоломни сели в мой вагон до Ровеньков  они ехали, я с ними на тему их труда говорил, чего они делали того не получали, а я не работал и не старался быть на работе. А наш поезд который на станциях долго не стоит, все зависело от дежурного, он своих пассажиров знает в какие вагоны они садились, их застовляло время что бы взобраться по порожкам, взойти в вагон а там уже порядок наводят по выданным билетам, место дают, а я не садился и не хотел спать, где можно было спать? если люди одни садились, а другие убывали. Мне это есть богатство, как же люди живущие и добрые на своей земле, так же как и я до этого время сам себя заставлял, чтобы по их жить. А сейчас за мое сделанное наука медицина заставила себя надо мною ошибиться, и схотелось  им чтобы я был у них больной, я ведь практик своей профессии в жизни, меня природа заставила чтобы я какую то сделал в жизни пользу, причем тут я лично сам, если природа не схотела сама, что бы добрые люди так стогли, как мы всегда свое тело держали в условиях, это было каждого умерающего человека в его шагах. Болезнь она приходила к человеку своими силами не так как у меня обнаружилась между врачами и мной, им показалось страшно что я таков зародился, меня везут говорят так, что якобы мы едем в город Луганск до  главного врача, до того врача кто мне в этом деле поможет. Наш этот поезд везет меня через все причитающие станции, от Должанской до Дебальцево, мы проехали Ровеньки попадаем в Картушино нас встречают как встречали по сигналу Ровеньки, наш машинист ведет паровозом во время, смотрит своим глазом на предыдущие сигналы, он видит синий свет семафора машинист дает свисток входной, он знает хорошо о том что его силы ждутся перед приходом, выходит сам дежурный с синим светом фонаря, он рад этому  без всякой аварии входа в станцию, старается этот поезд остановить. Мой только один голос  был слышен в этом вагоне, за что я лично говорил что бы эти люди  которые меня не знали, что бы  они знали за мою склонность, она ведь едет не по назначению, я сам еду с этим провожатым, это моя есть наука я учусь как люди надо мною ошибаются, не простительно тому кто не знает, а врач Шишов  он хорошо знал и знает за все эти природные качества которые есть в природе, они сами излечивают больного , только мне они не верили, я их своею критикой бил по всем швам их дела надо мной, я не терялся а старался  все лучше и лучше рассказать за все  случившееся в Свердловском районе в здрав отделе.

 

                                                                                                                                                                     57.

Он дал указание с моим телом заняться, чтобы договориться  с блюстителями порядка чтобы меня забрать и даставить в Сватово. Я приехал в Дебальцево меня ссаживают провожатый с милициею, как больного человека. Я захожу в зальный класс где сидели все пассажиры оне ожидали тоже своего поезда для от правки. Я выступил перед ними стал рассказывать про все случившееся в Свердловском районе в здравотделе как это получилось что я еду в Сватово. Меня обманывают говорят что мы едем в город Луганск и вот радио заговорило о прибытии того поезда который едет на Луганск, я тут обращаюсь к провожатому  ему в глаза говорю за его неправду, а блюститель порядка говорит, ты же человек свободного направления, так зачем же вы меня обманываете? Ведете в эти условия, что же ты мне говоришь неправду, я обращаюсь к провожатому твое здоровие заслужит внимание только умереть, как  и не пожил на белом свете. Он видел на мне все беспокойство, для того  что бы его бросить и уйти подальше  от его действий, он не правду говорит, а мне такому человеку эта не правда была нужна я ею базировался, начинаю делать подготовку к побегу, что бы бросить этого провожатого, а меня этот костюм белого цвета брезентовый не пускает уйти скрипит своим поступком, и меня догоняет хватает блюститель за него держит криком кричит, ты мол куда уходишь? этакий больной человек!  Я в виду этого поступка назад возвращаюсь, и иду без всякой причины к ним в дежурную. Без болезненно с ними разговариваю, зачем вы меня держите скажите вы мне? А они мне строят свою вежливость что бы меня не расстроить в моей направленной жизни, в которой я продолжаю, я ее никогда не остановлю, это дело не первого человека, кто прокопался в своем направлении две тысячи лет, и не чего хорошего своим поступком не сделал. Он по этой части был лодырь и остался он им для будущего он не чего  такого не сделал, а все делает и делал для самого себя. Я сделал все свое сделанное для будущего поколения. Зачем я таков буду нужен здоровому человеку, кто не хочет меня признавать как человека, за то что я на другом человеке сделал им учиться  и учиться у меня, что бы научиться так как я в этой дороге сделал, и еще предстоит мне в жизни полезного сделать. Сейчас за мое сделанное встретил меня со своим понятием блюститель, он поверил врачам тем людям кто свою историю на народнических опытах сделали, поняли то делать чего они все время свой нож применяют, и застовляют больного под нож ложиться, и то терпеть чего это приходится в жизни получить. Мы от ножа получаем больной прорез раны, она ведь самим больным заростается умереть никто не хочет, а все хотят жить, так как Бочарова больная

 

                                                                                                                                                               58.

где она в медицине не была, чего она только не видела перед собою до тех пор, пока мои силы к ней приблизились и ее боли помогли, она стала здорова производила работу на улице в течении шести часов моего метода. Это жизненный факт человеческой жизни, разве можно допустить что бы я попал в условие больных людей, мои родные силы для этого сосредоточились от этого провожатого уйти, я понял о том что меня везут в псих больницу в Сватово, я не таких в жизни обходил а этого мужика обведу, а сейчас нужно посидеть у дежурного при вокзале милиции в Дебальцево. Я там под эту болезнь мог все неприятное говорить ведь мое прохождение делало так, как все делают больные, за чем мне нужны пассажиры? А я им хотел рассказать про случившееся горе, и за других нуждающих больных людей, кто не мог сам  себе пробудить свое тело, а я своими силами  человеку пяти летнему стажу она не ходила ногами я ей помог физически, заставил ее не то что ходить, а даже работать. Я про все это рассказал, мне  ли кто либо поверил да еще в таком брезентовом костюме, я был похож на больного а меня держала милиция, что бы я закон не нарушал, не говорил чтобы я свою правду которая при мне развивалась, и хотела что бы  она жила на таких как я, их оставил позади со своими намерениями. Рядом проговорило за то что поезд был поставлен на то место, который  шел через Купянск в Сватово, меня  как больного с таким подходом и с вежливою просьбой просят, чтобы я с ними вместе сделал легко без всякого вреда посадку. Я знал за это что не один в этом деле вмешается, если я хоть немного стану возражать. Я старался вежливо выслужиться спокойным образом, что бы об этом  не кто не возразил.  Я вместе с милиционером и провожатым сделал свою преждевременную посадку, а у самого уже давно родилась такая мысль, уйти от провожатого, Дело было наутро, еще темное стояло время, мы поехали с Дебальцева, я стал себя подготавливать, снял с себя пиджак положил его как следует, на полку, потом снял брюки их не стал беречь, а сам по вагону стал прохаживаться взад  и вперед, для того что бы присмотреться, где мы едем. Нас белый свет встретил В Серго в районе, мы по проезду этого города как раз со своим поездом въехали в лесок, расположенный не далеко от шахты, и я свои силы к этому подготовил что бы пойти в туалет и на мое счастье все двери были подготовленные открытые до приножек и тут мое счастье проявилось поезд поднимался на подъем. И тут я соскочил на землю и пошел в этом леску спокойно не кого не опасаясь, что бы кто либо меня побеспокоил. Я волен казак всей встречающей впереди жизни, а она мной намечена идти пешком до самого Луганска напрямик я брал маховец. А эта мест-

 

                                                                                                                                                            59.

ность она считалась шахтерской, здесь на каждом километре расположена была шахта, так что не трудно было встретить черного человека, кто только вылез  из под земной своей работы, я шел не так как все ходили, благодаря такому теплому солнечному дню я по нем проходил очень быстро и легко. Рассматриваться не приходилось на их строительства которое тогда себе народ для жизни строил, только меня встретили красные флажки, которые висели в центре города, и их ветерок немного колыхал, я самое тогда шел и думал это все строилось для какого то украшения вроде считалось праздником. А мне этакому можно сказать человеку небывалому в жизни в такой форме, она многих впервые заставила удивляться, они за мою болезнь, которую преподнесли врачи не знают, если им как добрым людям за это все рассказать, они поверят и согласятся с таким поступком которого приходилось в себе пока иметь, это же новое найденное в природе. Я сейчас шел по городу и только думал за блюстителя порядка, а он в это время очень крепко спал, ему было в то время не до моего прохода, я шел и брался хотел попасть на Павловку, которая расположена на одной протекающей речке, я хотел  пробраться на Алчевск и от туда проехать поездом, а потом сам подумал какой же я человек что не испытываю того, что передо мною стоит, шестьдесят километров за день пробежать, это мои силы будут на это, и я должен эту путь по земной коре изучить. Она передо мною лежала не ровного характера, по ней приходилось итти в первый раз без того что бы не посмотреть на то место где моя лапа ноги наступала, я шел по бездорожьному пути, где и как я пробрался с трудом но все же заставлял себя бодро итти по этих горных условиях, там где жилось все время украинскому народу, он на этой земле  больше добывал для страны уголь и сам себя застовлял хорошо из этого жить. Мой глаз рассмотрел все условия жизни, начатое строительство мясного совхоза, через который я шел и завидовал каждого работающего человека его рук, он в нем  копался до самого случившего время, пока его здоровие было на нем, а за частую с ним встречается стихия любая, и она начинает ему крепко мешать своим нехорошим поступком. Это случайная и родная его болезнь, которая не считается  не с каким здоровьем и ему наносит ущерб, он падает со своими силами и делается не человеком жизни, полежит поболеет а потом умерает. Эта жизнь меня заставила по такому условию скитаться , я думал, как же так что человек родился для такой то жизни, он ее делал а потом настал такой час для него, он свои силы стал спускать вниз, и дошел до того что за ним приходится человеку близкому ухаживать.

 

                                                                                                                                                                   60.

Значит, такая  его судьба постигла на нем, так тяжело умирать, это только я в этом деле думаю и хочу этому всему выйти на арену, из за этого он не знает его дело одно - копаться  в природе, рыться его условие заставляет если он сейчас не поработается  в этот день летней порой, он получит себе хуже такая его жизнь. У него тогда спросит зима что же ты голубчик делал летом, что у тебя нет никакого запаса, а зима эта для жизни человеческой это горе идет для ней и добывается в этой местности этот вот черный уголь, им эта местность живет им должно все бог за их предки наградил в этих шахтах работать. Я тоже этой местности, не далеко вот вправо за бугор, наш Успенский район село Ореховка я там родился и возрастал это благодаря только советской власти, она от меня оторвала собственническое зарожденное дело чем я тогда был заинтересован, своим физическим трудом в шахте, а там все время не проработаешь в такой тяжелой работе, как я одно время все специальности прошел. Знаю кустарническую шахту хорошо, знаю хорошо ее быт, в котором мои прадеды работали и так же мой отец от туда не вылазил, такая местность была если живешь плохо, то только работать в шахте больше негде как в шахту все ходят работать только полегче. Если бы у меня не было  что бы бросить кайло, а оно считалось тогда самой легкой и индивидуальной работой, которую не приходилось сидеть, поэтому на мою долю выпал здесь по Донбассу свои показывать чудеса, найденные в жизни. Иду по над железной дорогой уже которая от Дебальцева тянулась на Луганск, попадаю на станцию Славяносербск она мне остается вправо, я ее оставляю из-за блюстителя порядка и по посевам крестьянских полей приходилось идти очень быстро. Я бежал, а сам поднимал лицо и смотрел в высоту, а в то время тянул крепко в себя воздух, для того чтобы мне не требовалось кушать, будки по дороге  оставлял позади, мог бы попросить у человека что либо покушать, но я был тогда для него не тот человек, чтобы из за куска хлеба жить, я жил в то время из-за вселенной той которая падала на мое тело из высоты, его нет и не было конца сил своих возможностей, я его чувствовал он бы меня мог своими силами убить, он мне давал легко это делать. Я очень быстро по посеянной пшенице бежал. Лапе моей было мягко наступать, только редко и редко кой где лежали камушки. Они мне мешали моему телу особенно подошве ноги. Эта местность подсказывала мне что по этой дороге можно будет потерять свое здоровие. Когда  я поднимался от совхоза и к железной дороге, то  под мною оказалось такой жесткий грунт земной коры. Я еле-еле возле этой местности пробежался, у ней тяну-

 

                                                                                                                                                                   61.

лась опушка леса, через кого приходилось переходить, как через балку. Это такое расположение мест на Украине в Донбассе да недалеко наш старинный уездный город. А сейчас продвигаюсь по колхозной земле по посеянным рядкам, где  сбоку вправо полола бригада полеводческая.Она меня обнаружила и стала крепко с меня смеяться как из человека. Я об этом услышал сейчас же своими словами сказал. С кого вы смеетесь. Если вы меня не знаете, разве можно смеяться с него. Я им простил за все их незнание. А потом быстро пришлось по старому местечку по почве   через яры пробежать, как дикая коза. Так я очутился на другой  стороне. Я обнаружил здесь недалеко тянувши шлях от станции Славносербская до города Славяносербска. Старинная дорога когда это ездили здесь чиновники в экипажах. А сейчас шел рабочий ремонтник дороги. Когда я его заметил то я сейчас поставил задачу остановить и с ним погутарить. Тут  уже были мои силы я их представил чтобы наравне встретиться с ним на дороге. Я стремился этого сделать а он меня не видал а я его обнаружил и все свои силы клал чтобы об этом  деле поговорить. Перед ним я извинился, он когда меня увидел немного подался назад. Его окружила болезнь. Он остановился ждал меня а что я ему должен сказать. Он меня видел как человека но не доверял моему поступку, что он есть нормален. Я и к нему вежливо подошел у него спросил ты мол откудова есть, он мне ответил я иду с 15 роты вот на станцию, работаю ремонтник ж. дороги. Я был его встрече рад до бесконечности. Что со мною такой человек не убоялся говорить  на мою развитую голову в теме, Которая заставила в этом месте быть. Я его заставил чтобы он знал за меня кто я таков был человек. И другим рассказал за мое путешествие. Оно нас заставило здесь встретиться на этой дороге. Этот человек который впервые меня узнал, что я не из плохих людей. Стараюсь изучить всякого положения  в жизни своей. Бросил провожатого в поезде а сам бегу в Луганск. Это моя местность когда я тут жил, родина моя. Если уже тут не докажу своим делом, то переберусь в Ростов, там буду бороться и воевать с наукой. Со специалистами а их в Луганске хоть отбавляй. Но они того не знали, чего я приобрел за свою пройденную жизнь. Это мое здоровие. За которое взялись врачи, чтобы изучить психиатрами. Я на это не пошел, не стал им подчиняться. Сейчас от них  я этому человеку говорю бежу, быстро ухожу вон подальше чтобы не видеть. А дорога моя была далека и жестока везде и всюду, мне не мешают, но не дают чтобы я продолжал свободно этого делать, что теперь думает Новочеркасский  священник за свое скрывательство как

 

                                                                                                                                                                      62.

он мою одежду держит, вроде как я в реке потонул, т. е. я в речке купался и там остался. А священнику на руку это промолчать, так же и проводник доедет до Попасной, он с чем остался с препроводительной  человека больного, а больной бежит прямо на Луганск, сам думает за все прошедшее что ему приходилось раньше делать, он за все вспоминает на этой дороге. А сейчас сию минуту, это время передо мной виднелося резервуар на Родаково, я шел возле железной дороги возле последней будки, которая надо мною моим проходом сжалилась и пригласили выпить один стакан сытого молока. Я его выпил и поблагодарил за их ко мне отношение, за то что люди сами меня не забывают, как не забывали в районе Серго. Торговал один ларек хлебом, над ним стояла большая очередь, я с извинением подошел к торговке кто продавал хлеб, перед нею построил слова, если можно будет полкила хлеба дать для помощи  своим силам, она и слова не возразила мне дать ту дозу которую я перед нею поставил. Значит, мое дело не умираемое нигде, мне везде  и всюду помогает природа, она строит мою на мне бодрость. Я с нею шагаю, и хочу себе сказать о том что есть в этом городе все те люди кому я буду нужен, а я буду нужен только тому, кто в эту минуту в своей койке лежит стонет, он хочет себе помощи, а я этого научился этим делом заниматься из своего пройденного сделал то, чего этому больному будет нужно, мой ток - все силы электрозирование всех возможностей. Я взял с опытов моих действий мне сам народ поручил, чтобы я это все  дело развил на себе и на других больных людях, я здоровому человеку зачем был нужен,  если он здоров ему не нужны никакие особенности. Я за это время пришел на Родаково, ко мне блюститель порядка построил слова, спросил у меня ты откуда взялся? Я ему правду сказал о том, что я ушел от провожатого от психического условия, когда я это ему сказал, он смотрел  на мое все , в том чем я тогда был в одних трусах розового цвета. Он тогда от меня со своим поступком дальше, скорей  мне сам лично показывает стоящий поезд товарный который должен отправиться на Луганск. От него я быстро побежал, для того чтобы с машинистом договориться по части того, чтобы  перед Елизаветовкой семафор придержал поезд, чтобы я спрыгнул. Я предостерегался от блюстителя, чтобы он мне не порвал путь для того, чтобы я пошел к своему шурину, кто в то время жил в Елизаветовке по Луначарской улице дом 2, Городовитченко Федор Федорович, он меня в своем пороге встретил. Я к паровозу подбежал. Сам перед машинистом извинился, он меня слушал со вниманием, я ему говорить стал с просьбой чтобы он то проделал чего я его просил, он мне дал слово одно это сделать. Я ехал на тормозе недалеко от паровоза,

 

                                                                                                                                                                   63.

мы тронулись, после этого приехали без всякой остановки на всех станциях, доехали до того прошлого места, где я пару волов взятых  мною у хозяина у того у кого я жил в наймах, я их взял за свою работу, которую я сделал у него, покосил пшеницы 50 гектаров, а чтобы по договоренности взять свой хлеб мне продком  запретил, я не стал его получать за то что взял пару волов, их определил вот здесь  в этой Александровке, променял я на лошадь, да взял денег додачи с чем я продвинулся вперед. После того когда моего отца за меня  как за скрывавшегося  от украинцев идти на службу против большевиков, отца моего побили двадцатью пятью шомполами, я ему помог этим стать на ноги крестьянством, он этим поступком стал сам себя восстанавливать свое индивидуальное  хозяйство чтобы жить хорошо. Я доехал так как договорился с машинистом, он придержал мне поезд для спрыгивания, я ловко спрыгнул и пошел в Елизаветовку, сам спешу попасть на улицу Луначарскую, чтобы попасть к шурину. Когда я подошел  к его разломанным воротам, стал хозяина вызывать, он сидел в коридоре шил сапоги услышал мой голос, вышел ко мне, он испугался с моего поступка, стал ни слова не говоря, не находил что мне сказать. Я жду его приглашения, он все же сказал ну проходи, я тогда стал к нему  приближаться, и ему подал свою руку, поздоровался, сказал ему здравствуй, он мне тоже сказал здравствуй и заставил меня  чтобы я ему что нового рассказал особенно он спросил за супругу мою, а за его сестру Уляшу, я ему стал рассказывать про то что делалось в моем здоровьи, я у него как у шурина спросил, назвал его Федор, а Федор по имени он меня слушал чего я буду ему говорить, а у меня  еще по дороге сосредоточилось все время про одно, это помощь больному. Я этим делом вовлекся, спрашиваю у него как у шурина, он меня слушал, я у него спросил у вас есть, как раз вышла Маруся на наш разговор, кто либо из больных мне шурин говорит зачем тебе это, я ему стал рассказывать факт. Живые факты на людях, я поставил их на ноги. А у шурина здесь в Елизаветовке, на Первомайской улице дом №11 лежала больная заброшенная всеми, особенно своим мужем националистом-поляком. У ней совсем не ходили от ревматизма ноги и руки не работали из-за болезни, которая ее в кучу гнула. Я прослушал Федора а какая она была больная и сейчас же стал просить Марусю жену шурина, чтобы она пошла и к больной и ей  рассказала за мои способности, чтобы у больной выработать ее желание меня ей видеть чтобы я по ее просьбе  пришел к ней, договориться что будет надо для этого всего чтобы помочь ей. А тогда я им говорю будем мы заниматься тем чем

 

                                                                                                                                                                    64.

это следует. Маруся берет на себя инициативу идет к ней, она ее встречает с такой речью, что она никогда ни от кого такие слова не слышала, это ее счастье то, которое ее само искало и своими силами назвался Маруси. Маруся рассказала ей то чего это будет для ней нужно, она сейчас же дала свое слово чтобы я ней пришел, и то что следует для метода лечения преподнес. Маруся сейчас же прибежала, с такой охотой мне говорит, мол просит чтобы вы пришли сейчас же, я не стал дожидать ничего. И сейчас же ушел к ней. Этот дом в котором она жила мне рассказали, по номерации я нашел, вошел в ее комнаты, с нею поздоровался как это требуется с больной, ей свою вежливость представил на пожалуйста она меня принимает как больная усердно относится хочет свое рассказать, то что она за это время пролечилась. Я ее слушал, как это может никогда не слушал ее никакой врач, мое состояние здоровья сосредоточилось еще по такой пути по которой я шел все думал за какую-либо больную, я ей старался все свои силы ложил на этом деле, чтобы излечить человека, это не мои были силы а были самой природы, она меня за такое время электразировала скрозь мое тело. Мое дело было сейчас браться за ее тело так, как я всегда беруся и передаю через свои любимые руки, они способно научились через себя передавать всевозможные штуки, я ведь думал, это ведь мой мозг мечтал о чем, он мыслил о хорошем, а хорошее получил я выпросил это в природе, она мне отдала все что требуется для этой жизни. Больная у себя  имеет свое направление к этому делу силы она хочет себе получить через мое тело здоровье, которое только думает свое отдать за это не брать никакой копейки, кроме как только покушать. Есть закон в природе пока, прошу ее своею просьбою, знаете что, я ее называю по ее имени, она  меня слушает и запоминает за то что будет нужно делать для того чтобы завтра себе то получить что будет нужно для больной. Она не забывала мои слова, которые я вводил ей что будет нужно делать для того  чтобы начать этой болезни помогать, нужно отдать отпор самой больной, она в процессе своей жизни потеряла эти свои качества, а теперь нужно их вернуть, на это требуется знать что делать, обязательно ты его вернешь назад путем одного предупреждения, только глазами своими посмотреть в точку заболевания, потянешь вовнутрь воздуха, мгновенное и безвредное самолечение, а больной это нужно дать это режим для того чтобы она надеялась. Я больше не стал у ней быть пришел обратно к шурину, и все ждем завтрашнего дня. Я все сказал вперед о том, что я ее поставлю на ноги, такие силы были во мне, обязательно болезнь должна уйти от моего тела, это ток электричество для того

 

                                                                                                                                                                   65.

чтобы базироваться  этими силами. А они у меня были и есть, и будут.  Это мой мозг, моя мысль которая без цели не живет. Иду всеми силами для того чтобы помочь нуждающему. Кто может этому делу помешать если я это делаю, мне природа сама помогает своими силами, она меня хранит, я от всех ухожу. А теперь такая стоит моя задача что только эту больную поставлю, то тут я докажу своими силами, сейчас сижу за столом в рубашке и в брюках и с шурином разговариваю, ему свое рисую то, что впереди не знал что со мною получится, я жду одного, а получается другое, все мое незнание такое глубокое, еще так не учились как это требуется, а больную я восстановлю. А шурин мне как комику не верит, говорит ты что Христос, я ему говорю знаем что Христос был ли, я не знаю, история говорит об этом, но я не говорю о том что Христос может быть он делал то что требуется, еще не сделал, я да! Делаю эволюционно все будет ты сам увидишь милый мой Федя, я его величаю по имени, он меня  слушает. Я ему столько об этом наговорил он убедился в этом что все сбудется, особенно за психиатров я ему рассказал, за те окна, я их не видел, он закатывается смеется по-украински говорит, вот врачи дак врачи эдакие что они наделали теперь им это не плюс, твое рождение, а минус в их развитии. Значит он у меня спрашивает нож будет не нужен для некоторых болезней? Я ему стал перечитывать за все то что имеет человек, он всему дело, если захочет, то он сделает, это его силы, они идут к нему прямо в цель. Так и я сейчас, так вышел как никто я сделал эволюцию. Ночь прошла  здесь на горизонте, я почти целую ночь и глаза свои не закрыл, а все же заснул перед утренними часами, как я быстро подхватился, еще было серое время, я собираюсь идти к больной, говорю шурину чтобы он знал за мои поступки, а сколько они часов там затратятся, мне в дорогу когда я шел до больной, то пожелайте свое хорошее, чтобы совершилось. Я пришел к этой женщине, она очень крепко была расслаблена, т. е. у ней ноги совершенно не ходили были как кочерыжки, такие руки тоже были в куче, а мои руки все это сделали, вначале я у нее спросил разрешения, она мне дала свое тело для того чтобы я над ним работал физически. Вначале взялся я руками за лоб головы левой рукой и за ноги взялся правой рукой за пальцы большие, стал ее просить своею просьбою чтобы она своим мнением своего мозга ворочала в ногах пальцы, вслед за этим заставил ворочать пальцами рук, после чего пришлось ей смотреть в свое сердце для того, чтобы оно работало правильно, также на легкие посмотреть и в живот она смотрела и ворочала в сторону одну и в другую, она  туда направила свои сосредоточенные все силы, которые делались ею, она  после чего

 

                                                                                                                                                                   66.

она расползлась  как лягушка на постели, а потом  при воздухе  она тянула во внутрь до отказа  и сама собой набралась энергичных сил возможностей которые ее заставили чувствовать хорошо. Она пожелала такое желание чтобы ходить ногами я ею руководил ей не разрешал, но ее желание ей далось и вот с великим трудом пришлось мне физически ее поставить на ноги так же  как я ставил Бочарову, это не исцеление было в комнате ей стоять на своих ногах, они с трудом стояли и трусились до невозможности. После такого как она одно время не ходила, ноги так они  робели себя держать, а во внутренность я дал сознательно воздух для того чтобы легкие себя держали зонтиком, об этом я хорошо знал, что воздух помогает всему - создать здоровье, раз я взялся за это дело, должен довести до конца. Этого мало что в доме она заставила себя стоять, это сдвиги  у не большие для этой больной, она стоит и легко чувствует, не смеется стоит, ее улыбка заставляет себя чувствовать так как она получила себе  здоровье.  Я ее заставляю просьбой чтобы она все делала чего я скажу, я ее попросил чтобы она подняла с помощью воздуха крепко тянуть во внутрь свою левую ногу, а куда поставить это не ее дело. Она подняла ногу, нога брызнула вперед как какая-то живая рыба, так же мы вдвоем подняли правую ногу, она тоже брызнула, не так уже как левая себя заставила. Наши ноги стали с помощью моих рук ходить по полу, она движется очень медленно, я ее стал выводить на улицу где было сыро это для ног было хорошо, больше току для таких ног, я ей говорил об этом, люди соседи на это дело смотрели и удивлялись с этого дела. Я тоже на них смотрел и хотелось мне этим делом похвалиться, наша больная ходит и руками работает, она с великой  радостью на себе за это  что она ходит из-за моих рук. Она мне не находила  за эти качества не могла сосредоточиться, и вздумать такое слово чтобы меня за это поблагодарить. У ней все тело радовалось с такого легкого и полезного лечения, оно делалось на славу всех больных, если мы как больные не будем делать ничего для того чтобы сделаться здоровыми, нас заклюют мухи, это ведь природа она такая для нас хорошая стала служить одной пользой, , враг т.е. болезнь ушла не известно куда от нашей больной за ее на ней физическое дело, если бы меня  врачи не послали за это в Сватово, она бы вечно лежала в койке. Я тогда еще таких способностей не имел, чтобы без своего физического состояния не вмешиваться до больного тела, она сама ничего бы не сделала без моего участия, я ей как здоровой женщине говорю, знаешь что, она меня как  хорошего человека слушала и старалась все свои силы положить для этого дела, что я ей  скажу она выполняла, особенно она в себя тянула воздух, чем и за-

 

                                                                                                                                                                     67.

ставила вернуть свое прежнее здоровье. Это не все, я больным говорю, чтобы они знали за меня для чего я пришел, или меня родила для этого природа, чтобы мы больше со своими болезнями не стогли в тех местах, откуда пришлось с большим трудом поднять этого человека, кто уже готовит своим дочкам кушать, они пошли на работу утром рано, я ей пожелал хорошего в ее комнате, а сам ушел, прихожу в двенадцать часов дня, на это все расходовал всего время шесть часов, как больная уже работает. Нужно было ехать в Сватово, напрасно я от этого дела отказался, ведь это не все еще с врачами, они на меня нагрянут со своими делами, у них для этого существует психиатрия, она мастерица сделать со здорового человека больного, но мне она ничего не сделает кроме как только сама ошибется со своими силами. Она провалится нелегально, она когда-то умрет, а в нелегальности все человечество помирает, оно не может жить чтобы не болеть, делают на это все старые и гнилые привычки, улыбается наш Федор за своим сапожническим столом, а сам шилом колупает для шпилек дырочки, ставит деревянный гвоздь и по нем ударяет, это он прибивает к туфлю подошву, спрашивает у меня сквозь свои белые украинские зубы, ну шо ты похвались сделал, а я ему только сказал: ходит, он мне не поверил, тогда он сейчас живой человек живет со своей второй женой в Сулине на Юрнином Куту, не стал со мною разговаривать, сам как к знакомой побежал. Он не знал своему зятю чего в словах сказать, там он много не сидел, сейчас же вернулся он этого места, заходит с ужасом мне в лицо говорит: ты что Господь? Я ему говорю, я русский человек знаешь ты где я родился в какой кацапской деревне, ты был у меня на нашей свадьбе, меня зовут Паршек, он засмеялся и тут же сказал, чтобы я был его слову доволен, тебя нужно посадить в эти условия за то что ты делаешь  всей медицине новые пути, сидеть не приходится, чтобы ждать кого-то на своем месте, где тебе поручили, врач имеет себе кабинет он для этого оборудован всеми особенностями для того чтобы принять свежего больного. Если он заслуживает без всякой коечки ходить, ему врач прописывает рецепт и дает на дом лекарства чтобы им пользоваться, и этим самым больного лечить, а если уже на ногах не ходишь, то тогда положат в койку и там на этом больном будут все врачи сидеть, даже вмешивается простая нянечка и та играет роль чтобы больная от туда ненормально уходила, это ведь больница, не дом если выздоровеешь то попадешь опять назад радостью опять домой, если здоровье захворает раньше люди были не такие, да они и сейчас есть в капиталистических странах, а у меня  говорю я шурину, Федя никакого искусства нет, есть все естественного характера,                                                                    

                                     

                                                                                                        68.

от самой земли лежит это богатство, и до самой вселенной нет конца и краю. Мы все от нее возьмем если только будем рыться в природе, так, как мне не приходится не жалеть свое тело а заставлять его чтобы оно работало так как это требуется, сейчас дайте мне что есть покушать я Федору говорю, а Маруся приготовила для такого человека как я тогда для них сделал что нужно, приглашает меня пожалуйста чтобы я сел и кушал только, сколько влезет. Я кушаю, а мне делает нотацию шурин, чтобы я не останавливался перед организацией, посылает меня чтобы я пошел в горсовет, а он у нас находится в этом году в новом доме на втором этаже здравотдел, администрирует тов. Иванов однофамилец коммунист парень, разбирается как сам знает, где тут до команды если нужно будет делать. Дело так кузнеца, он говорит тогда железо куй когда оно будет белое. А когда остынет то не убьешь молотком. Так и это дело сейчас оно ведь новое найдено мною, хочу передать жизнерадостное во всем легкое лечение. Это есть само лечение. Я скоро прискакал разумши и к горкому т.е. там же и горсовет был в Луганске. Когда  это я здесь обитал, часто по этому переулку возил уголь через железную дорогу, брал деньги в Белой и продавал тоже за деньги, мне этот город только поставил на ноги я только здесь водку николаевскую добывал сколько никто не мог добыть, с чего я и зажил в крестьянстве. Это было мое кипучее тогда время. А сейчас я иду не по тем следам, я пошел по нужным следам, вот иду до заведующего здравотдела, а что он мне скажет по части моего дела, культпромом был тов. Иванов, он же врачами всеми заведовал. Когда я попросился у него чтобы он мне разрешил войти в его кабинет, он не возразил моему серому приходу, я зашел сейчас стал ему рисовать новое, он меня долго слушал не задавал мне даже вопросов, все то, что нужно для больного человека. Через свой язык Иванову внес свое предложение, он мне, как шахтеру, задает вопрос наболевший, о переломе какой-либо кости, я ему сказал что еще мало я для этого сделал, но считаю что все возможно это из-за работы своей, сидеть не приходится, тяни сюда врачей, я ему говорю. Он пошел на мое все навстречу стал меня слушать, посходилися все луганские врачи и был в здравотделе заведующий всех врачей Иванов, он этой группой распоряжался, со мною за всевозможные штуки говорили как я эту больную смог поднять на ноги, если все врачи от этого человека отказались, в этом была медицина безсильна, я их заставил всех на меня выразиться о том, якобы  я был в то время псих, и хотели положить в их Луганскую больницу для исследования. Я тогда-то ушел от них          

 

                                                                                                       69.

и не стал слова  портить в своем родном городе,  только бросил шурину его одежду. А моя одежда лежала охранялась батюшкой в Новочеркасске. Мое дело напрямик брать путь, чтобы попасть на Сорокины рудники, через церковное село верст 25 надо пешки шпарить. И вот я бегу всеми силами напряг на свое здоровие . Оно меня  заставляло разглядывать по сторонам. Да ничего ты не поделаешь в этих добрых людях, кто это  время  на самолетах обучались. Был  по пути  моего прохода  аэродром специально учкбный, а на дороге стоят красные флажки, чтобы опасаться от частичной катастрофы. Я не побоялся по этому полю. Прошел благополучно а самолеты вверху рычат своими моторами. Самое главное моя задача была поставленная, если это правильно иду я по этой пути, то этот самолет который отделился от всех он должен сесть неподалеку от моих ног. А время как раз приближалось к полудню, надо было спешить чтобы попасть при видну. Я на этот счет раз сказал то обязательно буду в том месте во время. Так оно и получилось, смотрю на этот самолет быстрый ему что-то помешало, для моей мысли совершилось, самолет сел. А у самого радость не радость и слова не слова.  Все думал об этом деле, совершается вот видите какое дело. Не быть в этой  больнице мне а и зачем я там надо.  Пусть там лежат больные люди, им надо койку, а мне их уход не надо лишь потому что я сам ухаживаю за многими. Так и получилось сам самолет недалеко сел, хоть с ними разговаривай. Я тогда очень крепко спешил не считался с дорогой. Брал напрямик как сорока всегда прямо летает только дома не бывает, а я всегда попадаю. Неотрывно за свою семью думаю еже минутно. Мое доброе дело ее обеспечить а сейчас сказал жене Уляше, продавай все нажитое мною, придет время все  наживется, то будет, чего никогда ты не видала, она меня правда не с сердцем ругала, но побуркивала, как на своего мужа. А я сейчас бегу в церковных полях да посматриваю на идущие по над землею, для меня все даже и птицы поднимаются и свои песни такта поют, мне весело по этому воздуху идти. Нужно кой когда глянуть под ноги, а то ведь можно скалечиться. А мне моя мать говорила природа языком, если бы ты не был для меня другом, я бы тебя не любила и недаром тебя я топила начальством, это ты один у меня счастливец что идешь по моей дороге, я радуюсь тобою и заступаюсь крепко за тебя везде и всюду не дам в обиду. Но нужно научиться для того чтобы творить своим телом чудеса. Я же Самородок она мне сказала меня присвоила к себе, то будешь делать чего я захочу. Но чтобы плохого никто на тебя не нагрянет а всегда под твои ноги будет ковер. Я как мальчик по ней труском бегу по бездорожью. Не такие в природе проходил дела. А это церковные горы, я

                                                                                                                                                                     70.

уже спускаюсь в ее родное село Церковное. Меня встречают и провожают на станцию Синельниково, я скоро по этому свалу поднялся и тут же возле депо перешел на ту сторону ж.дороги, от кудова распокладались шахты. Я перевалился через бугорок вот тебе тут и рудник Сорокин. Когда это я здесь работал вместе с отцом в уклоне били штырки для вентиляции, без всякого света, втемную. А вода так под ногами была а почему она была теплая для меня тогда я помню это время хорошо. Пока за это по дороге подумал да помыслил, вновь представлено слава вот тебе и казарма та, где я раньше жил живет моей супруги сестра одна и другая, Шура и Хима со своими мужьями и с детками я им зять такой не нужен был, а нужно бежать от них. А они со мною считались, я их не обижал а всегда старался чем умею, помочь, мои неотрывные дела, от этого было всегда у меня мое сердце с душою не такое как у всех, природа все наделала мне этого заслужить от ней, и сестра как родные для меня были, они не знали как встретить меня, я им рассказывал всю правду, которая меня встретила, я не мог равнодушно смотреть на все это. Мой дядя Сидор Полехин так когда-то мне говорил если бы можно было я бы кулаком любого человека перебил пополам, так бы мне нужно похвалиться но я кулаком не бил по столу и не доказывал, а был в надежде на природу, она всех окутает придет время, я для ней пахну а все для ней воняют своим кровожадным поступком. За что же меня будет судить народ если я новатор своего дела то несу всем чего будет надо. Мое здоровье, оно им будет надо, вот какие дела перед мною. Побыл немного, поночевал у Саши, наутро встал и пошел через Прошекову. Я там пробежался по ней где когда это приходилось с мужиками дружить, я возил к ним подошву из Алчевска. Брал у евреев и в этом имел прибыль это такое было дело, меня они выручали. Я скоро через ее и Варваровку перебежал, сам старался плоды свои проверить, на Евдокии Бочаровой, как она теперь ходит. Я все силы клал по бездорожью, старался обязательно попасть к ней. И все же прибежал, захожу во двор, она бедненькая, ходит в валенках, я спугался с ее поступка у нея спросил за ее фасон. Она мне говорит, старается себя оправдать называет меня сваточек. Нам же передали о том, якобы вы в поликлиннике повыбивали окна, и тебя забрали и погнали в Сватово. Тяжело приходилось слушать такие слова. Значит волна бьет во все  берега правильно по природе. Для того чтобы этому делу быть. Я же человек живой, попростился со свахой, ей пожелал всего хорошего и здоровие не такое оно давалось вперед, а ее упущение было самой, ноги такие не будут как оне были. Я спешил на Красную

                                                                                                                                                                      71.

Могилу к поезду который ходил через Зверево Тбилиси-Харьков №61-62 товар пассажирский. Он меня довез до Новочеркасска я приехал за своею одеждой к батюшке. А этот день у батюшки привидение оне встали смотрят небывало на свои ворота, а их без всякой умелости чтобы отворить, а оне сами отворились по их не доразумению бог их наказал, оне вспоминали про меня и стали мою одежду везти к моей жене, а она уже знала, где я нахожусь. Матушка сама повезла и горем ихним хвалится. А я вот тут как тут нагрянул, меня встретил батюшка с нехорошими словами. Он считал меня на этот счет  критику совсем не ту, которая следовала для меня. Я долго там не распотякивал бросился вслед за матушкой домой, я соскучился по своей семье и своих детях их мне было жаль, но ничего ты не поделаешь с таким делом. Так оно и быть, как и завязалось. Проезжаю так хитро без билета, но нарушение в своей жизни я считал незаконно я проезжал. А матушку я не застал, меня встретило молчание почему то жена не говорит. Я от усталости большой изволил спать, лег себе спокойно спал глубоким сном. А когда поднялся, я почувствовал не то, у меня пол головы обстрижено моей женой и братом. Я вижу неловкое перед собой и стараюсь сам себя поправить, если это начали делать, то уже я говорю, кончайте. Мой голос по своей комнате прозвучал, а брат Илья с улыбкой как комсомолец говорит давно нужно прийти к сознанию, я ему говорю а что я делаю без сознания, он молчит ничего не говорит. А сам взял до делать мою голову, не я ведь был виноват сам суд не допускал до работы, значит народ а раз народ ты ни чего не поделаешь. Вот какие дела были с моей головой. Она же права но идет по своим путям. Давайте мы проследим историю, где хорошее рождалось если ей мешало плохое, а все это делала природа, не угодно что я волос носил, нате стригите а все равно силы были при мне они и останутся. Теперь надо со своими силами собраться и поехать в глубокий Донбасс, туда где я свою молодость проводил, и свое здоровие для этого дела заложил. Я там работал, это тогда, когда свирепствовал хозяин, он всякие штуки устраивал перед темным рабочим человеком, особенно я тогда продавал себя за какую-либо копейку заработок был большой только получали мало, то какие-либо помехи встречались на дороге перед кассой какое-либо недоразумение а появится. Ты получал то чего написано в книжке, работа кустарная тяжелая в шахте, а сейчас я поеду просматривать как люди живут и чем оне занимаются, особенно мой брат жил в Красном Луче и там начальствовал Иван Потапыч Кобзин, он меня к себе в свой дом принял, как племянника старался сохранять в виду моего положения, которое

                                                                                                                                                                   72.

заставило шесть месяцев не работать, с мая месяца по октябрь я проходил по условиям всего Донбасса, особенно жил у Ивана Потапыча  Кобзина, да спасибо нужно сказать

его второй супруге Гаше, также я обходился хорошо с детьми с Мишей, все это заслуживало внимания моей истории их к себе записать, они были помощники моему делу, я у них жил и чудеса свои творил на больных людях, которые обращались ко мне, особенно расскажу за сердечницу Штеровского завода, она просила путевку чтобы поехать в санаторий, и обращалась ко мне что делать. Я ей говорил чтобы она отказалась от путевки лишь потому что за деньги негде не купишь здоровья, и не продашь его, значит нужно легко терять, мы теряем, эта сердечница не согласилась со мной и с моим советом. И так ей санатория не помогла, она скоро сгорела, ходил я по Чистяковским балкам и лазил по горам, все меня заставляло безделье я только этим занимался, пройтись старался попасть в какие-либо условия природы, я однажды пошел на Чистяковские рудники, там жил мой дядя Михаил Егорович работал в базе разных товаров он тоже от меня не отказался, так же меня принял как это полагается через то что его жена Паша получила от меня свое прежнее здоровье в голове, она жила стала так болеть, как мучилась, а сейчас легко стало. По этому всему делу Паша если она приняла то примет и Михаил, за мое хорошее и хозяйка не возражала с мною встречаться. Она знахарка себя считала но голова у ней беспрестанно болит. Она обратилась до меня с просьбой чтобы я ей помог как  лекарше. Я ей преподнес свою местность своего города назвался чтобы она поехала туда и на балке Кочетовке есть два колодца один маленький а другой большой. Течет с под каменя вода ей надо набрать и привести себя, что надо будет сделать чтобы моя семья знала где я есть. Она не поехала а я все же не посмотрел на это все, ей дал здоровие из-за Михаила а то она не заслуживает. Этим делом я не переставал а двигался с места в другое. Никому ничего не думал даже говорить по этой части что это будет, а мне не верили и не хотели чтобы я этим занимался или я так ходил. По этой местности я правда и шел в рубашке в серенькой и брюках шевьетовых. Наскочил на  глубокую балку в лесу со мной встрелся один старик. Уже можно сказать отживши совсем, дряхлый заброшенный судьбой весь поразорванный до нитки. Я его обнаружил его бедность и с извинением остановил и повелел ему сбросить всю одежду. Он было задумался не хотел этого делать, да видит перед собою бессилие, стал он мне подчиняться, скинул свою всю одежду, стал совсем голый. Я тогда скидаю из себя рубашку свою и надеваю на него и так же надеваю брюки и пожелал ему

 

                                                                                                                                                                 73.

всего хорошего. Иди мол  по своей дороге да никому не говори об этом. А природа в это время своими лучами как раз солнушко пекло. Я стал не показным моменте думать и предрешать все вопросы изучал которых очень много  и трудно ими похвалиться. Иду и вспоминаю почему-то за нашу Польшу она ведь страна близкая такая. И разрешил вопрос: дай пойду туда пешком сам направляюсь по над электрическими столбами. Они тянулись из Штерстроя в Инаково. Я тоже туда сам и шел и хотелось пройтися покойно через город. Сроду в жизни я здесь не бывал, а сей час приходится свои лапы здесь прокладать. Я не такой как все живущие в этом городе, себя направил пройтися по улице. А в небесах тучи забуровили церквями и спустился вокруг города струею дождь. Природа захотела чтобы все люди от этого прохода скрылись вон по своим халупам. Так оно и получилось, когда я стал к центру подходить откудова взялась такая синяя туча с таким сильным дождем. Стала спускать свои фонтаны да обсвечивать молнию да бить крепко грозой. Я в эту минуту просился чтобы меня это дело прибрало, т.е. убило. А мое тело дало разум зайти за город и вспомнить про все неправильное куда я шел. Умственно в нашей стране надо будет научиться  как будет надо жить чтобы не простуживаться и не болеть, этого мало этим окружиться мне. Надо научиться как предотвратиться от простуд и заболевания здоровому человеку. Вот что ждет наше будущее поколение. А то человек вздумал пойти в Польшу, это не реальность для нас. Только повернул свои силы, где на них взялось солнушко, стало меня слушать. Я не уробел зайти в город в горсовет, и там от большой усталости почему-то стал дремать и уснул на порожках, а до меня подошел один агроном, он толкнул меня я проснулся, смотрю человек не из плохих людей стал меня беспокоить. Я его слушал как человека своего. Он вовлек меня поступком с кем я не мог разобраться, кто в этом деле виноват, я или кто-либо. А жизнь не стояла, проталкивалась вперед и своим чередом неслась, куда такому человеку деваться. Я пробирался опять до Ивана Потапыча и скоро вернулся назад. Иван Потапыч спугался с моего дела совсем я был гол. Зачем я ему был нужен такой человек, кто решался на все идти, но чтобы дрянной мысли не рождалось, а все ждалось с каких-то гор приплывет по воде. А оно уже было на мне только я не мог доказать перед врачами свое сделанное для других. Значит, еще не время. А скоро придет время, шесть месяцев проходят, надо идти работать, а то моя семья переживает. Иван Потапыч дал мне свои брюки и рубашку, чтобы я доехал до дому. Я так и поступил, думаю что же я делаю. Живу в чужих, не чего не продвигаюсь со своим методом. Дай поеду в

                                                                                                                                                                  74.

г. Ростов в редакцию «Молот» до тех ребят кто моему горю поможет как земляку. У меня есть все то что требуется уцепиться. Я развил мысль на тему всю о том, что я развил свою мысль на самолечение. Я излечу любую болезнь. Это была неправда, сам себя человек излечивает при ухаживании над собой. Мое дело давать через руки совет, поэтому меня заставило вернуться для того, что уже заставило время, надо обязательно помочь своей семье. Я шесть месяцев протаскался, не чего не делал а практически исследовал на людях тех, кто обращал внимание на меня. Приехал к дому и узнали за мои качества что я отдал свою одежду, а другую надел для того, чтобы поехать в Ростов на Дону к прокурору чтобы устроиться на работу с помощью его. А у самого душа рвется сходить в газету «Молот», чтобы издательство мне помогло в моем практическом деле. Я договорился с ребятами кто пошел мне на встречу стал помогать, выделили человека для того чтобы пойти в облздравотдел до управляющего тов. Донских. Он тогда был хозяин области, я добился с этим представителем моментального приема тов. Донских, он нас принял, мы как  представители сидим у него на стульях, ко мне обращается после сказанных слов представителем редакции «Молот» тов. Донских, я слушаю Донского, он у меня спрашивает, как ты лечишь людей. Я на его вопрос отвечаю: очень просто, прежде чем лечить людей нужно научиться, а когда умеешь лечить, то для этого нужна практика, а прежде чем лечить тот или другой орган, нужно научиться как выучили сами себя врачи, а я не врач и не знахарь человек закаленный из своей работы. Взял все из своих опытов, для меня хоть какая болезнь, я не изучаю на человеке уже прошедшую болезнь. Для меня лишь бы человек какой бы он не был, это его силы. Он в процессе своей жизни потерял здоровье, а в процессе ухаживания он себя излечил, это всему дело сам больной. А мы все кто научился помогать искусственно или какой-либо молитвой божьего слова, мое совсем не то, которое есть у меня. Оно не такого характера как у во всех есть. У меня живое естественное совсем природное Воздух, Вода да Земля. Все то что требуется человеку живому, то что имели все оно умерло, а теперь новое и живое естественное оно не когда на мне неумираемое. Если оно не получает простуд и заболевания, что оно может получить. Из этого только хорошие качества, оне ведь на людях долго живут и продолжают. Тогда-то мне тов. Донских пожелал всего хорошего. Ехать в колхозы и там лечить своим умением. Я в здравотделе со своим провалился, не доказался да замазался своими руками перед наукой. А редакция за это дело посчитала меня больным.

                                                                                                                                                               75.

Читатель, милый мой друг, ругай меня смело за то что я не доказал перед наукой за мое не умение. Надо будет сперва научиться говорить, а потом с такими людями разговаривать, это не врачи, законники своей науки. А тут можно сказать я совсем безграмотный, что это мне дает моя писанина, да ничего подобного я сбился с правильной пути, уже ведь шесть месяцев не работаю. Это спасибо надо сказать Донбассу, что он меня полюбил по старинке о том что я есть шахтер, друг по его жизни. Когда-то приходилось по молодости борнижать из-за своего не знания. Так вот теперь стоит перед мною вопрос, как перед игроком в жизни. Из вас читателей никто в карты не играл? Время убить для интересу игрок не садится проигрывать, а игрок садится обязательно выигрывать. Так и с этим делом завязалося. Сроду в моей жизни не было этого. Чтобы я оказался на что-либо полезный. Я решился от этого всего отказаться дорогой мой читатель. Не пробьешь брешь дюже старая наука, очень крепко пищит. Она ведь из народа существует, эта медицина, из их опытов научилась помогать не болезни, а больному, крепко со своим законным делом держутся, куда этому мне такому мужику колхознику, кто тогда как Гегель ходил в таком  френчику, это была моя фасонная тогда жизнь, я очень ее любил, чтобы перед народом крепко похвалиться, как вот я хвалился одно время своею нажившею как водою идеею. Она меня обдурила, заставила ходить в таком виде в заросшем, вроде ученого человека, я себя предоставлял по части этого дела. А теперь бегу со своим мнением назад, хочу уцепиться где-либо пристроиться  на работу, без которой дальше жизни нет ни какой, только помогает труд в этом деле к чему я сам себя привел. Посмотрите вы сами читатель! Семья, в недовольствиях таких, как это сроду не было перед нею, нет в голове, все перестрою, зачем мне эти представлены самой природой качества, этому честному человеку да еще больному. Я взялся как истец помогать, нет теперь природа не обманешь, я живу на белом свете один раз, а жизнь нужно уловить трудом. А я уже отвык работать, меня разбаловала эта система, я теперь иду шаг за шагом думаю последний раз по этой улице Энгельской, она тянула по моему проходу вниз к вокзалу. Я и шел по правой стороне, не разглядывая по сторонам. А то ведь уже этому быть не миновать, глянул на это большое здание, где помещалась система транспорта со своим отделением, а внизу тогда находилась снабженческая часть, ею руководил директор Алимов. Я на стене увидел написанное от руки тов. Богачевым объявление Рост Орсам. Орс районный приглашает на выезд в зону Невинномысского района уполномоченных по снабжению централизованных сельско-

                                                                                                                                                                   76.

хозяйственных продуктов. Перед мной раскрылось какое-то счастье. Я прочитал это объявление, все сделала моя писанина: она меня выучила практически работать, за что только не возьмусь, обязательно сделаю. Это не хвала, а факты мои жизненные заставили меня зайти к Соколову к оперативному начальнику по снабжению. Он меня как чудака принял к себе на прием, но как задорника письма выгнал вон, за то что я зашел к нему не побритый.  Он у меня спросил ты, мол знаешь куда зашел? Я ему ответил великолепно понимаю, его называю начальником. Он мне стал читать мораль, ты пойди побрейся сперва, а потом приходи будем разговаривать с тобою. Это же не такая организация Соколов сказал, в которой тебе приходится работать лучше ведь транспорта нет, самая богатая система, наш аппарат снабженцы. Я его язык не уклюжий слышал, таких хвалюнов много, вышел да не пошел на вокзал, а повернул до областного прокурора. Чтобы мне поехать до дома без всякого дела опять. А тут правда посчитанные остаются дни до великого праздника - ноября, который ждется пионерами и взрослыми также и старичками, все хотят этот праздник встречать хорошо и весело. Как же я буду встречать, если меня не любит народ, заставляет побриться, это ведь не правда опять философия встречается и начинает меня учить. Дожно надо пойти к прокурору рассказать за всю правду, пусть он послушает а потом может чем-либо поможет. Без хороших людей и плохих не бывает. А прокурор законник, он меня может чему-то научит хорошему, оне любят честность и ее за собой сохраняют. А я добиваюсь ее, а меня не признают, что мне делать теперь, ведь работа спасает человека. А меня не берут из-за моего честного волоса. Соколов был прав своему начальствующему делу, он себя посчитал таким начальником как когда-то это себя заставил быть Каганович одного пациента специалиста принимал небритого, тоже послал побриться. Значит такой закон на транспорте. А я как-то привык ходить в бороде не бритой, она мне не мешает. Иду я по дороге и думаю, а думка мне говорит на ухо: как скажет прокурор, скажет побриться, придется расстаться с бородой и волосами. Я же человек не к тому иду к чему все уполномоченные привели, которых Рос рай Орс посылал на эту работу, а оне оказались проходимцы пьяницы, жулики и ушли без вести, не знают их судьбы. Не боюсь не кого даже не прошу в этом, чтобы он в этом помог мне. Иду и надеюсь на подготовленные свои силы. Я тоже этому делу есть семьянин хоть немного, не думал за советскую власть. Хотя и не партийный, хочу служить народу. Честно хочу работать и умело. Дак почему же Соколов не стал со мною говорить, Прихожу я в прокуратуру где очень было много стогнущих

                                                                                                                                                                 77.

лиц. Прокуроры ждали к себе посетителей с жалобами, как я пришел, ищу себе тоже помощь. Мне порекомендовали пройти к Кузьмину. Он меня впервые со своим понятием признал. Долго и со вниманием прослушал меня, а я ему обрисовал свою психиатрическую жизнь, дошел до сознанья Соколова, а он меня отказался брать на работу. Я стал просить прокурора Кузьмина чтобы он за меня поручился как прокурор.  Нашему прокурору пришло на ум должно природа помогла взять на себя инициативу прокурорскую и начать по телефону говорить с Соколовым. Берет в руки трубку и приклоняет ее к уху  вызывает по номеру, просит чтобы ему переговорная дала снабженческий аппарат Рос рай Орс отделение ж. дорог им. Ворошилова т. Соколова. А Соколов в телефоне слушает как ему как начальнику  Кузьмин говорит: это вам Кузьмин говорит, дает свою рекомендацию чтобы этого человека, т.е. меня Иванова взяли на работу к себе в аппарат. Что можно сказать этому человеку только он от меня получил мою благодарность, спасибо я ему сказал и оставил в покое. Я не шел, а бежал быстро со слезами, не зная что делать и кому чего сказать, как мне надоело скитаться без всякого дела. Денег ни копейки, что хочешь, то и делай, хоть иди да воруй чего-либо. Это не моя функция была на мне тогда. А у самого еще паспорт не снятый в Армовире в Ц.Р.К. Надо туда по закону ехать и вот разбился, бежал до Соколова что он теперь скажет. Хотелось узнать а то может быть такой буквоед, не дай бог. Я их немало у себя провел этих соколовых оне же такие как и другие для Иванова, а Соколов в стуле, а Иванов еще в воздухе. Но мысль его думает о работе он уже мечтает не за лечение а за работу.  Свое изложено народом, трезво все принимал и аккуратно разговаривал с Соколовым. А ехать приходилось в Армовир без копейки, на буферах я ехал не дай бог никому такого переживания, как я в то время имел свои шаги и все же я приехал в этой конный двор, меня как запропавшего считали, долго я у них не бывал, худой я стал, ко мне все отнеслись хорошо. Но только у самого на душе одно, за что меня выгнал отсюдова Нечаев, он за 24 часа уволил меня с производства.  Я с тех пор не опомнюсь, спасибо надо сказать ребятам, оне мою честность знали хорошо, меня поддержали в пище, во дворе варили да кормили. Я был в кухне, я там почти неделю жил вот все к празднику готовятся. А я сажусь в поезд пассажирский, еду без всякого билета до Ростова, меня никто не беспокоит. А Соколов меня как зарученного ждет. Уже решили меня послать в зону в Невинномысск я поеду. Соколов уже не Соколов, а милый друг по работе.

Я нахожусь сейчас в Ростове н/д через кого уйма народу проезжает,

 

                                                                                                                                                                  78.

когда едут на курорты. С Москвы с Ленинграда с Минска с Киева т.е. из всех концов севера. Также и пригородных поездов очень много проходит и проходят в Ростов, в ком вокзал есть одна душа - ресторан, парикмахерская дежурит день и ночь, молодятся люди. Есть медпункт, зал ожидания, есть матери ребенка комната и для отдыха. И блюстительница порядка. Особенно я теперь вышел на площадь и смотрю в его лицо как наши люди убрали обставленными портретами, есть много флагов. Это все построено для Октября, на площадь приходят трамваи троллейбусы, оне возят взад и вперед пассажиров и также развозят население по работам и домам. В Ростове есть Сельмаш выпускает большое количество комбайнов и также сельскохозяйственный инвентарь, Аксайский завод фабрика Микояна чего-то не каждая организация готовится коллективно в 1934 году встречать и встречают этот праздник все семьи нашего села. А я какой человек, хожу взад и вперед, не имею права поехать к своей семье нет за что. Спасибо надо сказать за то, что меня прикрепили к столовой кондукторской и кормят меня без денег, под заработок. Все это на моем сердце не так делалось как делается в наших во всех Русских национальных людях, все со своими близкими поднимают тост и хотят при таких обстоятельствах хорошо жить, разве я бы не пожил со своею женою и детьми, оне тоже сидят за столом и ведут разговор об своем родном папе, не так как все  по-иному с обидой на меня что я такой зародился для них, им ихнюю голову закрутил, оне находятся в такое время без своего отца и мужа. Я переживаю хожу взад и вперед только сегодня, когда все люди идут колонами демонстрируют по улицам города, а я бедный сейчас живу еле-еле подают чашку борща да какой-либо каши и стакан чаю. Много раз еще подумал вернуться назад, тогда когда жилося хорошо, долго и крепко помнится этот день. Но плохое и не хочется вспоминать. Так и за Ростов город все время по над ним река Дон течет и где лодочки стоят, ловят рыбу а колхозы ловят сетями, закладаются всеми богатствами в природе, она дает на полях урожай. А мне надо жить очень плохо, через свою идею об ней надо забывать. В Ростове я провел 18 годовщину Октября, такого переживания никому не желаю иметь и все же я пережил, дождался того часу, когда меня вызвали на финансовую комиссию по части того что я умею крутить колесо в коммерции, это было не так мне отвечать как я уже был ими, т.е. комиссиею принят. А директора Алимова не было. Тогда он появлялся как хозяин Рос рай Орса меня к себе вызывает как подчиненного. Я чем идти прежде подготовился к нему, чтобы без всякого промаха ответить пришлось. Он мне по моей просьбе дозволил

                                                                                                                          79.

зайти в его кабинет, усадил меня в стуло спросил у меня, ты мол умеешь концы хоронить или нет. Я ему без воздержания ответил. Я набрался смелости, ему отвечаю, если бы я не умел этого делать, я бы сроду за это дело не брался. После чего наш Алимов стал говорить по закону со мною. Он меня понял, как коммерсанта своего парня, только через прокурора я был принятый. А мне не приходилось за свое прошедшее отчитываться. Я дрался за свой труд и кого я крепко любил и забыть не могу. А мне говорит Алимов: вся связь должна быть со мною, езжай и действуй как это будет надо. Мне выписывается командировочная и билет бесплатный. Выдали деньги. Я чем ехать на место своей работы, я приехал к семье домой.  Как же рады этому, работу получил хвалюсь и дома-то стало весело после этого, говорится об одном хорошем. Делать было дома долго нет чего, я  стремился ехать в Невинномысский район. Где будет моя зона, еду и думаю какая она будет ли богатая ли или нет. Кажется будет ничего, приехал, по пути на языке все нашел, как с председателем говорить умел райисполкома с Савиновым, он мне открыл карты, где ими играть. Я остановился  в сельсовете Овечкино, и тут же станция Овечкино, станция заслуживает внимания для моего дела, я на второй день еду свою зону изучать, по хуторам, селам и коммунам где мне пришлось знакомиться как с хозяйствами, кому я стал с первого дня помощником в человеческой жизни. Я зашел в коммуну, в хозяйство которое причиталось моей зоне, она меня встретила как впервые должно хотела, чтобы я был у них по приглашению самого члена правления к себе в дом, он хотел меня угостить как человека, я не отказался пришел в его дом, а дом вообще у него был однокомнатный, и тот с земляным полом да сенцы были впереди, я их прошел, только открыли двери хаты, и их вслед закрыли а на правую сторону была русская печь и сбоку стояла грубка, я смотрел на печи что-то ворочается вроде как человек, я у хозяина спросил а что это мол за такая штука в шубе шухарит? Он мне стал рассказывать как за родную мать свою, она мол, болеет вот уже много время, ее бъет малярия, т. е. лихорадка у ней. Стоп, думаю я, вот и клад мой, вспоминаю Донского управляющего облздравотдела это мои качества лежат, еще не чего не сделано по части заготовок с этого уже начал я думал и умело заниматься, сей час же сказал сыну : ваша же мать больше болеть не будет ихняя радость. Я стал мамашу беспокоить, она там закопалась в своих пол дюжины на ногах  чулках и все ей холодно да больно трусит эта лихорадка. Оне мне сказали на мое беспокойство, я ей говорю вставайте, поднимайтесь. А невестушку жену мужа этой матери сына попросил

                                                                                                                                                                      80.

чтобы она приготовила холодной воды в тазик, в чем же дело? Ему потребовалась вода, не думает ли скалечить совсем больную так можно подумать и сказать нельзя человек с Ростова видно со стороны, надо верить мне. А мать насилком стащили с печи и усадил ее в стуло, сейчас же стал скидать и чулки, не угадал, всего пол десятка. Я скинул четыре пары, она заколела вот сейчас будет помирать. Я ей говорю, не бойся, мам, я ведь знаю что делаю. Взял холодной водой промыл ея ноги по колени, т.е. пробудил тело. Она почувствовала как не когда ей стало легше. Я ее послал чистыми ногами на двор. Чтобы она ухватила там через гортань до отказу воздуха и попросила меня, как учителя: Учитель, дай мне мол здоровие. Она оттудова ворачивается быстро, это минута дела, сей час же стала  благодарить и говорит откудова ты милый человек взялся тебя мой детка, все заслуги. Стала сама потом готовить яичницу с салом. Это она готовит и улыбается: чудеса, ты ли Господи. Эта спичка в коробке зажглась для моего дела. А ведь это население, в ком все человечество живет в атмосфере одного климата. Они только научили сами себя от проходящей природы брать существование, а чтобы с этого всего была польза, люди этого не видали и не знали где это берется что одно время мешает их жизни, а другое дает прибыль, они считали это все дает труд, необходимость, которая заставила встречать время, оно идет между нами нет конца и края, жмет со всех сторон нашу землю, а мы же прикрепленные к ней, как клещуки к коре. Нам без земли жизни нашим ногам нет, поэтому мы здесь за нашу природу которая дает все возможные штуки, ежеминутно себя меняет, даже и урожайность меняется, но что бы сменилась в этом направлении наша вечно умирающая жизнь, мы этого в природе не искали, да и зачем это все нам, если мы родились для того все дельцы сказали чтобы умереть, и так умереть без всякого возврата. А вы же сами знаете, что в природе нечего даром не пропадает, а живет без конца и края, так и это ядрышко, оно там где-то далеко от нас находится, от наших телов, но свои силы проявляет в атмосферном явлении. Может нас всех живущих на белом свете со своими силами посадить язвочку если мы знаем что наше тело получило от природы какое-то чувство не хорошее, оно ведь пришло не в естество, а в искусство в неприятный запах, который мы сами создали, для того что бы нам лично было хорошо, а раз хорошо будет нам не нужно нечего, но из этого всего хорошего жизни нет, мы не можем и не научили себя сами предвращать от этого всего, а только можем крепко и крепко нам мешает природа. Она не дает всем жить, лишь потому что между нами всеми живущими людьми и природою

 

Набрала 31.01.01 Кравченко И.В.

                                                                                                                                 81.

нет договоренности чтобы дружить. Оно одно, а нужно все условия природные любить, вот что будет нужно человеку, изжить от себя его капризы. Для матери природы я этот каприз изучил, не обижаюсь на  человеческую обиду, а кладу на природу, она нас зародила всех до одного, только в духе любви не воспитала. У нас все есть, но нет к природе любви, мы ее качества не любим и не хочем на них так равнодушно смотреть, а на стол, на разные сладости, на разные привычки мы на них смотрим с великою радостью, крепко и жадно употребляем. Не  знаю зачем меня природа родила, она мне эту точку показывает и говорит нам всем вслух, сколько бы вы не лезли и не дрались на мою высокую гору, я вам всем место во время найду, это же я природа родила с вашим лично поступком, и вам уберу. У меня силы на это есть через ваше незнание, только вот я  в природе научился ее любить, все мои на человеке есть болезни, они для меня не что, поэтому я сейчас нахожусь в зоне. Мне в Осиновой пред. колхоза дал в мое распоряжение амбар, для того чтобы я готовил продукцию рабочим, я на горизонте хожу и езжу по всем причитающим мне хуторам, пою песни, мне помогают петь сами колхозники, как я раньше пел при молодости, житье-бытье да жизнь-горе солдатское. Так и нашим колхозникам на белом свете, живи живи, а умереть нужно. Умерать мы научились, жить мы никак не умеем, вот моя пришла задача, с которой я повстречался здесь с этими людьми, они живые, кто-либо остался, знает мою ухватку которая развивалась в волосах моих черных на голове. Я им хотел было горькую воду сделать на сладкую, но у меня эта вещь не увенчалась, я приехал сюда за продуктами в децентрализованном характере заготовить, моя была цель изучить экономику, чем она пахнет а для нас известна для всех местность эта, в которую наша Ростовская орсовская система пробралась, да еще с моим именем, кто узнал хорошо что здесь можно приобрести жирного всего, а тогда это самое требовалось для рабочих, так диктовалось мне Алимовым. Я так и делал как рабочим, покупаю по государственным ценам продукт, не превышая закона. Но пока я приступил к закону и к операции, не раз бывал в Ростове. Прихожу на переговорную заказывать разговор в Ростов мне сей час же дадут но скоро его прекращает через один недостаток чтобы я ехал в Ростов. Меня изучали, а я их изучал, не высылали денег. А время-то  и шло, осень была богатая для моей агитации в колхозах, я обещал много дать продукции транспорту, это я говорил, а сей час буду покупать за деньги. И все же дождался доверили по части открытия в Невинномысском в банке счет. Я устно работаю, а фактов не видать для меня и рабочим. Мой брат в это время прибыл

                                                                                                                              82.

мне как счетовода помогать. Самый меньший. Он мне строил запас. Дела мои начались из зарезанной коровы. Я сам боец и сам распределитель мяса, любую скотинку убью на ходу и разрубаю, это моя работа была мясницкая. Трудностей никаких не было купить сырье, с которого сделать продукцию. Я сумел собрать тонну мяса и выслать в нашу организацию в Ростов. Мне как доборому человеку с председателем делились, Оне не жалели дать пару лошадок для вывозу на станцию Овечкино. Я не знал положения как груз принимается. Я думал, что наш транспорт, без никакого каприза весовщик примет, а оно не то оказалось. Есть на это начальник станции. Он положитель своей руки брать ( или не брать) за стакан водки и закусывать курятиной. На этот счет открылись двери. Стал законно отгружать в адрес Рост оай Орса, все сделал магарыч. Тогда-то я узнал в природе тайну. И стал знакомый со всеми железнодорожниками, мое как по мылу шло, я стал в этом победитель в тылу на фронте. Не считаюся с ногами, хожу взад и вперед, сам не боюсь никого творю чудеса. Что попадется под руки, стараюсь купить больше продуктов и здесь можно приобрести все возможные тела, есть курочки, есть гусыньки и трусаки, и заяц, свинья, и коровы и бык, словом то чего требуется в моей жизни которую я строил для рабочих. Я не все время работаю на рабочих чтобы мой труд поедали, это не польза моя для них, им все равно будет для них мало. А я работал на разложившую больную, проверяю ее, и тех у кого глаза не смотрят через трахому, я ее прогонял так как от меня одна колхозница хутора Балт-фронта, она тогда не смотрела глазами, а пришла чтобы я ей их открыл, она мне сулила горы, я тебе то дам и другое. А когда коснулось мне до ней зайти в гости по пути с братом мы к ней зашли. Она нас покормила в сметане пышками. А когда я сказал за обещанное, за муку, она мне сказала глаза-то смотрят хорошо, спасибо а чтобы дать муки у них стоит карантин, нельзя вывозить с хутора одного килограмма. Я правду не вижу и не видать на других тех кто в жизни своей не излечил бы нигде. А мне стоит назваться, стоит куча мужиков, один из них говорит за свою больную жену, которая страдает язвой. Она бедненькая не в коем случае не пожалела бы ничего за это, лишь бы кто-либо ее вылечил. А муж говорит есть на это все две коровы, одну надо продать путевку чтобы в санаторию послать да кто его знает, поможется ли или нет, а корова-то пропадет. Я эти слова от него услышал, стал ему говорить, его назвал на ты. А ты того попроси, кто может быть и без всякой санатории излечит, он тогда стал меня просить, пожалуйста просит меня он придите к нам. Я ему пообещал прийти, не не сказал когда

                                                                                                                                   83. я приду, сам ушел по своим делам. А он приходит домой и скажи своей супруге о том, что он со мною говорил по части того чтобы его жену выздороветь. Он сказал этот Доктор пообещался прийти, но не сказал когда, так сказал своей жене. А больной нужен я и сей час же на него набросилась жена: что же ты этакой наделал, что человека не пригласил к себе в дом. Я правда задался цели получить обещанное за то что ей помогу в ея здоровии, а мне будет прибыль. Мне будет хорошо, если я брать буду коров, то большое стадо образуется у меня, где я буду пасти и кто будет пасти. Лучше будет для меня если оне будут ухаживать за ними сами, а  для меня легше. Мне надо будет слова, я прием делаю на квартире у железнодорожника у грузчика, у Федора. А ко мне приходит одна торговка на прием, у ней ноги все время кололи колючками. Ей кто-то наговорил что я не принимаю спекулянтов, она задумала меня обмануть, лучше умереть, чем меня обманывать. Так оно и получилось с этой торговкой. Она пришла похвалилась о том что она есть красноармейская сына мать, а она в жизни своей не имела этого. Я ее принял, дал здоровие, она усомнилась о том что это есть грех. Ноги ее перестали ходить, ее заставила совесть обратиться до меня и рассказать за свою правду.  Она зашла в дом, в котором я находился  и говорит: Господи Иисусе, Христе боже, прости меня за то, что она меня обманула, сказала о том что я есть мать одного красноармейца. Я она говорит, спекулянтка. Ты обманула и будешь наказанная своей судьбой. Ноги сейчас же стали у ней колоть, как оне ломили до этого.

И вот я собрался пойти до той женщины за которую шла речь за корову, болела она язвой не кушала ничего плохого. Я иду по дороге знал, где оне живут, только стал я доходить а соседи увидели, скорей побежали к ним, стали рисовать картину моего прихода к ним. В доме пошла работа подметать земельный пол, как раз в мой заход  в дом и сор под ноги метут. Я говорю встречают с сором, как будут провожать. Не знаю говорит сама хозяйка хорошо. Но раз хорошо, то будет и здоровие хорошее, я сам поздоровался с ними сказал здравствуйте. Мне сама больная ответила, сказала сквозь зубы здраствуйте, но я здесь уже разложился со своею и сториею, что знал по этой части, это мое дело с мухи развить слона, так и я перед больной. Очень много говорил и также принимался делать физически, но все же больная получила себе здоровие, стала то есть, чего будет надо. Раз оно хорошо, то на хорошее не может сказать плохое. Хорошо, я ей говорю, она отвечает да, мол хорошо и легко, то тогда я призываю к себе мужа того кто обещал корову продать, но боял-

                                                                                                                                   84.

ся чтобы она не пропала даром. Он подходит до меня слушает меня, я ему рисую свою картину. У него спросил, ну как дело, он мне говорит жена мне говорит о том что ей хорошо, вылечилась, Значит я у него спрашиваю хорошо, он отвечает да хорошо. Я им говорю, ну давайте мне корову. А им она жаль стала, выделили мне сто рублей. Я их не взял лишь потому что оне мне не нужны, оне мне не помогут, а больше заставят за них крепко думать, я от них ушел. Я был тогда в Невинномысском прочитал газету о том, что враги народа убили Кирова С. и мне из Овечкино по телефону сообщили за отца о том что он умер. Его между нами всеми навеки не стало, его похоронил мой сын Андрей и зять Мишка. Я тут же спустил с рук трубку и не мог ничего никому сказать, через такое случившее в своем сердце горе. Я тут же вспоминаю про хорошее про отца, что он для меня делал хорошее и что делал он плохое. История его смерти запишется в 1934 году 4-го декабря, он был похоронен вместе с Кировым на один день, этот сын мой Андрей убит на войне за освобождение Ростовской области, похоронен за храбрость ему вечная память за о что он мне в моей  жизни зародил все это. Я сей час копаюсь в своей определенной зоне. Не моргаю не на копейку за все то что я в шесть месяцев прожил, за три месяца все я приобрел этой налямной работой. Я покупал так как сумел, на это была любимая договоренность и с хозяином, у меня деньги, у меня и продукт. Я даю жене телеграмму чтобы Уляша из Сулина выезжала ко мне в Овечкино по адресу. Она услышала мой такой голос, что я за них не забыл вспомнил про переживания, чтобы его упразднить. Совсем надо Уляшу убедить  своим богатством за которое приходилось далеко-далеко видеть. Он перед Уляшей виден, она видит все и с собою набирает и едет обратно домой, везет детям продукт, самое главное тогда это было. Теперь моя работа пошла быстрым ходом. Я был доволен всем, но ко мне обратился дежурный со своею просьбою по станции Бондаренко. Он мне часто по отправке помогал, я тогда ходил как и все люди обувши, он мне говорит знаешь что, я его слушал со вниманием, а сам ходил без головного убора, но чудеса творил. До меня ехали со всех сторон, он мне жалится, его мать болеет не ходит ногами 17 лет своими. Это задача не плохая перед мною, беру на себя инициативу, ему ни слова не сказал приду или нет, а сам перед собою поставил вопрос. Если только ч ее излечу эту женщину, она пойдет от моего совета своими ногами, то тогда я даю слово пойти по снегу разувши. История говорила давно за это, но не набиралась к закалке смелости, поэтому я ходил без головного убора, мне давалась возможность ходить без обуви, силы уже подготовленные были в моем

                                                                                                                                85.

мозге. Я должен ходить когда-то босой при любой погоде в природе, но не нашел я кроме того чтобы ходить, а сейчас вот просит опять сам отец этого дежурного, муж больной, он меня умоляет просит хоть посмотреть, а у меня была уже цель заслужить внимания от природы, то чего наметил: ходить босой без обуви так как я хожу без шапки, так буду ходить без обуви в виду того что мне открывает сама природа, она лечит больных и она мне разрешает это право чтобы я ходил без обуви. Иду я к этой больной, она меня ждала, а я, как только зашел, в дом, как это полагается поступил с ними со всеми, поздоровался, говорю здравствуйте! Они мне не сумели ответить как я надумал, эти костыли их закинуть на потолок, оне мне ответили тоже здравствуйте, я стал просить хозяина, чтобы он взял костыли и закинул их на потолок, так как я надумал, так и сделал сам то что требовалось по моему физическому делу. Для тела я отдал, сам ввел совет и с тем распростился, ну желаю вам хорошего здоровья, поцеловал больную и ушел, немного такого время прошло как мне передают благодарность, эта женщина ходит, а у меня волос стал как у ежика, он чувствовал вину на себе, свое обещание перед природой. Она хотела чтобы я таков сделался, как не было из-за этого человека закаленного. Вначале шапку сбросил, а потом сапоги, правда я сапоги тогда не носил, а носил ботинки шевровые с галошами, так ему и быть ведомо, нужно разуваться, хотя и снег на улице, но пробовать обязательно нужно, не чего не поделаешь, раз сказал значит нужно. Иду в степь обутый, но даром я не ходил а пошел я с целью для того чтобы там в степи разуться чтобы ходить по снегу, чистыми ногами по морозу вышел из коммуны немного прошелся а потом сбросил пошел совсем без обуви, иду впервые, чтобы сказать вредно я не чувствовал, а холод крепко ощущался на моих пальцах, особенно мерз крепко большой палец, неумелое мое хождение по этим условиям. Иду дальше, вот на пути не доходя до станции Овечкино поселок здесь, я в него вошел босой, с меня там крепко засмеялись люди, я сейчас же обулся и перестали смеяться, думаю сам себе говорю в чем тут дело, не понимаю, скоро догадаться я сумел, это они смеялись с моих ног. Это же не я сам заставил ходить так как я пошел, а заставила природа, и у нее все силы и вся возможность все сделать. Я от этого прохода получил великолепное чувство во всем направлении, теперь можно сказать и зафиксировать о том, что я есть доктор, самолечусь и лечу других, не больных а возвращаю назад здоровие прежнее, человеку больному. Тут же скоро меня вызвали в Ростов. Я собираюсь ехать поездом Киевским, сажусь в вагон №5 в купейный, а меня провод

                                                                                                                                  86.

ник туда посадил, где сидел врач в военной форме и молодой человек тоже военный. Я не знал за это все, только тогда я узнал, когда вошел в купе и там расположился. Они меня встретили вежливо тоже, видят, что я работник какой-то организации, я их слушаю слова, они вели разговор за больницу за железнодорожную, за Минводскую. Это был главврач т.Данилов. Он сам себя представил в этом, я к ним привязался тоже в разговорах стал участвовать, меня с моих слов Данилов понял, я со своим методом его заставил слушать, он не отвернулся от моего предложения, признал меня как кустарь-одиночка, а не лекарь я был для него, с ним я был солидарен за то что ему пришлось меня признать. И после длительных разговоров он меня пригласил в свое хозяйство, для того чтобы я у него в палатке в изоляторе излечил больных женщин, на что оказалась медицина беспомощна. Одна женщина с ногами не ходила год, другая женщина с дезинтерией, а третья с параличем. Данилов решился по моим словам пригласить, чтобы я их вылечил. Данилов дал слово заплатить командировочные и написать в журнал «Медработник». Я дал слово ему заглазно, их вылечить, он мне поверил. Мы ехали с ним до Кропоткина, он слез с нашего поезда, ему предстояла пересадка в Краснодар, а я поехал в Ростов, мне пересадки не было. Случайно и стихийно мне попался врач, я это дело сделаю так как я думал сам с собою, мне он поможет продвинуться. Приехал я в Ростов в свой Орс в управление с Богачевым, дело операции связь держу, он меня уважает как трезвого работника, а бухгалтерия все проверяет да считает мне мою работу, чтобы я не зашился. И вот идем в столовую обедать, то, чего я прислал им, для того чтобы они в конторе питались, правда моя продукция трусятина на второе. Я думал что рабочим это все идет, а оно получилось нет, вот в чем было дело – в обмане, меня этим обманывали, но я не терялся.  Мне дают указание, чтобы я поехал в Пятигорск, там свое дело своей зоны сдал как следует, в отдел заготовок, мне как раз на руку выпало ехать через Минеральные воды, а там эта больница железнодорожная недалеко от вокзала.  Я беру командировку и туда еду по делам, но за обещание не забыл, что бы заехать к врачу Данилову. Все свои силы сосредоточил, всю свою волю для того чтобы не провалиться там перед больными, ехал только от Ростова сколько поезд без опоздания должен прийти. Я приехал, сошел на правую сторону была будка весовая, от ней немного пройти тут же недалеко расположена со своими палатками больница железнодорожная, я туда зашел, а нянечки выбегли ко мне, спрашивают у меня, что вам нужно? Я им сказал, мне нужен главврач тов. Данилов,

                                                                                                                              87.

они мне показали хозяйственный двор, немного дальше было, я туда, он со своими подчиненными рассуждает возле колки дров. Я ему себя показал, он от меня не отказался, сейчас обратил внимание, я к нему подхожу, даю ему правую руку, и он так же мне дал, говорит он, это кустарь одиночка.  Я улыбаюсь перед ним, ни слова не говоря с ним жмем руки с приветом. Он бросает все то что делал, и идем мы в больницу, он меня знакомит с дежурным врачом, рассказывает про меня и мою способность, которая выражалась для них полезностью, я познакомился со всеми дневными, персоналом, всей больницы как с врачами, так и с сестрами, и с нянечками. Меня ставят врачом, я надеваю белый халат врачебный, показываю самый крайний изолятор от железной дороги, там лежали те женщины, за кого велась речь с Даниловым. Я беру инициативу на себя о том что лишь бы они согласились моим методом заниматься, за час поставлю на ноги, я сказал, мои силы подсказывали им, что за человек такой, говорят все, а что если правда? Что же будут тогда делать наши врачи? Данилов дал в помощь нянечку мне, как помощника. Я иду к ним с нянечкой, захожу, вижу лежат трупы не поднимающие не как, Я им как больным сказал вежливо с улыбкой и целью здравствуйте! Мне двое сказали здравствуйте, а одна, с параличом даже не посмотрела на меня, зачем я ей буду нужен. Двое эти согласились моим советом заниматься, я та которая молчала, так она и молчит, ни слова мне не сказала. А я у ней спросил, она на меня не смотрела и отвернулась, я взялся вначале за ноги, восстановить по своему распорядку, говорят о том что ревматизм. Я этому диагнозу не верю, беру всего человека, попросил нянечку что бы она мне  принесла в тазике холодной воды из-под крана, я берусь за ноги сейчас же вымыл ей по колени, после чего положил на койку спиной, взялся как и берутся за лоб левой рукой, а правой я соединил большие пальцы в руке и держал столько, сколько мне нужно было, она мои  пальцы услышала на ногах. Я стал тоже чувствовать биение пульсации по телу, значит будет ходить с трудом. Я пошел на воздух, чтобы там набраться сил, и больную заставить тянуть во внутрь воздух я пооткрывал для дезинфекции окна для того чтобы легкие делались зонтом, когда приходилось больной тянуть воздух во внутрь и вызвала ее охота стать на ноги, так оно и получилось. С трудом моих рук больная встала на ноги, а ходить не ходит, еще дожидает моей команды, а что я ей скажу. Она меня слушала, я ее просил, что бы она поднимала свою ногу и бросала куда она прянет, по-моему так оно и получилось, что наша больная заставила сама себя с помощью своей ходить, ходит по палатке, а это видят это

                                                                                                                               88.

дело правда, больная хочет дождаться сама, больная ходит. А эта не причем она, она сразу бъет свою дизентирийную болезнь, ее очень трудно удалить, я только ее заставил на это ощущение посмотреть своими глазами, для того, чтобы обнаружить врага т.е. болезнь и дать воздуха, до отказа тянуть во внутрь. Наша больная дала отпор врагу, вызвала аппетит, попросила кружку молока, тогда когда она некогда не имела права этого делать из-за болезни. Нянечку пришлось послать в столовую на кухню для того что бы больная покушала, а сестры и нянечки узнали за мое лечение и также больные об этом услышали, в то время больные стали меня к себе требовать от врача Кузнецова. Он видит не устойку от больных, скорей вызывает Данилова, что бы он меня убрал с больницы. Я это дело узнал что ропот больных к врачам поступил, я согласился оставить больницу без всякой претензии, извинился и ушел на вокзал для отправки самого себя в Пятигорск, для того что бы  там зону свою принадлежащую сдать, это было дневное время, когда я вернулся обратно то ко мне на вокзале подошла врач больная с язвой, тоже хотела получить здоровья, я ей сказал мой совет был для нее тяжелый, она говорит: я это выполню чего ты скажешь. Я ей велел уборщице отдать свою меховую шубу, она пырхнула и ушла вон подальше. Я распростился с Овечкою, мне  выделили район в Тихорецке в самом городе и все причитающие станции, я там должен подготовить себя к тому что бы заключить договора с колхозами, на получение с колхозов продукции, а самое главное это передо мной стоял базар, работать нужно что бы купить по государственной цене у колхозника животное. Моя така была задача, но я также продолжал ходить в волосе обросший, мне пришлось очень много так поработать над собою в Тихорецке, а самое главное писать о живом естественном человеке, кому я строил преждевременную историю как он должен победить природу и заставить ее служить пользой на человеческое здоровье. Я шел по той пути по которой должен пойти тот человек кого все люди ждали, он им принесет легкую жизнь. Я писал то что и делал вначале этот человек. Я брал лично самого себя и выводил итог, что он будет делать, ему нужно было сбросить все старые гнилые привычки путем своего сознания. Он в начале проживет тридцать пять лет всей жизни, а потом постепенно и осторожно сбросит одежду, ему, т.е. мне, прийдется сбросить вначале шапку с головы, а потом обувь, следом теплую одежду, а потом легкую. Вплоть до трусов. Ему за его сознание природа не будет давать не какого ущерба т.е. заболевания, он получит в себе хорошее, он перед этим не остановится пойдет